– Анечка, вы не сможете застраховать Дарину от всего, – мягко сказал Глейдер. – После лечения у нее будет выбор – жить или умирать, и вы бессильны на это повлиять. У вас должна быть собственная жизнь, понимаете? И вы должны перестать винить себя за все, что случается с вашей сестрой. Вы дали ей больше, чем были должны, пора остановиться.
Тина видела, что внутренне подруга с этим утверждением не согласна, что все ее существо отвергает подобный совет. Однако в какой-то момент в глазах Анны мелькнуло что-то – как будто ей пришло решение, но она пока не готова его озвучить.
– Вы, Анечка, хорошая сестра, это видно, – продолжал Глейдер. – Но повторю еще раз – остановитесь, иначе сломаете собственную жизнь. Вы замужем? – Анна кивнула. – Ну вот – занимайтесь супругом, занимайтесь своим комбинатом, да и мало ли дел в городе, где он расположен? Не посвящайте всю жизнь сестре, она этого никогда не оценит и даже спасибо не скажет, наоборот – будет обвинять вас в любых своих провалах, даже в мелких. К сожалению, это так устроено. И если честно, я вообще считаю, что сейчас вам лучше вернуться домой. Вы не помогаете Дарине своим присутствием, вы уговариваете свою больную совесть, а это ни к чему – вы ни в чем не виноваты. Когда вы это поймете, вам станет немного легче, поверьте.
– Знаете, Семен Исаакович, – вдруг произнесла Анна, вытирая слезящиеся глаза платком, – в свое время мама Тины нечто подобное сказала мне о моей матери – мол, я ни в чем не виновата, и хватит себя корить и пытаться сделать больше чем могу. Мне тогда тоже было жутко и непонятно, а теперь, спустя годы, я вижу, что она оказалась права. Мама в интернате, за ней хорошо ухаживают – я плачу за это большие деньги. Но – все. Я не приезжаю к ней, не пытаюсь установить контакт, я просто обеспечиваю ей уровень жизни, которого у нее раньше не было, – Анна вздохнула. – Наша мать – алкоголичка, пила, сколько я себя помню. Дарина – результат какой-то пьяной связи, мать до последнего даже не понимала, что беременна. Мне тринадцать было, когда сестра появилась…
– И с тех пор вы ей мать, а не сестра, – подхватил Глейдер. – Аня, вы должны себе уяснить – это не так. Дарине вы не мать, и взваливать на себя эти функции не должны, даже если вам это кажется единственно правильным и возможным. Нельзя подменять понятия и социальные роли, это, в первую очередь, вредит вам самой.
– Вы предлагаете мне уехать?
– Более того, я на этом настаиваю, – мягко произнес Семен Исаакович, беря руку Анны в свою. – Средства связи позволяют получать информацию в любое время, ведь так? Можете звонить мне, я всегда отвечу на ваши вопросы. А когда мы тут закончим, сможете снова приехать и уж тогда решать, где и как будет жить Дарина. Но я бы настаивал, чтобы подальше от вас.
«Звучит, конечно, бесчеловечно, но совершенно правильно, – подумала Тина, грызя костяшку указательного пальца. – Чем дальше они будут друг от друга, тем лучше будет Аньке».
Глейдер ушел от них за полночь, оставив Анну совершенно разбитой и деморализованной. Тина видела, как мучительно подруга пытается принять верное решение и как не находит его, не может переступить через свои привычки и понятия. Помочь ей в этом Володина, конечно, не могла, понимая, что любое ее слово сейчас Анна воспримет в штыки – ей и так непросто.
– Наверное, он прав, – вдруг произнесла Анна, вставая из-за стола. – Настало время отпустить ее. Завтра я улетаю домой, пойду билет закажу. Спокойной ночи, Тинка, – и, поцеловав ее в щеку, подруга скрылась в кабинете, где спала на диване.
К концу второй недели тренингов Тина окончательно убедилась в том, что Бесстыдникова-Конде использует в своих практиках не только техники программирования, но и наркотические вещества – анализ печенья показал это, и заключение эксперта сегодня лежало в Тининой сумке вместе со справкой о судимости и копией приговора. Всем этим она собиралась припереть мадам к стенке и выяснить подробности ее общения с Оксаной Евсеевой вне курсов. Распечатки их переписок, привезенные Кущиным, дали Тине основание считать, что общение это было куда более тесным, чем может возникнуть между преподавателем и учеником например. Конде была в курсе каждого шага Оксаны, направляла ее, подсказывала, и это давало надежду на то, что Лолита и знает чуть больше, чем все остальные.
Улучив момент, в перерыве Тина подошла к Лолите и попросила о беседе с глазу на глаз.
– А в чем дело, милая? – удивилась та.
– У меня… понимаете… словом, мне нужен ваш совет, Лолита Аполлоновна, – выпалила Володина. – Мне кажется, что только вы способны разобраться в ситуации… я сама уже не вижу никакого выхода…
– Конечно, дорогая, мы во всем разберемся, – согласно кивнула Конде. – Как только занятия сегодня закончатся, мы с вами поговорим, задержитесь.
– Спасибо! – Тина прижала к груди руки, словно пыталась сдержать рвущуюся благодарность, хотя на самом деле ей хотелось вцепиться этой бабе в безупречную прическу – она видела, как сильно изменились за это время курсантки, некоторые вообще казались психически нездоровыми.
