— Ни причем. Хадя еще мала, чтобы тормошить папкины карты. Отправишь на Кавказ? В целях воспитания? Как обещал? Не боишься, что и там уйду в загул?
— Закрой свой рот.
— Не могу. Ты не отвечаешь на мои вопросы. Ты все держишь в себе. Я тебе нравлюсь? Почему мы все еще спим в разных комнатах? Так теперь всегда будет? Или что-то изменится? Как дальше жить? Я не изменюсь. Я все такая же импульсивная Аленка, которая думает задним числом, которая потом придумывает достойные ответы, мечтая повернуть время вспять.
— На какой вопрос ответить? Их у тебя тыща в минуту.
— Ты злой?
— Я больше сердит, чем злой. Хотя нет, скорей всего злой.
— Из-за того, что ослушалась?
— Это тоже. Еще меня очень взбесило, что ты обнималась с каким-то парнем.
— Это Рома. Мой бывший.
— Тем более.
— Но тебе не стоит ревновать, он в свое время спас меня от изнасилованья, — встречаемся глазами, Давид даже притормаживает. Хорошо, что сзади никто не едет и возмущенно не сигналит.
— Расскажешь?
— Ничего интересного. Тусовка золотой молодежи, пьяные придурки, доступные девки и случайным ветром оказываюсь в этой компании. С Ромой мы встречались. Несколько парней решили, что я одна из всех. В общем цела и невредима благодаря своему бойфренду, изобразили страстный секс.
— А он был?
— Нет, — облизываю губы. Самое то признаться сейчас в девственности, но меня так некстати накрывает смущение. Только открываю рот, Давид произносит:
— Мы приехали. До дома дойдешь на своих двоих или донести?
— Сама дойдут, трезвая как-никак.
— Прям удивительно, — ехидничает муженек, одариваю его раздраженным взглядом. Мы до квартиры доходим в гробовом молчании.
— Так мне собирать монатки или ссылка откладывается до следующего косяка? — снимаю босоножки, иду в гостиную и оборачиваюсь. Давид кладет ключи, мой клатч на комод, молчит.
— Учти, если ты собираешься меня отослать, взять академку — это дело не одного дня, — иду в сторону комнаты, меня хватают за руку, разворачивают и впиваются жадным поцелуем в губы. Я аж обомлела, потом упираюсь ладонями в грудь Давида. С неохотой отпускает мои губы, смотрит странным взглядом.
— Ты уж определись, казнить нельзя помиловать. Где запятую ставить? — вновь затыкает мой рот, требовательно раздвигая губы своим языком, прижимая к себе. Ммм… Может да ну эту первую брачную ночь… В крови уже достаточно керосина, пожар устроить секундное дело.
— Я…
— Помолчи. Мне очень нравится, когда ты молчишь, и твой рот занят более полезным делом, чем задавать вопросы, — сердце ухает совой, потом нервно бьется об ребра, в итоге оказывается где-то на дне желудка.
— Давид… — прикрываю глаза, когда нежно целует за ушком, скользит губами вниз к шее, целует мои обнаженные плечи. Мамочки, как же волнительно, аж ноги подгибаются. Хватаюсь за его плечи.
— Я кое-что должна тебе сказать.
— Пять дней прошло, — находит молнию сбоку на платье, тянет собачку вниз. Считал значит. Крестиком зачеркивал?
— Да, прошло, но я не по этому поводу, — раз меня раздевают, я тоже тороплюсь расстегивать пуговицы на рубашке.
— Сегодня доминировать буду я, — платье падает на пол, обхватывает ладонями мои груди.
— Я не об этом… — содрогаюсь, когда трогает пальцами соски, втягивая живот. Низ живота начинает наливаться тяжестью, предвкушением. Это, наверное, хорошо… Должно быть не больно… Прикусываю губу, когда его губы втягиваю сосок в рот.
— Давид…
— Боже, Алена, мне нравится с тобой разговаривать, но иногда твоя болтовня просто не уместна, — раздражается, стягивает с себя рубашку, швырнув ее вниз, составив компанию моему платью.
— Я буду держать себя в руках…Наверное… — подходит совсем вплотную, проводит ладонью по волосам. — Я очень давно тебя хочу, — очерчивает губы, смотрит на них темных взглядом.
— Есть один момент…
— Если ты о предохранении, то согласен, с детьми повременим. Все? Вопросов больше нет? Мы можем теперь заняться более интересным делом, чем разговаривать?
— Я девственница! — вот как на духу, на одном дыхание.
— Я не ослышался? — хмурится, к счастью, не шарахается в сторону. — Ты ж…
— Я думала, что уже того, а оказалась, что не того. Я была у врача, она подтвердила мою целостность.
— Хм… — в глазах довольство, смотрит на меня с нежностью, обнимает, прижав к груди. — Вот что мне с тобой делать?
— Холить и лелеять, — а еще любить и на руках носить. Но об этом я молчу. Послушно подставляю свои губы для очередного сладкого поцелуя, трепеща от того, что последует потом.
Мы перемещаемся в спальню Давида. На кровать. Смущенно наблюдаю, как он внимательно меня рассматривает. Я в бюстгальтере, в трусах, а ощущение, что голая. А буду голая, наверное, со стыда сгорю, хотя поздняк гореть, уже назад дороги нет.
Целует. Долго целует, ласково, а рука неторопливо оглаживает мою ногу, поднимается вверх, гладит бока, вновь ползет вниз. Больше нервирует, чем расслабляет. Когда будет то самое? Чего тянет резину?
