— Это мне? — принюхивается к цветам, я изумленно киваю головой, не в силах выдавить из себя и слова. Кажется, теперь у меня пропал дар речи. Дочь берет букет, с деловым видом идет к комоду, на котором стоит пустая ваза.
— Ба, воды, — указывает моя девочка, я ток сейчас замечаю бабушку. Она смотрит на меня прищурено, не улыбается, у меня сразу засосало под ложечкой от нехорошего предчувствия. Оглядываюсь по сторонам, ища Алену, но ее нет. Наверное, у нас в спальне сидит. Поднимаюсь на ноги, направляясь к двери, слышу за спиной голос Хади:
— Ее нет, — оборачиваюсь, все никак не привыкнув, что теперь слышу родной голос, что она мне отвечает, что-то говорит.
— А где Алена?
— В больнице, — это бабушка уже поясняет, обходя меня стороной. — Иди, солнышко, аккуратно почисти зубки, сейчас будем укладываться спать.
— В больнице? — обеспокоенно шиплю, как только дочь оставляет нас одних. — Почему мне не позвонили? Что с ней? Что случилось? — мечусь из угла в угол, не соображая, что надо сделать.
— Сядь! — командует бабуля, я послушно прекращаю мерять комнату шагами, опускаюсь на кресло. — Ее сегодня днем забрали на «скорой». Утром было плохо, потому что позвонила нам Хадя.
— Хадя? — обливаюсь холодным потом, представляя, как Алена тут лежит без чувств, а маленький ребенок пытается дозвониться до взрослых. Мне становится дурно, а от неизвестности хочется закурить, хоть и не курю. Бабушка словно проверяет на прочность мои нервы. Держусь из последних сил, зная, что все равно мне скажут, где моя жена.
— Что произошло? — голос совсем пропадает от волнения, бабушка, скорей всего, вопрос прочитала по губам.
— Открылось кровотечение, — этот ответ мне ничего не дает, я не понимаю, что могло произойти с Аленой, из-за чего у нее открылось кровотечение.
— Она поранила себя ножом? Порезалась стеклом? Зеркалом? Или… — хватаюсь за сердце, бледнея. — На нее напали?
— Давид, — бабушка сердито вздыхает, качает головой, — ты оказываешься у меня любишь драматизировать события.
— Тогда скажи четко, что с моей женой! — рявкаю, выйдя из себя. На меня удивленно смотрят, а мне плевать, плевать, как себя веду. — Где она? — вскакиваю на ноги.
— Ее отец позаботился, чтобы отвезли в перинатальный центр, у него там знакомые, — до конца не дослушиваю, несусь в прихожую, хватаю пальто и только сейчас до меня начинает доходит смысл слов. Возвращаюсь в гостиную, бабушка как сидела на диване, так и сидит, ехидно приподнимая брови при моем появление.
— Перинатальный? То есть роддом?
— Да, роддом. Хадя позвонила мне почти сразу, как только я поговорила с Аленой утром. Видно тыкала наобум. Я позвонила отцу Алены, он примчался сюда, вызвал «скорую». Отзванивался, сказал, что состояние стабилизировалось, но ее пока не отпустят.
— Она упала в обморок?
— Она за неделю превратилась в тень, ничего удивительного, что возникла угроза. И главный источник ее стресса — ты!
— Я? Да я только что узнал, что моя жена беременна!
— А кто удрал в Париж, да еще обжимался с прошмандовками?!
— Я не понимаю, о чем ты, — провожу ладонью по лицу. События вечера из области катастрофы. У меня говорит дочь! У меня беременная жена! Чувствую себя ослом и идиотом.
— У меня голова не варит, — замечаю Хадю с зайцем, опускаюсь на кресло и маню ее к себе. Послушно подходит, сажаю ее к себе на колени, утыкаюсь лицом в макушку. Алена ждет ребенка! Нашего общего ребенка… Опять накатывает панический страх.
— Ребенок? — вскидываю на бабушку глаза. Она довольно улыбается, я выдыхаю. Живой. Целую дочку в висок.
— Ты к маме? — Хадя смотрит на меня огромными глазами, я заправляю волосы за ушко.
— Нет, я к Алене. Отпустишь?
— Это мама. Моя мама! — упрямо повторяет дочь, спорить не собираюсь, даже радуюсь, что Хадя сама выбрала себе мать.
— Да, малыш, поеду к маме. Хочу ее обнять, как тебя, — прижимаю к сердцу, прикрывая глаза. В голове еще не все укладывается, но на душе уже спокойнее. Все будет хорошо. Алену с рук не спущу.
— Я уложу спать. Ты езжай, правда, не уверена, что тебя пустят, но под окнами постоишь. А чего тебе не позвонили, имей привычку включать телефон или вовремя его заряжать, — бабушка забирает дочь, я прикусываю губу. Телефон сдох еще в Париже, зарядку куда-то засунул в сумку, поэтому зарядить не было возможности.
Дома мне не сидится, точно не усну, поэтому хватаю ключи от машины. Как раз поставлю мобильник на зарядку. Без понятия во сколько там приемные часы и есть ли они в центре, но по хрену. Найду возможность попасть к Алене.
Меня начинает потряхивать, когда поднимаюсь в приемное отделение, адреналин превышает норму. На меня вопросительно смотрит молодая медсестра.
— Девушка, — очаровательно улыбаюсь, — как нам договориться, чтобы вы меня сейчас пропустили к жене?
— Приходите утром, договаривайтесь с врачом.
