– Ива!..
Витар падает на колени и ощупывает, тормошит мое неподвижное тело.
– Ива!
Прижавшись ухом к моей груди, он пытается услышать стук сердца. Ищет пульс, схватив за запястье.
– Ива! – В его голосе звучит отчаяние и надрыв. – Ив!
Волна неконтролируемой силы заставляет дрожать стены замка. Что же он делает?! Если не успокоится, древнее строение рухнет, сметенное всплеском магии.
О небо! Да ведь он думает, что я мертва!..
Подхватив мое тело на руки, маг куда-то бежит. В библиотеку – неповторимый запах старой бумаги ни с чем не перепутать…
Слышу, как падают со стола книги – вскоре я занимаю их место на столе. Витар с гримасой боли на лице повторят свои действия: слушает сердце, ищет пульс на руке, не подозревая, что всего его усилия будут тщетны.
Ведь он не там ищет. Пульс можно найти только на шейной артерии, дыхание и сердцебиение нечастые, их сложно определить без диагностирующего заклинания.
Маг мечется, что-то ища в библиотеке. Он рычит, швыряет книги и снова рычит. Его отчаяние скоро достигнет апогея.
Я не знаю, сколько проходит времени – спутанное сознание плохо улавливает его бег. Но Витар вдруг прижимается губами к моим губам – и ощутимо вздрагивает. Я знаю, что он чувствует. Холод. Трупы остывают, но и температура укушенных жигуном людей тоже резко понижается. Только вот откуда это узнает тренированный не лечить, а убивать маг?.. Особенно, если вспомнить, что жигуны – редкий вид нечисти для Пантилии…
Мой несокрушимый мужчина, прижавшись лбом к моему плечу, рыдает без слез.
– Вернись! Я люблю тебя, Ива, вернись ко мне!
Любит?.. Все еще любит? После шести лет разлуки?..
Его признание сейчас сладкий яд – чудесен на вкус, но все равно убивает.
– Я люблю тебя, Ива. Прости, что говорю это только сейчас. Я выжил лишь благодаря воспоминаниям о тебе. Каждый раз, когда хотел умереть, думал о тебе, Ив, и желание жить возвращалось. Я молился всем богам мира за один взгляд на тебя… Всего лишь взгляд, чтобы понять, что у тебя все хорошо… А теперь…
Он замолкает надолго. Его руки гладят мою растрепанную косу, нежно пропуская пряди сквозь пальцы.
– Я шел к тебе с потрясающей новостью, – Витар горько смеется, – не подозревая, что она уже пыль в свете случившегося... Я больше не пожиратель, Ив! Но, звездочка моя, зачем мне свобода от проклятия, когда нет тебя?!
Кулак мага врубается в стол с такой силой, что мое тело на нем едва не подпрыгивает.
– Ива-а-а!
И столько горя в его восклицании, что моя душа разрывается от боли. Его крик похож на вой гайруса, который год назад почти неделю держал в страхе жителей поселка, пока искал охотников, убивших его самку. Я до сих пор помню ночные песни гигантской кошки, тревожные и… мертвые. Белоснежный зверь выследил всех убийц, растерзал одного за другим, не тронув остальных жителей Речного. А затем лег напротив дома скорняка, который содрал шкуру с подруги – и сдох.
То же несовместимое с жизнью горе слышится в голосе Вита. И мне страшно… Страшно, что он может что-то сотворить с собой. О, небо, я не хочу очнуться, когда Вит уже убьет себя! Не позволь ему совершить глупость, молю!..
Считанные минуты спустя я понимаю, что это не самое страшное, что нас ждет…
IX. Наследие.
Меня хоронят. Живьем.
Хоронит тот, кого я полюбила больше жизни.
Наверное, за это и расплачиваюсь теперь? Нельзя любить настолько сильно. Такая любовь не может существовать долго.
Солнечные лучи согревают лицо. Только я его не вижу – маг закрыл мне глаза, а сама, парализованная ядом, поднять веки не могу.
Он копает мне могилу. Я слышу, как рвутся корневища травы под натиском острого черепка. Как скрежещет, когда он черкает им о камни. Слышу, тяжелое, прерывистое дыхание.
Он копает мне могилу. А я жива. Жива!
Пока еще жива…
Мне страшно. Мысленно бьюсь в истерике, кричу, но он меня не слышит.
Он роет мне могилу…
Пресветлое небо, я не хочу умирать! Тем более от рук любимого мужчины!
На какое-то время эти жуткие звуки стихают. И я надеюсь, что он передумал. Хотя зачем бы ему это делать?..
Тишина. Давящая, тревожная. Я напряженно прислушиваюсь, чтобы понять, что он делает. Тщетно. И от этого только страшней. Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем понимаю, что его нет рядом. Он ушел? Передумал хоронить? Он меня бросил? Почему?..
Чтобы напрасно не гадать, стараюсь отвлечься. Тело все еще не слушается, но дышать чуть легче. И мысли больше не напоминают разноцветные спутанные нитки.
Кто-то сказал, что темней всего перед рассветом. Соврал. Вот он рассвет – я чувствую его. Рассвет наступил, а в моей жизни, чем дальше, тем темнее и страшнее. И безнадежнее.
Хотя… за какие-то восемь дней я уже не раз стояла в шаге от гибели.
Измученное сознание, прося передышку, окунает в воспоминания. Говорят, перед смертью проносится вся жизнь. Перед моим внутренним взором пролетает только ее кусочек – последние дни. Безумные, полные страха и надежды дни...
