Кроме мотива. Злату понизили и унизили из-за меня, едва ли это повод относиться ко мне лучше, доверительнее. Действия Ковена по отношению к ней более оскорбительны?
Примем как данность, что женская логика непостижима, и не станем заморачиваться с мотивом. Я его могу не понимать, а мыслить, как ведьма, не умею.
Злата или Белава. Красновой я по-любому буду звонить. Поговорим, а после сделаем выводы.
Я усмехнулся и спалил записку, в традициях шпионских книг и фильмов. Если я пойму, что дама червей не передавала мне карандашного сообщения, сдавать Злату не стану.
В таком случае начнет действовать принцип: такая скотина нужна самому. Это я не в обиду, просто мультик вспомнил.
— Я за продуктами, — сообщил шерстистому. — Если Таша проснется, сделай ей чаю.
Овинник кивнул, не отрывая взгляда от окна. Даже ходить осторожно не потребовал.
Интересно: может, где-то вдали у другого окна сидит другая кошечка, скрывающая необычную сущность под пушистой шерсткой, и тоже глядит на луну? Не совсем кот, не вполне кошка, мистическая лунная дорожка...
Определенно, это влияние сна-воспоминания. Размяк я после него, надо собраться.
Слежку я заметил не сразу. По дороге в круглосуточный продуктовый прикидывал, как лучше поступить? Сразу же (не сию секунду, а утречком) поделиться с работниками милиции содержимым записки, или лучше подождать? Сначала попытаться определить отправителя?
Примем пока что на веру, что автор записки не лжет. Ковен уже терял ведьм. Ведьмы, костры... Будет особенно пикантно, если дело о случае (случаях?) из послания хранилось на сгоревшем чердаке. Где можно сделать ставку, что так оно и было, а?
Вот такие думы меня одолевали.
Пора белых ночей уже миновала, фонари во дворах горели далеко не все (привет коммунальщикам). Клочки искусственного света перемежались с бархатной темнотой. Дрожало на асфальте кружево теней — фактурные листья огромных каштанов вдоль тротуара в подсветке фонарей и редких неспящих окон чуть трепетали на ветру.
Признаю, что был беспечен. Мысли были далеко, тьма не пугала, наоборот, скорее манила. По сторонам я не глазел. И это большое везение, что после того, как завернул за угол, заметил идущую следом за мной вторую тень.
Я продолжил топать спокойненько тем же прогулочным шагом, только маршрут слегка скорректировал. Пошел вдоль длинного дома, где почта со сбером обосновались. Да-да, того самого, возле которого я с вурдалачкой Хелен чуток сцепился в недавнем прошлом.
Здание большое, посреди ночи со стороны проезжей части все двери заперты, так что внутрь не вломиться, если что. Вниз (от коммерческих помещений между участками чахлого газона) ведут ступени, а под ними узкая полоса тротуара и проезжая часть. Просмотр отличный, я к тому.
Под вывеской почты России замешкался, изобразил завязывание шнурка. Бросил взгляд наискось: тень позади меня замерла. Собственно, я и вывел своего преследователя на площадку с хорошим обзором, чтобы убедиться: он не случайный прохожий. Не ищет в половине третьего ночи (почти по классике), как пройти в библиотеку. Тут, кстати, есть одна неподалеку, детская.
Распрямился, встряхнулся. Пошарил по карманам ветровки, вроде как ищу что-то. Выругался, развернулся в обратном направлении. Это представление было излишним, но мне стало любопытно поглядеть на действия того, кто ходит за мной по пятам.
Мужик в черном слегка замешкался, прежде чем повернуться лицом к спуску и проезжей части. Случайно подставил лицо под свет. И рытвины на физиономии я мигом узнал — эту россыпь ямок от оспин по лицу сложно перепутать.
— Ха! — вырвалось из моей груди одновременно с полыхнувшей в рост ходуна стеной пламени. — Куда собрался?
Еще две «стеночки» по бокам. Буквой «П», где безопасна для бегства только та сторона, где стою я. И потираю кулаки, готовлю теплый прием.
Не дурак же он, сигать в призывно гудящий огонь? Щербатый перескочил ступеньку, завертелся на безопасном пятачке.
— Эй! — ору, чтобы он ко мне развернулся. — Вот же...
Мой окрик вызвал не ту реакцию: этот идиот бросился прямо в огонь. Я успел убрать стену. О, нет, не по причине человеколюбия. Этот гаденыш — моя информация на живом убегающем носителе, на ножках.
Он рванул от меня по газону, сверкая пятками. Я понесся вдогонку. По верху, вдоль здания, и по низу, вдоль дороги, мчало вперед меня пламя. Я гнал и его, и парня, чтобы тот оставался на хорошо освещенном участке. Подгадывал момент. О! Он почти у ступенек ко входу в Сбербанк. Выше, ярче стена перед рожей.
Пламя подается к бегуну, сыплет искрами. Меченый все-таки хочет жить, потому как проскальзывает по траве. Затормаживает. Наверняка прикидывает, уберу ли я снова огонь с его пути, если он повторит свой рывок.
Но мне чхать на его прикидки: в этот раз пламень никуда не денется. Опалится да обжарится — сам виноват, туда и дорога. Достали, церемониться с каждым ушлепком...
Злость не совсем моя, но я с огнегривым конем в кои-то веки согласен на все сто процентов.
— Стоять! — реву в один голос с огнем. — Или сдохнешь, идиота кусок.
Потенциальный факел развернулся ко мне. Попятился.