«Ну ничего… хоть и муж у тебя о-го-го, но попробовать всегда нужно», – подумала Тина, выходя на улицу и присоединяясь к Наташе, которая курила и улыбалась каким-то своим мыслям.
– Как дела? – негромко спросила Тина, чтобы не привлекать излишнего внимания.
– Хочу с завтрашнего дня перестать сюда ходить, – тоже шепотом призналась Наташа.
– А чего ж с завтрашнего?
– Хотела еще раз с тобой встретиться. Мы ведь даже телефонами не обменялись… если это, конечно, удобно…
– Конечно, это удобно. Мы с тобой прекрасно можем общаться и дальше.
Наташа снова, как и в первый день, недоверчиво посмотрела на Тину с высоты своего великолепного роста.
Володина, поймав этот взгляд, улыбнулась:
– Ты все еще мне не доверяешь? А со своим поклонником ты тоже постоянно настороже?
Наташа покраснела:
– Бывает…
– Знаешь, Наташа, о чем я думаю? Тебе нужен хороший психолог, который тебе поможет, – решительно произнесла Тина. – Не курсы вот такие, не гуру и коучи, а специалист, который с тобой разберет все проблемы. Я так понимаю, что все из детства, да?
– С чего ты…
– Я умею хорошо слушать, Наташа, внимательно. И ты однажды произнесла фразу «мама была права, я ни на что не гожусь». Думаешь, корень зла не в этом?
– Но… я маму люблю…
– Наташа, да никто ж не говорит, что ты ее не любишь или что она не любит тебя – нет. Но то, что она тебя подавила, внушила неуверенность в себе – при такой-то внешности, отсюда и все твои проблемы. Кстати… отца ведь у тебя нет?
Наташа чуть приоткрыла рот, рука с сигаретой так и замерла на полпути:
– А как ты узнала?
– Ну это вообще не высшая математика. Будь у тебя отец – и мать никогда не смогла бы так тебя изуродовать. Отец внушал бы тебе, что ты самая лучшая, он научил бы ценить себя, общаться с мужчинами. Но у тебя была только мама, которая так больше и не вышла замуж, верно?
– Да…
– Знаешь, мой отец погиб, когда мне исполнилось шестнадцать. Мама тоже больше замуж не вышла и мужчину не нашла, да, кажется, и не искала. Но ей никогда не приходило в голову обвинить в этом меня, – сказала Тина, в душе очень сочувствуя Наташе.
– Тут немного другое… твой отец погиб – я так понимаю, что где-то на работе, да? – Тина кивнула. – Видишь… А мой ушел к другой женщине, и мама считала, что причина во мне. Я в детстве болела… мама уделяла мне много внимания, наверное, отец не выдержал… – Наташа говорила сбивчиво, торопливо, словно боялась не успеть рассказать все, пока их не позвали обратно в зал, и Тина, поняв, что ей нужно выговориться, взяла девушку за руку:
– Наташа… сейчас надо успокоиться. Давай дождемся конца занятий и посидим где-нибудь. Ты мне все расскажешь, а я подумаю, к кому бы мы могли обратиться за помощью.
– Мы? Ты хочешь пойти к психологу… со мной? – удивилась Наташа, и Тина подтвердила:
– Да. Я пошла бы с тобой – просто для поддержки. Согласна? Иначе ты снова не сможешь выстроить нормальные отношения с этим Стасом, будешь себя за это съедать, опять придешь сюда – потому что будешь думать, что в очередной раз что-то не дослушала, не доделала…. Я не хочу, чтобы так было.
В этот момент на крыльце показалась Кира и пригласила всех пройти в зал на занятие по йоге.
Йога, пожалуй, была единственным во всем тренинге, что не вызывало у Тины ни вопросов, ни подозрений, кроме, может быть, настойчивых советов инструктора отказаться от мяса и молочных продуктов. Но насильно делать это никто не заставлял, так что вполне можно было пропустить все мимо ушей и заниматься исключительно дыханием и физическими упражнениями.
Сразу после занятий, пока все пошли в душ, Тина, избегавшая этого массового мероприятия и мывшаяся после всех, решила припереть пока Конде. Она заметила, что телохранительница тоже ушла со всеми, так как по-честному отработала все занятие, потому не особенно переживала, что та помешает.
Конде она застала у машины, окликнула:
– Лолита Аполлоновна, вы же обещали поговорить со мной!
Та застыла на секунду, уже открыв дверцу:
– Что? Ах да… вы… – она защелкала пальцами, припоминая имя, и Тина подумала, что за те немалые деньги, что Конде брала с клиенток, могла бы хоть к середине курса запомнить двадцать пять имен, тем более что все на ее лекциях сидели с бейджами.
– Валентина Кошкина…
– Да-да. Верно – Валентина Кошкина. Так о чем вы хотели со мной поговорить, Валентина? У вас какой-то вопрос? – И в этот момент у нее в машине зазвонил мобильный.
Сделав Тине знак подождать, Конде нырнула в салон, ответила на звонок, поговорила пару минут и, обернувшись к Володиной, пробормотала:
– Извините, Валентина, нам придется поговорить завтра… у меня срочное дело, мне нужно ехать. Извините! – это она проговорила, уже захлопнув дверцу, и через секунду машина сорвалась с места.
«Странно, – подумала Тина, проводив ее взглядом. – Кто бы это мог быть и что должно было случиться, что Лолита вмиг растеряла всю сановную осанку?»