Она сама захотела быть вожатой в отряде малышей. Она любила этот возраст, потому что её младшей сестрёнке было примерно столько же лет. Она не сомневалась, что станет хорошей вожатой именно в этом отряде. И вот какое жестокое разочарование — она не могла с ними сегодня справиться…
Они разбегались кто куда хотел, и она прямо сбилась с ног, весь день бегая и собирая их. Они не слушались её. Кричали, смеялись, капризничали, отнимали друг у друга игрушки, дрались, И они прозвали её… Да, они прозвали её малявкой!..
Ну пусть ей ещё нет пятнадцати лет, ну пусть она очень маленького роста, но неужели она такая малявка? Почему-то именно это слово, которое она слышала несколько раз за сегодняшний день и которое относилось именно к ней, особенно её обидело.
А на небе всё больше и больше загоралось звёзд, и лес за рекой, ещё недавно отчётливо видный, теперь слился с горизонтом. Небо над ним казалось зеленоватым.
«Малявка… — сердито думала Таня. — Как им не стыдно!»
Заводилой всему, это она отлично разгадала, был самый непослушный мальчишка — Вася Скалкин. Это он подбил ребят так её называть и даже увёл за собой тихоню Гришу Бочарова и маленького Игорька. Как она испугалась, когда они пропали! Вся избегалась. Уж такие страшные вещи передумала… А они прятались от неё в кустах. Ей назло.
А сколько интересного она придумала, когда готовилась стать вожатой отряда малышей! Какие только игры, занятия, песни, стихи не записаны в её синей рабочей тетрадке!..
И главное, это она твёрдо решила, к концу лета весь пятый отряд должен стать отрядом октябрят! Она об этом уже говорила с Серёжей. И Серёжа сказал ей: хотя это и не совсем по правилам, но хорошо — на прощальной линейке, перед отъездом из лагеря ребят пятого отряда примут в октябрята. Только пусть они хорошенько знают всё, что должны знать октябрята, и вообще, будут настоящими октябрятами. Это уж от неё зависит, от Татьяны!
А теперь… Нет, теперь она ни за что не останется вожатой пятого отряда! Ни за что. И пусть Серёжа думает что хочет. Она ему так и скажет!
Так сидела Таня на одной из ступенек терраски, вспоминая все неприятности сегодняшнего дня. Опустив голову и кусая губы, она обдумывала, как бы ей завтра сказать Серёже, что она не может быть вожатой в пятом отряде, потому что — Серёжа это, наверно, и сам заметил, — потому что у неё ничего, ну совершенно ничего не получается…
Она не услышала ни звука приближающихся шагов, ни скрипа гравия под этими шагами. И, только когда раздался неуверенный голос: «Татьянка, ты?» — она подняла голову и увидела перед собой старшего вожатого лагеря Серёжу.
Звёздная ночь
— Неужто плачешь? — спросил Серёжа, когда Таня подняла своё мокрое от слёз лицо.
Немножко-то она всё-таки всплакнула… Но не хватало только, чтобы это заметил Серёжа!
Таня поспешно достала носовой платок.
— Да нет!.. С чего ты взял? — ответила она с досадой.
Серёжа присел рядом на лесенку.
— Говори, в чём дело? Случилось что-нибудь?
— Ничего не случилось! Совершенно ничего не случилось!.. И вообще, — начала было Таня, но голос у неё дрогнул.
Нет, как Серёжа хочет, она не может быть вожатой пятого отряда! Пусть ей объявят выговор, но нет! — она отказывается от пятого отряда. Наверно, она переоценила свои силы, когда захотела стать вожатой. А сейчас она отказывается. Она вообще не может быть нигде вожатой, ни в каком отряде! Да, да, раз не справилась с такими малышами, с другими ей и подавно не справиться. И пусть её назначают на кухню посуду мыть или куда угодно… Но только всё равно она ничуть не виновата, потому что ей попались очень непослушные дети! Все как на подбор очень, очень непослушные.
— Все до одного? Все такие уж непослушные? — с сомнением переспросил Серёжа.
Таня ответила запальчиво:
— Все до одного! Но в особенности один… Его фамилия Скалкин! Да, Вася Скалкин. К нему одному нужно десять вожатых, чтобы с ним справиться.
— Погоди, погоди-ка… — После небольшого молчания Серёжа, как бы припоминая, спросил: — Такой белобрысый крепыш? Непоседа невероятный. И к тому же крикун.
Таня обрадовалась, с оживлением воскликнула:
— Ну вот видишь! И ты его приметил.
— Славный мальчуган. Он мне понравился.
— Понравился?
— А какие у него живые и смышлёные глаза…
— Ну и что ж, что смышлёные? Не воображай, что только ты заметил его смышлёные глаза! А вообще он…
И вдруг, оборвав себя, Таня замолчала.
— Тише… это кто-то из моих… — прошептала она.
Из дома сюда, на террасу, донёсся жалобный плач.
Плакал Игорёк. Он смотрел на распахнутое настежь окошко, за которым стояла, почти вплотную прижавшись к дому, высокая тёмная ель, и ему было страшно. Он боялся волков, которые вдруг возьмут и влезут в эту комнату, где нет ни мамы, ни папы, ни бабушки. И медведь, может, ходит тут недалеко… И хотя тут же на кровати спал Гриша, а чуть подальше — очень смелый человек Вася Скалкин, и хотя на полу в корзинке спала его черепаха Тортила, всё равно Игорёк боялся смотреть на раскрытое окно и плакал. Таня подошла к нему, наклонилась:
— Игорёк, ты чего?
