Он снял с себя гостиничную униформу, сложил в мешок и спрятал в кустах. Разбитый телефон Павла, Олег бросил вниз со склона. Туда же полетели ключи от машины и бумажник.
Пока ему везло, но это могло долго не продлиться. И потому он, дойдя пешком до гостиницы, предпочел выждать, затаившись в кустах напротив и с удовольствием наблюдая, как около пяти утра возвращающийся на работу персонал обнаружил брошенную у входа тележку с бельем. После недолгих разбирательств тележку закатили обратно. Из своего убежища Олег видел, что на стоянку нацелена видеокамера, и сейчас охранник наверняка просматривает видео, где записано, чем занимался некий человек в костюме обслуживающего персонала. Но если ему повезет, то у охранника будет такая же камера, что и в отеле, а это значит, что он ничего не увидит. К тому же, пока пострадавший постоялец не поднимет крик и в отель не приедут полицейские, никто не почешется и не понесет записи в компетентные органы. Ну вывез кто-то бельишко, ну уехал на машине, которая, кстати, постояльцу и не принадлежала, ну и что? Разборки и допросы гостей отеля ни к чему хорошему не приведут, особенно если отель – не рядовой. Это потеря репутации, ненужные претензии и скандалы.
Не подозревая, что почти в точности повторяет мысли Маргариты, Олег с удовольствием подумал, что гостиница, несмотря на свою звездность и пафос, осталась совком, и будь он ее хозяином, выгнал бы нерасторопный персонал вон. У них под носом труп вывезли, а они не почесались. Эта мысль так развеселила Олега, что он расхохотался, закрыв рукой рот.
Еще через пару часов гостиница начала оживать. Постояльцы потянулись на завтрак. К отелю начали подъезжать экскурсионные автобусы, откуда выпархивали девочки-гиды в фирменных галстуках, выискивали в фойе своих клиентов. Пользуясь автобусами как прикрытием, Олег торопливо прошмыгнул внутрь. Не удержавшись, он проследовал в номер через сад, пройдя мимо подсобки, где горничные грузили на тележки тюки с бельем, а вызванный рабочий ковырялся в сломанном замке.
Олег прошел мимо, улыбаясь во весь рот. Его настроение было просто великолепным.
Маша проснулась от головной боли. Едва открыв глаза, она снова закрыла веки, страдая от ослепительного солнечного света. Полежав с минуту, она попыталась вспомнить, были шторы открыты со вчерашнего дня или нет. В номере они преимущественно жили в полумраке, поскольку Олег много и часто пил, не желая просыпаться с рассветом. Поэтому Маша следила за тем, чтобы шторы всегда были задернуты.
Внутри плескалась и ворочалась полудохлая медуза. Стоило Маше приподнять голову, как содержимое ее желудка взбунтовалось и выплеснулось наружу. Маша замычала, зажала рот рукой и стремительно понеслась в ванную, извергнув зеленоватую массу в унитаз. Всхлипнув, она утерлась рукой, посмотрела на испачканные рвотой пряди волос и, скинув белье, встала под душ. Смыв с себя остатки вчерашних приключений, она отрегулировала воду с теплой до почти ледяной и минут пять, пока зубы не начали выбивать барабанную дробь, стремительно трезвела, чувствуя, как с каждой минутой ей становится легче.
Вытерев волосы и расчесавшись, Маша почистила зубы, дыхнула на ладонь и с отвращением осознала, что изо рта у нее все еще пахнет рвотой, прибитой мятным привкусом. Набросив халат, она вышла из ванной комнаты, не подозревая, что ее ожидает засада.
Олег сидел в кресле за столиком и пил кофе. Рядом стояла вторая чашка, наполненная до краев. Маша споткнулась и уставилась на него, не понимая, как себя вести. Вчерашние события мгновенно предстали перед ее глазами, и она, схватившись за дверной косяк, подумала, что ее песенка спета. Муж, впрочем, выглядел вполне благодушно и даже улыбался, что никак не вязалось с трупом Павла, который она видела несколько часов назад.
– Выспалась, рыба моя? – спросил Олег. – Кофейку?
Маша не двинулась с места и промычала что-то нечленораздельное. Она даже не поняла, находился ли тут Олег в тот момент, когда она побежала в ванную, спал ли он с ней ночью.
– Ничего не хочешь мне объяснить? – спросил Олег.
– Что я должна объяснить?
Он махнул подбородком в сторону дверей. Маша повернулась и поначалу не поняла, на что следует обратить внимание, но потом увидела свои туфли, те самые, оставленные у Риты.
– Рано утром пришла горничная и принесла их. Не хочешь сказать, где ты их оставила?
Маша виновато улыбнулась.
– У Ритки.
– У Ритки, – повторил Олег. – И ты у Ритки так накидалась, пьянь? И кто еще был у Ритки, что ты ушла оттуда, как Золушка, без башмаков? Слава богу, хоть трусы не забыла.
Маша молчала. Самое странное, что он говорил это без всякой злости, той самой, скрытой, после которой она ждала удара или оскорблений. Казалось, он просто подтрунивает над ней, как в те далекие времена, когда ей казалось, что брак – это не так уж и плохо.
– Выпей кофе, а то бледная как смерть, – сказал Олег. – Да, в общем мои дела тут завершены, к сожалению, не так, как бы мне хотелось, так что скоро мы поедем домой. Будь готова.
