37
Ярче меня в сиянии не может сравнится ни одна звезда, тем более лампочка. Мои губы с самого утра растянуты в улыбке. Победной.
— Ты выглядишь так, словно выиграла миллион, — Давид посмеивается, нажимает на кнопку вызова лифта.
— Именно такое чувство, — обхватываю его руку, прижимаюсь.
— Ален, я тебе уже говорил, на работе нужно соблюдать субординацию, — мягко мне напомнинает о правилах поведения между нами. С недовольным вдохом убираю руку, поправляю пальто.
— Доброе утро, Давид Рашитович! — возле нас появляются несколько человек, в основном мужчины, но мой взгляд придирчиво проходится по двум женщинам. Милые, наверное, из бухгалтерии. По мне тоже проходятся заинтересованными взглядами, всем приветливо улыбаюсь.
— Доброе утро, — Давид кладет руку мне на талию и пропускает первой, заходит следом, потом остальные. В кабине напряженное молчание, то самое молчание, когда едешь рядом с начальством и не смеешь лишний раз пошутить.
— Они все такие буки? — задаю вопрос, как только мы остаемся одни и едем на два этажа выше.
— Они сотрудники, между собой панибратство не возбраняется, меня лично хлопать по плечу и лезть целовать — не рекомендуется.
— Но мне то можно?
— Нет, — как отрезал и еще серьезно посмотрел. — Мы на работе, Алена. Целоваться, обниматься, даже большее я тебе разрешу только дома, подальше от посторонних глаз.
— Как скучно ты живешь. А как же секс в не запертом кабинете?
— Пусть этот адреналин хапают другие, я предпочитаю в таком деле не нервничать. Прошу, — приглашающий жест, я уже не так уверенно иду вперед, и уголки губ чуток опускаются. Пока мы идем к его кабинету, начальники других отделов сдержанно здороваются, поспешно скрываются в своих кабинетах. До начала рабочего дня еще десять минут, я уже догадалась, что большинство на своих местах.
— Доброе утро, Давид Рашитович, — а вот и обворожительная Варя нас встречает с лучезарной улыбкой. Правда, при виде меня улыбка немного меркнет, но выдержка ее не подводит. Профессионалка, в этом Давид прав.
— Доброе утро, Варя. До конца недели помоги освоиться на месте Алене, а со следующей недели ты будешь работать у Льва Андреевича, — Варя бледнеет на глазах, я шире улыбаюсь. — Мне кофе, — смотрит на меня без тени улыбки и уходит в кабинет. Я на секунду теряюсь, не зная, куда себя приткнуть. Мы с секретаршей смотрим друг другу в глаза.
— Ты ж не думала, что твоя выходка с фотографией пройдет бесследно, — снимаю пальто, иду к шкафу.
— А ты оказалась ревнивой и мстительной сучкой.
— Я жутко не люблю, когда на моего мужчину широко открывают рот. Если бы он хотел тебя трахнуть, это бы случилось задолго до женитьбы. Неужели, ты думала, что сменив статус, он захочет твое доступное тело?
Поговорить по душам нам не удается. В приемную заходят несколько мужчин с папками, я смотрю на время. Ровно девять.
— Он у себя, — реагирует Варя, забыв про наш диалог. Она сразу же собирает нужные документы в одну папку, кому-то звонит, кому-то одной рукой пишет на электронную почту. И все это одновременно, как осьминог. Я офигеваю от такой ловкости и скорости.
— Сделай кофе без сахара, раз ты пришла на мое место, — ехидно улыбается. — Думаю с машинкой разберешься, — киваю головой, девушка скрывается в кабинете. Кофе я делаю, но тут звонит телефон. Не увидев, что Варя возвращается, поднимаю трубку. Мне сразу же начинает диктовать какие-то указания незнакомый голос, я растеряно смотрю на монитор, потом на листы, беру первый попавший лист и ручку, записываю все, что мне говорят, вставляя лишь «угу, ага». Положив трубку, поднимаю глаза.
— Что ты делаешь? — она злится, но говорит сдержанным голосом.
— Позвонили. Тебя не было, вот ответила и записала, — протягиваю ей лист, Варя выхватывает его, пробегается глазами, переворачивает и скрипит зубами.
— Ты испортила приказ о новогодней премии сотрудникам.
— А ты бы не раскидывала бумаги по всему столу! Перепечатаешь.
— Он уже подписан, если ты не в курсе.
— Не в курсе, новый сделаете, — отмахиваюсь на претензию, беру чашку и иду в кабинет. Давид сидит во главе переговорного стола, полный мужчина бубнит глухим голосом о доходах от рекламы за последний квартал. Ставлю чашку и собираюсь уходить, мне несется в спину:
— Он холодный.
— Я отвечала на звонок, — смотрю на мужа, он хмурится, вчитывается в текст перед ним, на меня ноль реакции.
— Принеси новый. Артем Игоревич, ваши слова никак не состыковываются с документами, которые я сейчас просматриваю. Получается, что где-то ошибка, — смотрит на покрасневшего толстяка. Тот нервно оттягивает ворот рубашки.
— Не может быть такого, Давид Рашитович. Я сам лично все проверял!
— Значит плохо проверяли. Если я найду сейчас ошибку, уволены будут вы и ваш помощник, и вы прекрасно знаете почему, — брр, какой он неприятный, когда сидит весь из себя, начальник всех начальников и решает кого помиловать, кого повысить. Вроде знакомый мне Давид, те же брови, те же губы, но стоит посмотреть ему в глаза, как понимаешь, что не знаешь этого человека.