Игорёк узнал Таню. Было видно, что он ей очень обрадовался.
Таня присела на край кровати и положила руку на его тёплую, ёжиком стриженную голову. Снова спросила:
— Ну чего ты, ну?
— Я волков боюсь, — шёпотом признался Игорёк.
— Волков? — Таня тихонько засмеялась. — А здесь нет никаких волков!
— Ни одного?
— Ни одного!
— А маленьких?
— Ни одного, даже самого малюсенького!
— А крокодилов?
— А крокодилов и подавно нет…
— Тогда я лучше буду спать, — сказал Игорёк и опустил голову на подушку.
— Конечно, спи! — И Таня наклонилась к Игорьку и поцеловала его. — Тебе подоткнуть одеяло?
В ответ Игорёк лишь зевнул, а через мгновение так крепко спал, что не почувствовал, как Таня со всех сторон подоткнула под него одеяло, как делала это дома, когда укладывала младшую сестрёнку.
Потом она, стараясь ступать как можно тише, обошла всю комнату мальчиков. Вот они все здесь спят — и примерный Гриша, сложив под щёку руки пирожком; и Саша, весь в рыжих веснушках; и Вася Скалкин, которого она только что назвала самым плохим и самым непослушным мальчиком пятого отряда. Весь разметался. Даже во сне упрямо сдвинул брови и что-то шепчет пухлыми губами.
Вероятно, с этим мальчиком будет немало хлопот, но неужели она с ним в конце концов не подружится? И нечего ей было нюни распускать, особенно при Серёже. Чего только не подумает он про неё? Но сейчас она ему скажет: может, на первых порах мне будет трудновато, но ничего, справлюсь. И, пожалуйста, никуда меня не переводите из моего пятого отряда!
Но, когда Таня вышла снова на терраску, Серёжи уже там не было. И она этому, пожалуй, была рада.
Она постояла немного у перилец и спустилась в сад. Вокруг бесчисленными звёздами светилась ночь. На небе плыла и таяла лёгкая гряда облаков.
— Завтра же поведу их на речку… — прошептала Таня и тихонько засмеялась: так хорошо, так легко вдруг стало у неё на сердце.
А звёзды, ещё недавно еле мерцавшие на бледном закатном небе, теперь сияли ярким голубым блеском…
Ваське всё не так
Нет, нет, всё оказалось совсем не так, как рассказывал соседский мальчишка Ильюшка Чекрыжев…
Где эти далёкие лесные походы, о которых он слыхал, когда собирался в лагерь?
Где купанье в реке и заплывы чуть ли не на целый километр?
А футбольные состязания где?
А рыбная ловля?
Где всё это?
Вот уже много дней живут они в лагере, и ничего похожего. Зря они с Гришкой старались, зря делали походную флягу. Разве она им хоть когда-нибудь пригодится? А компас… Одна смехота! Зачем было Грише брать с собой в лагерь такой хороший компас, всё равно он не будет нужен!
Их пятый отряд потихоньку, помаленьку жил в своём домике с терраской из разноцветных стёклышек. Таня учила их петь песни, играла с ними в разные игры. Они ходили гулять. Ну конечно, по утрам делали зарядку, потом завтракали, обедали, ужинали… Но от всего этого Ваську брала одна скука…
Дома и то было веселее! Мать скажет: «Сбегай в булочную за хлебом…» А в булочной — ой-ёй-ёй! — чего только не наглядишься! Или мать велит потрясти половики. Тоже неплохо — трясёшь, а пыль столбом крутится. То ещё чего-нибудь заставит сделать…
Дома и Гришка был совсем другим. Дома они с Гришкой не расставались. Дома Гришке что скажешь, то и сделает. А тут? Прямо зло на него берёт. Как овца! Слушается вожатую, песни поёт, цветочки рвёт… Фу!
Но самым обидным казалось Васе, что все его попрекают семью годами и малышовым отрядом. Каждую минуту слышишь:
«Эй ты, малыш, посторонись, зашибу!
Или:
«Куда тебе, такому маленькому! Не дорос ещё!»
Или:
«Не смейте его трогать, он из пятого, малышового!»
Да разве он виноват, что ему семь лет и что он пока ещё в отряде малышей?
А взяли бы они его к себе в футбольную команду, посмотрели бы, каков он вратарь! Да он бы ни одного мяча в ворота не пропустил, не то что их Никитка Громов из второго отряда! Пять голов проворонил…
Один раз ему всё-таки повезло. Старшие пионеры строили новый стадион, ну и он взялся им помогать. Никто его не гнал от работы, никто его не корил, что он не дорос. Наоборот — старший вожатый Серёжа сказал ему:
— Молодец! Хоть мал, да удал!
У Васьки уши запылали от похвалы.
И вдруг за ним прибежала толстая Люся:
— Вася, иди скорей. Мы тебя ищем, ищем! Опять ты убежал.
— Не пойду, — ответил Вася. И прибавил: — Я работаю.
Но толстая Люся не отставала:
— А раз Таня велела тебе идти!.. Она сердится. Она сказала: «Опять он пропал…»
Тогда Серёжа, старший вожатый, который стоял рядом и только что его хвалил, теперь сказал:
— Э, брат, раз зовут — иди. Не заставляй вожатую два раза повторять одно и то же…