— До утра не доживу, жизненно важно увидеть жену именно сейчас, — никогда в жизни не нарушал правила. Не было необходимости. Сейчас я лезу в карман, достаю портмоне, прикрываю медсестру от камеры в углу и кладу перед ней две бумажки по пять тысяч. Надеюсь хватит. Вскидывает на меня глаза, косится в угол, незаметно забирает купюры и прячет в карман халата.
— Выйдете из приемной, там на углу будет дверь для персонала. Буду вас там ждать. Фамилия жены какая?
— Сабаева.
— Посмотрю сейчас в какой палате она лежит.
— Буду благодарен, — подмигиваю девушке, выхожу на крыльцо и торопливо иду к нужной двери. Приходится немного подождать. Медсестра открывает дверь, сторонится, я захожу. Протягивает мне белый халат.
— Пальто я в приемной спрячу. Надеюсь до утра вы уйдете, — с улыбкой наблюдает за моим переодеванием, я не обещаю, что уйду утром, хоть и понимаю ее предостережения.
Алена в вип-палате. Тесть позаботился о повышенном комфорте для своей дочери. Я и сам бы так позаботился. Осторожно открываю дверь палаты. На кровати лежит она, на секунду замираю, жадно разглядывая ее в полумраке. Подхожу ближе, протягиваю руку и отбрасываю пряди волос с лица. Тусклый свет от уличного фонаря немного освещает ее лицо. Беру стул и сажусь, чувствуя себя стражником ее сна. Но, наверное, слишком пристально рассматриваю, ресницы ее дергаются и через мгновение смотрит на меня в упор. Надеюсь, не испугалась. Молчит, потом усмехается, прикрывает глаза. Через несколько секунд опять открывает глаза и уже хмурится, вглядываясь мне в лицо.
— У меня галлюцинации от лекарств? Или ты мой мираж? Или все же реальный? — смешок, закрывает опять глаза, я не выдерживаю и беру ее ладонь, подношу к губам. Кожа холодная.
— Давид? — удивленно восклицает, резко поднимаясь.
— Шшш, тебе нельзя так подрываться, — укладываю Аленку обратно на подушку, перемещаясь к ней на кровать, все еще не отпуская ее руку.
— Ты придурок! Ты меня напугал! — ругается шепотом, сердито дыша. Склоняюсь к ее губам, тем самым, не дав ей возможность высказать все, что думает обо мне. Сжимает губы, упрямо пытается отвернуться, я обхватываю ее подбородок, усиливая напор. Через мгновение сдается, вздыхает, обхватывает руками мою шею, позволяя ощутить сладость ее рта. Как мне этого не хватало! Мне ее мало. Ничтожно мало. Никогда больше не буду уезжать на столь длительное время от своей малышки.
— Хватить уже лобзаться! — упирается ладонями в грудь, отталкивает. Я пытаюсь вернуться к прерванному занятию, но Алена прикрывает мои губы ладонью. — Ты каким боком здесь оказался? У тебя самолет завтра!
— Одним место чувствовал, что пора домой!
— Это каким местом ты чувствовал? Тем, на котором сидишь, или тем, что между ног?
— Какая ты язвительная. Я только приехал, а уже какие-то наезды! Что за претензии, я не понял? Ок, — примирительно поднимаю руки перед грудью. — Ты в положении, вынос мозга официально разрешен.
— Больно надо мне твое разрешение! Я мозг выношу обоснованно, а не просто так. Так чего примчался раньше времени? Париж наскучил? Или коллега все секреты свои выдала, что больше нечего предложить такому профессионалу?
— А смысл оставаться на последний день, когда там всего лишь фуршет, который мне не нужен. С точки зрения работы, все еще вчера завершилось. Сегодня тип выходной, подготовка к завтрашнему мероприятию.
— И ты не захотел остаться?
— Нет. Я жутко по тебе соскучился, — протягиваю руку, провожу по щеке пальцем, щелкаю по носу. — Тем более тут такие новости.
— Обычные новости. Рано или поздно все бы произошло.
— Почему ты мне не рассказала?
- О чем?
— О Хаде. О нашем ребенке, — впервые смотрю на ее плоский живот, прикрытый футболкой. Меня переполняет невероятный трепет. Там наш малыш растет, дышит. Алена прикрывает его в защитном жесте руками. — Ок, я, наверное, где-то перед тобой виноват. Прости, — задирает голову, молчит. Помня про новое ее состояние, которое подобно американским горкам, медленно делаю вдох, потом выдох.
— «Прости», — передразнивает, скрещивает руки на груди. — Я должна тут же кинуться тебе на шею со слезами радости и трепетания. Хрен с маслом. Лети обратно в Париж на фуршет, пожамкайся напоследок.
— С кем я должен пожамкаться? — наваливаюсь на ее ноги, ныряя руками под ее футболку, оглаживаю бока. — Кого я хочу пожамкать, трогать всюду и везде — это только ты, — задираю футболку и блаженно улыбаюсь. Нежно оглаживаю живот, прижимаюсь к нему губами, потом одним ухом. Какое-то время просто лежу с закрытыми глазами.
— Ты мне изменял? — странный вопрос, поднимаю голову, непонимающе смотрю на Алену. Она все еще сердито хмурится, жует свою нижнюю губу.
— Почему я должен тебе изменять?
— Последний месяц между нами явно было напряжение.
— Да, согласен, но это не повод идти сразу налево. Я подумал над своим поведением, все же в той ситуации в большей степени неправ был я, но… — выставляю указательный палец, чтобы довольная улыбка на лице жены не расползлась шире. — Ты ослушалась меня. Давай мы будем как-то договариваться, даже в самых в недоговариваемых вопросах. Я не хочу, чувствовать себя так, словно мое слово для тебя пустой звук!