— Ты еще здесь? — подпрыгиваю на месте от обращения ко мне холодным тоном. — Я сказал, принеси мне кофе. Горячий.
— Но Давид…
— Рашитович, — я моргаю несколько раз, словно меня сейчас окунули в холодную прорубь и вытащили, забыв окутать в теплое полотенце и дать чего-то такого, чтобы согреться изнутри. Его глаза совсем мне незнакомы. Чужие. И в них нет той нежности, к которой я привыкла, нет мягкости в уголках. Я отшатываюсь назад, ощущение, что меня ударили в солнечное сплетение.
— Да, конечно, — бормочу себе под нос, ретируясь из кабинета с тупой болью в груди, с привкусом какого-то разочарования. Личные отношения и работа — разделяй. Наверное, это хорошо. Папочка мой не сумел разделить, итог мы имеем в виде младшего братика.
Варя все так же напоминает мне осьминога, умудряясь делать несколько дел одновременно: отвечать на письма, принимать звонки, кивать или моргать людям, которые заглядывают в приемную. Я не справлюсь с таким темпом… Я кофе ему холодный принесла, а ему надо горячий…
— Ты всегда успеваешь приносить ему горячий кофе? — стою перед столом Вари, у нее возникла пауза, и она задумчиво смотрит перед собой. Поднимает голову, пытается догнать смысл моего вопроса.
— Он пьет горячий.
— Я в курсе. Но ты всегда успеваешь в этом темпе подать горячий кофе?
— Да. Так… — вспоминает, что видимо должна меня обучить чему-то, но я уже беру пальто с вешалки. — Ты куда?
Из кабинета выходят серьезные мужчины. Кто-то смотрит сурово по сторонам, кто-то качает головой своим мыслям, кто-то выглядит так, словно ему требуется «скорая помощь». Последний выходит Давид, ищет меня глазами, найдя, поджимает губы.
— Алена, зайди ко мне в кабинет, — не ждет ответа, скрывается в своем офисном логове. Оставляю пальто.
В кабинете прохладно. Окна после совещания на распашку, увидев, как я передергиваю плечами, муж поспешно их прикрывает. Сажусь на стул возле его рабочего стола, разглаживаю юбку, как примерная ученица на приеме у директора.
— Извини, — пододвигает стул, садится напротив. — Конец года, дел невпроворот.
— Я уже поняла. Кажется, вновь поспешила с предложениями, — не смотрю на Давида, он берет меня за подбородок, приподнимает его, заставляя посмотреть в глаза. Вот сейчас карие глаза привычно знакомы, там нежность вперемежку с лаской и заботой.
— Я с Варей вчера поговорил. Мне не с руки менять секретаршу, когда в офисе царит полный хаос. Если ты все еще хочешь быть возле меня на работе, все будет так, как я сказал в начале рабочего дня, — его рука очерчивает мои губы, большой пальце оттягивает нижнюю губу. Смотрит задумчиво, сдерживая какую-то странную улыбку. Оставляет в покое мое лицо, берется за пуговицы блузки и начинает медленно расстегивать. Непонимающе хлопаю ресницами.
— Что ты делаешь? — шепотом спрашиваю, сомневаясь в правильности выводов его действий.
— Знаешь, мне мысль заняться сексом в кабинете пришлась по вкусу. Учитывая, что дома, как-то не заладилась наша личная жизнь, стоит сменить локацию, — оттягивает чашечки бюстгальтера. Шумно втягиваю в себя воздух.
— Серьезно? Дверь не заперта, телефоны не отключены…
— А ты, как и я, хочешь этого, — каждая хриплая нотка отдается внутри меня, по нервам, как по оголенным проводам, ток идет вниз, к животу. Сжимаю бедра, чувствуя, как трусики становятся мокрыми.
— Говорить, представлять — одно, а на деле… — недоговариваю, Давид опускает чашечки бюстгальтера и зажимает между пальцев соски. — Боже мой… — прикрываю глаза. Прикусывая губу.
— Хочешь меня? — слишком часто вспоминаю бога, но боже мой, как человек может обладать таким низким голосом, от которого вот-вот кончишь, просто слушая его.
— Нет, — выдыхаю ответ, а мерзавец ухмыляется и опускается передо мной на колени. — Что ты делаешь? — я, наверное, сейчас похожа на недоразвитого человека, не совсем понимаю, чего ожидать. Дыхание сбивается, едва мне разводят ноги в разные стороны.
— Хочу сделать тебе приятное, — проводит ладонью по ноге, стайка мурашек по коже и табун единорогов в голове оглушаю меня с ног до головы.
— Может дома? — сама бесстыдно приподнимаю бедра, позволяя стащить с себя колготки и трусики. — Я как бы стесняюсь, — ни хрена не стесняюсь, но строить недотрогу перед мужем мне нравится, как и нравится чувствовать его дыхание на обнаженной коже бедер. Ничего не говорит, пододвигает меня к краю стула, снимает ботильоны, одежду с ног.
— Ты сводишь меня с ума, Алена, — юбка задирается выше, вот он уже любуется мной, облизывая губы.
— Сильно свожу с ума? — цепляюсь за стул, когда Давид нагибается и целует внутреннюю сторону бедра.
— Очень. Ни о чем не могу думать, — закатываю глаза, как только его язык проходится там, где сконцентрировалась вся моя жизненная энергия. Я сейчас поплыву на этом стуле. Стараюсь максимально тихо себя вести, не шевелиться, не дышать, но выходит очень плохо. Руки уже смещаются на голову мужа, ноги разведены максимально широко, в голове давно совсем далеки от скромности картинки.