— Ты меня разденешь? Сам разденешься?
— Ален, всему свое время. И тебя раздену, и себя. Я не хочу, чтобы ты потом шарахалась от одной мысли о сексе, вспоминая неудачный первый раз. Расслабься и просто наслаждайся, — улыбается, дует на сосок, а он такой чувствительный, реагирует на все.
Напрягаюсь, когда трогает меня через трусики. Мой мозг заходится в истерике, сжимаю бедра, его пальцы усиливают нажим. Я выживу? Это единственная мысль мелькает в голове, едва Давид снимает с себя всю одежду. У него довольно пугающих размеров член. Мамочки…
— Если я умру, кремируйте и развейте прах над морем, — бормочу, зажмуривая от страха глаза. Слышу смешок. Смешно ему, а я тут прохожу первую стадию умирания, готовясь ко второй. Вторая наступает вместе с исчезновением на мне нижнего белья. Сейчас можно начинать молиться и просить Бога сильно не казнить за содеянные грехи.
— Спаси и сохрани, — дальше ничего не в силах произнести, да «Отче наш» я наизусть не знаю. Трется членом, покусывая мои соски, я сжимаю свои руки над своей головой. И хочется, и колется.
— Поцелуй меня, — требует мой мучитель, я открываю глаза, тянусь к его губам. Это, наверное, последний шанс надышаться перед смертью. Крик тонет в поцелуе, Давид сжимает мой затылок, не позволяя мне отстраниться от себя. Несколько толчков, у меня начинают гореть губы от не прерывающего поцелуя.
Наконец-то делаю вздох открытым ртом, держит меня все еще за голову, уткнувшись лбом мне в лоб. Глаза закрыты, лицо напряженное, брови сведены. По нему не скажешь, что кайфует.
Боль меня не убила. Я все еще дышу, даже что-то чувствую, но на оргазм из книжек что-то не похоже, в облаках ванили не плыву, а в безграничной благодарности к своему партнеру не пылаю.
Давид открывает глаза, целует поверхностно в губы. Приподнимается, разводит ноги шире. Движениям его становятся резкими, быстрыми, проникает очень глубоко. Морщусь от неприятных ощущений.
Никогда не слышала, чтобы он разговаривал на своем языке. Сейчас слышу что-то непонятное, дышит как-то рвано, взгляд поплывший. На моем животе оказывается шикарный генфонд, миллион несостоявшихся детишек. Не падает рядом бревном, ложится на спину, прикрыв ладонью глаза.
— Это все? — блин, чувствую себя обманутой. — Где мой обещанный оргазм?
— Это только в сказках девственницы получают удовольствие, — убирает руку с глаз, смотрит на меня озабоченно. — Ты как?
— Свершилось великое дело, а мне не понятно.
— Раз иронизируешь, значит все нормально. В душ пойдем вместе или по отдельности? — это намек на продолжение или просто нужно обмыться?
— Лучше поодиночке. Я пока не созрела для совместного душа, — сползаю с кровати. Походка, наверное, со стороны выглядит смехотворной, но я итак стараюсь не охать от каждого шага. В зеркале на меня смотрит я. Ничего во мне не изменилось. Только губы опухшие и соски торчком. В общем тема секса не раскрыта. Обмываюсь, кутаюсь в большое полотенце. Пока Давид принимает душ, я иду в свою комнату, чтобы найти свою самую закрытую и любимую пижаму с Микки-Маусом. Вернувшись назад, муженек мой уже лежит в кровати, встречает меня прищуренным взглядом.
— Я думал, ты сбежала.
— Еще чего. — фыркаю, забираясь под одеяло. — Первый секс не повод спать раздельно, я неделю спала одна, мне хватило, — устраиваюсь поудобнее возле Давида, уткнувшись носом в его предплечье. Пахнет вкусно.
Переворачивается на бок, сгребает меня в охапку, прижимает к груди. Сердце как-то странно у него стучит. Удары пропускает. Надо настоять посетить врача, мне он нужен здоровый и живой, лет на семьдесят.
28
Открываю глаза. Рядом подушка примята, но никого нет. Прикусываю зубами губу, сдерживая в себе разочарование. Мало того, что я так и не увидела небо в алмазах и не рыдала в восторге на плече своего первого мужчины, так еще утром его не оказывается рядом. С… Слышу открывается дверь ванной, оглядываюсь через плечо, матерное слово проглатываю. Ладно, как обычно поспешила с выводами.
— Ты проснулась? — всегда меня этот вопрос добивал. Нет, сплю с открытыми глазами. Что-то настроение у меня злющее, агрессивное, кого бы покусать.
— Как видишь, — бурчу, утыкаюсь лицом в подушку. Я не жду от него сентиментальности, но хочу ее. Хочу на ручки, хочу обнимашек. Хочу нежности.
— Ален, — матрац рядом прогибается, трогает меня за плечо. Еще больше зарываюсь с головой в подушку. Как себя с ним вести? Шутить совсем не хочется, а вот уточнить вопрос по поводу фиктивности нашего брака — стоит.
Вздрагиваю, когда проводит пальцем по предплечью, чувствую его дыхание возле уха. Прикусывает мочку, тело странно реагирует. Наполняется энергией.
— Вчера тебе удалось меня шокировать. Я даже об этом не мечтал, — губы уже возле щеки, поворачиваю голову, чтобы дальше целовал, но держу показательную оборону. Сдаваться от пару тройки поцелуев и касаний не собираюсь, пусть старается. Судорожно вздыхаю, когда его рука ныряет под мою футболку, оглаживая живот.