Его спокойствие было поразительным. Маша не понимала, что происходит, разве что, пока она спала, Павел пришел в себя. В конце концов, он мог просто лежать без сознания, а цикада на его щеке и тот страшный мертвый взгляд ей могли померещиться под влиянием выпитого. Она села, взяла чашку, отметив, что кофе совершенно холодный, и начала пить маленькими глоточками, не сводя с мужа взгляда. Олег глядел куда-то мимо нее, улыбался и облизывал губы. В его темных, как арабская ночь глазах, плескалось безумие.
– Что ты смотришь? – спросил он резко. Она помолчала, а потом ответила спокойно, без всяких эмоций:
– Я бы поела. Ты уже ходил на завтрак?
– Еще нет. Пойдем? А то после вчерашнего хочется супчика. А тебе? Курячьего? Или харчо?
– Хочется, – согласилась Маша и пошла одеваться.
– А какого больше?
– Поострее. Жаль, что они не делают том-ям.
– Это потому, что ты алкашня, – рассмеялся Олег. – Алкашне всегда наутро хочется остренького или жирненького.
Стоя спиной, она не видела его лица и в тот момент не хотела смотреть, чувствуя в веселье мужа истерические нотки. Когда она вынырнула из шкафа, на ее лице было совершенно невозмутимое выражение покерного шулера, готового на самый отчаянный блеф. Сейчас Маше хотелось как можно скорее оказаться в публичном месте, хотя бы в относительной безопасности, обеспечив себе тыл в виде других людей.
В столовой было многолюдно. Оглядевшись, Маша предсказуемо не нашла Риту и, стараясь не подавать виду, направилась к шведскому столу. От Олега ее шарящий по залу взгляд не ускользнул, и, едва они сели, он спросил:
– Подружку свою ищешь?
– Хотела узнать, как она себя чувствует, – пожала плечами Маша, с трудом проглотив первую ложку супа харчо, обильно наперченного, жаркого, как вулканическая лава. – Мы бутылку текилы выпили, причем она – большую часть.
– И о чем говорили? – небрежно спросил Олег, но его глаза хищно горели.
– Немного обсудили вечер. Она сожалела, что сорвалась. Это все болезнь и предсказания цыганки.
– Цыганки?
Маша рассказала о происшествии на пляже. В паузах она старательно прислушивалась к разговорам отдыхающих. Такое событие, как труп в саду, вряд ли осталось бы незамеченным, однако гости разговаривали кто о чем, ни разу не упомянув, что в отеле произошла трагедия. У гостиницы не было машин «Скорой» или полиции. Выдавая Олегу отретушированную версию вчерашних событий, Маша лихорадочно соображала, она не понимала, что произошло. Ей не нравилось, как ведет себя муж. В его спокойствии и веселости было что-то лживое.
– Думаю, после вчерашнего мне не надо тебе объяснять, что ты не будешь больше общаться с этой женщиной, – негромко сказал Олег. – Мне кажется, она дурно на тебя влияет. Ты становишься неуправляемой.
Маша подумала, что ей давно следовало стать неуправляемой, но высказывать эту крамольную мысль не стала. Вместо этого она покладисто кивнул:
– Ладно.
– Не «ладно», а не будешь, – жестко сказал Олег. – Я хочу, чтобы ты больше к ней не подходила.
– Да какая разница, мы же все равно уезжаем, – ответила Маша.
– Мы не прямо сейчас уезжаем. И до отъезда чтобы даже не пыталась с ней встретиться.
Маша почувствовала, как ее охватывает злость.
– Еще она очень переживала из-за Павла, – небрежно произнесла она. – Что как-то у них не сложилось. А вы вчера ни о чем не договорились?
Олег облизнул губы. Маша глядела на него с самым простодушным видом, наблюдая, как с него сходит загар, а щеки наливаются нездоровым багровым оттенком.
– До хрена вопросов задаешь, – рявкнул он так, что от соседнего столика обернулась парочка, а мамаша с ребенком, сидящая сбоку, одарила его гневным взглядом. – Заканчивай свой завтрак и пошли на пляж. Надо позагорать, пока есть возможность…
– Извини, – шепнула Маша.
– Извиняю. И если тебе интересно – нет, не договорились.
Рита на пляже не появилась, чему Маша не удивилась. Они с Олегом заняли два шезлонга, где пролежали почти два часа, не разговаривая друг с другом. Маша то и дело уходила купаться, не потому, что хотела этого, а чтобы побыть подальше от мужа и подумать. К тому же в воде быстро выветривались остатки вчерашнего хмеля.
Заплыв подальше, Маша перевернулась на спину и раскинула руки в стороны. Волны плескались вокруг, призывая расслабиться и выбросить из головы тревожные мысли. Маша очень честно хотела поддаться им, но не выходило, ну никак, хотя по части выбрасывания из головы посторонних и тревожных мыслей она была мастером.
Ее тревожило поведение Олега, ей не нравилось спокойствие в гостинице, но она должна была признаться, что вчерашнее приключение кончилось не так ужасно, как она себе это представляла. Доронин, скорее всего, сейчас дома и, если он был очень пьян, возможно, даже не помнит о произошедшем. Пьяных бог бережет. Но в том, как Олег вел себя утром, было что-то насквозь фальшивое. Думая об этом, Маша поняла, что еще месяц назад привычно выбросила бы все из головы, погрузившись в аморфное серое забытье, где можно было ничего не предпринимать. Поездка в Крым ее изменила, хотя Маша и не подозревала, почему и насколько сильно.