Торопливые шаги. Витар возвращается. Я радуюсь, пока не вспоминаю, что он собирается меня похоронить.
– Прости, что не уберег, что не успел. Обещаю, я отомщу за тебя храмовникам, загнавшим нас сюда. Я уничтожу орден и восстановлю Круг Двенадцати. Я клянусь, Ив!
Клятва произносится глухим голосом, без малейшего пафоса.
Ох, что же ты такой не многословный, любимый? Поговори еще чуть-чуть, умоляю! Подари мне еще несколько минут жизни!
Но нет, маг поднимает меня на руки и спрыгивает в яму. Запах – свежий и тонкий – объясняет, куда и зачем он отходил. Он нарвал маков для моего последнего ложа.
Спасите меня, кто-нибудь! Я не могу умереть, когда счастье было так близко! Нет, нет, нет… Вопреки всему я всегда верила в лучшее, стараясь не поддаваться сомнениям. Почему же небо наказывает за мою веру?
Цветы ложатся мне на грудь и на лицо. Вслед за ними сыпется земля – сначала на ноги, затем на живот… Сыпется медленно, нехотя, но сыпется. Скоро настанет черед лица – и тогда я задохнусь.
Мой любимый хоронит меня заживо, не подозревая о страшной ошибке. И дай небо, чтобы не узнал никогда…
Мои веки… они моргают? Моргают! Я снова могу управлять ими! На лице лежат маки – я их вижу, и вижу сквозь былинки кусочек небес. Но горло продолжает сковывать спазм. И я плачу. Наконец-то плачу от счастья. Еще несколько минут – и я сумею закричать! Только есть ли у меня это время?
Сколько я продержусь засыпанная землей? Не знаю, и не хочу знать…
Где-то невдалеке раздается визгливый скулеж.
– Шэйш, – ругается маг, – падальщики! Откуда только взялись?
Он перестает засыпать землей мои ноги и, судя по звукам, выбирается из ямы. И меня осеняет: нескольких минут нет! Мой "труп" сейчас сожгут, чтобы не выкопали падальщики! Так всегда делают в тех местах, где объявляются эти твари!
Я ору. Бьюсь под охапками цветов и тонким слоем земли. Я вою от ужаса. Все еще мысленно.
– Ив, как же мне не хочется это делать…
Так не делай! Посмотри на меня еще раз! Я жива!!!
– Но я не могу иначе. Я не смогу спокойно жить, зная, твое прекрасное тело разорвали, сожрали, растащили по косточкам…
И я смиряюсь. Вот теперь все, это конец. Я сейчас умру по-настоящему.
– Слезы?.. – звучит совсем близко от моего лица. – Ива?!
Витар горячечно высвобождает из цветочно-земляного плена. И трясет, как тряпичную куклу.
– Я схожу с ума, Ив? Отзовись, милая!
И о чудо! Я разлепляю губы, чтобы произнести: я жива. Но вырывается одно мычание. Но он рад и этому.
– Ива! Шэйш! Я почти тебя убил! Если бы я не решил в последний раз тебя поцеловать!..
Ох, меня спас последний поцелуй?!
Мой маг кричит, смеется и ругается. Клянет орден, восхваляет шэйшского Всеотца и поминает кронийского Создателя. Он обезумел от радости, и я схожу с ума с ним за компанию.
Витар не выпускает из своих объятий, бесконечно целует, губами стирая землю с моего лица. Целуя, уничтожает пережитые ужасы, если не из памяти, то с души, освобождая в ней место для радости.
– Ты говорил, что больше не пожиратель? – вспоминаю я.
– Да, любимая. В святилище замка я впитал все знания его хозяина – Эльгара Аквилай атр Черного Орла. Теперь я знаю, что члены Круга Двенадцати были преданы и убиты за одну ночь их же помощниками, которых подкупил Орден волков Всеотца, посулив немыслимые блага. И только Эльгар, специалист по проклятиям, успел оставить лазейку для возрождения Круга и уничтожения храмовников. Он предсмертным словом заклял родовые замки членов Круга, превратив их в источники сильного магического возмущения. Именно эти аномалии создают таких, как я, пожирателей магии, с сильным даром, но пустотой внутри, которую полностью может заполнить лишь оставленные в наследство знания...
Мой любимый чародей обрывает интереснейших рассказ и возвращается к поцелуям.
– Когда придем в Кронию, в первом же доме их святой покровительницы Виржии ты станешь моей женой, – между поцелуями удивляет он.
– Да, я согласна.
– А я не спрашивал согласия, – самодовольно заявляет Вит. Не успеваю пожурить за тиранские замашки, как объясняет: – Ты мне его дала еще шесть лет назад.
Можно пошутить, что старое быльем поросло, но зачем? Мы и так испытали много горя, чтобы еще играть подобными вещами.
Настроение мага стремительно меняется. Нахмурившись, тихо произносит:
– Ив, я хочу попросить прощения.
– За что?
– За шутку, которую произнес в ночь перед расставанием.
Подробнее объяснять нет нужды. Слова любимых людей ранят, как кинжалы. Я простила Вита еще тогда, но не забыла. Его слова едва не исполнились: меня чуть не сожгли на костре.
– Будь у меня возможность вернуться в прошлое, я бы ответил по-другому.
Он шепчет, игриво касаясь губами моей шеи. И хотя мне не холодно, руки и ноги покрываются мурашками.
– Как?
– Гори, любимая, гори, но только в огне моей страсти и любви.