Вверх и вперед: со ступеней я слетаю в рывке, в воздухе. Дропкик! Пяткой в подбородок, центнером веса в разгоне — аут при четком попадании. На его счастье, я не стремлюсь его угробить. И даже челюсть ломать не хотелось бы, со сломанной челюстью неудобно говорить.
В последнюю секунду смещаю направление удара. Да и он не послушный болванчик, шарахается в сторону, но недостаточно быстро. Удар ногой приходится в грудь, далеко не в полную силу. Падаем все трое: он, я и огонь.
Мое падение контролируемое, огонь убран моей волей. Еще не хватало, чтобы меченый в него случайно влетел при падении. А бегуна хорошо так о землю приложило. Спиной и мягким местом, так что травм особых вроде нет. Зубы и сознание на месте, зыркает досадливо, плюется зачем-то на тротуар...
Шум, топот лап где-то на заднем фоне. В отдалении.
«Кыш отсюда», — мысленно желаю живности свалить, мне тут лишние персонажи ни к чему.
— Кто тебя послал? — нависаю над меченым. — Чем быстрее отвечаешь, тем целее останешься.
Звук свистка бьет по ушам. И второй свист.
Собачий лай, «пым-пым» по земле. Звуки движущегося авто с проезжей части.
Я схватил за грудки бегуна, потом дернул головой на самый громкий звук.
Грузное мужское туловище бежит в нашу сторону и свистит. А перед туловищем несется светлое четырехлапое.
Треск ткани — это меченый воспользовался моментом, рванулся, перекатился и прытко бросился к проезжей части, под фары.
— С-су... — я оборвал на полуслове адресное обращение.
Проныра не попал под колеса. Он подпрыгнул, перескочил через капот, проскользнул по нему. Идиотам везет: водитель успел притормозить. Я ринулся за чертовым паркурщиком. Вызвал огонь на пути собаки и ее бдительного, мать его так, хозяина. Будем считать, это детки крутые фейерверки зажгли, ага.
Не успел: по дороге решил проехаться грузовичок. Как так? Была пустая дорога, пустые тротуары, откуда все вдруг вылезли так несвоевременно?
Признаюсь, одна часть меня возжелала рвануть бензобак этого неуместного транспорта. Примерно так, как я Хелен предлагал однажды сделать, если не заткнется и продолжит меня стращать.
Чтобы взлетело тут все в столбе огня и дыма, красочно и ярко, чтобы взвыли сигналки на выбитых стеклах Сбербанка, чтобы собачника впечатало в стену оторванным от авто кузовом...
«По-кх-мо-кх-гите!» — всплыл в памяти голос парнишки из горящего гаража.
И я пропустил машину. А следом еще одну, по встречке.
Не стану таким же, как те, кто устроил тот пожар в гараже. Без крайней на то нужды — никаких случайных жертв. Тех, кто заслуживает — пожалуйста, хоть живьем на костер и до состояния угольков.
Последние мысли уже на бегу мелькали в голове. Я перебежал дорогу, тротуар, понесся наугад. Туда, где хуже всего с подсветкой: скрываться легче в темноте. Не угадал. Пробегал с полчаса по подворотням, через дворы домчал до Кондратьевского, до огней казино-конкурента.
Вернулся ни с чем. Уточнение: с продуктами, зашел на обратном пути в круглосуточный, накидал в корзину всякого разного, не глядя.
— Долго же ты, — поводил усатой мордой Кошар по возвращению. — Где был?
— Бегал, — не нашел ответа получше.
— Рассказать? — мы с Ташей перекусили и стояли на балконе, дышали ночным воздухом. — Про то, как оружие у виска помогает раскаянию?
Пожал плечами.
— Как хочешь.
Нам предстояло провести немало долгих совместных ночей в деревушке. Момент для разговора уж точно отыскался бы.
— Выслушаешь, и передумаешь брать меня с собой в отпуск, — отзеркалила пожатие плечами Бартош. — Возможно.
— Это вряд ли.
Я только что на полном серьезе думал взорвать автомобиль с водителем. Просто потому, что тот стал мне помехой. И сильно сомневался, что некий эпизод из прошлого Арктики меня ужаснет.
— Отец нас бросил, когда мне и трех лет не было, — Таша оперлась на перила балкона, устремила взор к спящему парку и начала рассказ. — Так я думала половину сознательной жизни. Мать перед смертью надумала сказать мне правду: отец не сам ушел. Его убили.
Я молчал. А что тут скажешь? «Сочувствую тебе»? По себе знаю, как пусто и бессмысленно это звучит.
— Зачем нужно было врать мне все эти годы, я так и не поняла, — девушка покачала головой. — Уберечь от боли? Глупость полнейшая. Я все те годы его ненавидела. За то, что бросил и даже не справляется, как его дочь. За отчима. За... одиночество. А оказалось, что ненависть была надуманная. Незаслуженная.
— Раз его убили, ненависть получила настоящую цель? — предположил я.
И совсем не удивился, когда Арктика кивнула.
— На отца я тоже злюсь, — тихий вздох смешался с порывом ветра. — До сих пор. Мораль, нравственность, духовные ценности... Он умер за бутылку водки, представь себе. Отказал алкашу из соседнего дома в подачке на опохмел. Потому как у того дома жена беременная, и ему не стоит так себя вести. И пока он этому отбросу втирал, как надо правильно жить, тот пырнул его в бок, задел печень. Забрал бумажник, столкнул еще живого отца в канаву и ушел бухать.