– Нет. Я… стирать собралась, там белье, ну и… сама понимаешь, бардак.
– Да я одним глазком. Меня труселя не интересуют, я ж не извращенка, – сказала Лиза, но Маша не сдвинулась с места, так что Лизе пришлось сдаться. – Ну, ладно, я потом загляну, как стул верну… Кстати, чего-то до меня не дошло сразу… Пойдем к нам, потусим, а?
– Спасибо, – произнесла Маша, решив, что согласиться хотя бы для виду проще, чем долго отказывать и искать причины. – Я попозже. У меня стирка уже начата, и вообще…
– Ну, хорошо, – покладисто согласилась Лиза. – Как освободишься, заходи. Двери открыты. А если будут закрыты, значит, мы уже пошли на берег, ищи нас по дыму. Направление – зюйд-вест. От дома – направо, иди на запах шашлыков, но сильно не задерживайся, потому что народу много.
– Спасибо, – сказала Маша. – Я обязательно приду.
Заперев за Лизой дверь, Маша торопливо вернулась в ванную, отодвинула экран и старательно упаковала деньги в мешки, подумав, что тайник довольно ненадежный. Но в почти пустой квартире их больше некуда было спрятать. Оставшись наедине с пятью паспортами, Маша еще раз просмотрела их, вглядываясь в лицо Маргариты. Квартира начала душить ее, и Маша почувствовала настоятельную необходимость выйти, подумать, проветриться.
Она не хотела себе признаваться, что решила принять приглашение Лизы, поскольку в ее положении это было как минимум неразумно. Дома-муравейники, новостройки, где соседи не знали друг друга в лицо, казалось, были отличным местом, чтобы спрятаться и не привлекать внимания, но за сутки ее увидели уже две соседки, которые ранее встречали Маргариту, и, хотя сейчас они не признали в Маше подмены, не было ни малейшей гарантии, что ситуация не поменяется. Но идти было некуда. Здесь, в чужой квартире, этом, как оказалось, довольно опасном месте с миллионным прессом в хилом тайнике, Маша уже не чувствовала себя в безопасности, но за его пределами ничего не было. Что делать? Вновь подаваться в бега? С чужими документами, которые подведут при мало-мальской проверке?
Она вышла на улицу и пошла к реке, что притаилась под сводами высоких тополей. Территория вокруг новостроек еще не была толком благоустроена. К реке не было никаких подходов, кроме протоптанных в глинистых развалах тропинок, успевших порасти сорняками. Аккуратно спустившись по неудобному склону, оставшемуся после работ строительной техники, Маша вышла к крутому берегу.
Речушка размерами не впечатляла и, судя по растущему камышу, была мелкой, максимум по пояс. Другой берег был гораздо выше. На высоких холмах, разрезанных несколькими оврагами, возвышался сосновый бор, слишком упорядоченный для натурального, с ровными проборами посадок. Кое-где торчали крыши одиноких домиков, а поодаль, слева, ближе к железнодорожному мосту с чуть более пологого склона вниз вели какие-то веревки, окруженные проводами. Маша долго рассматривала этот склон, пока не сообразила, что это некое подобие горнолыжного спуска, а веревки – тросы не функционирующего летом подъемника. При мысли, что она живет в таком красивом месте, Маша сразу повеселела. Эта естественная красота, куда неплохо вписались обычные, отнюдь не элитные многоэтажки, показалась ей довольно приятной. Берег был оккупирован отдыхающими. В реке не купались, Маше показалось, что вода мутная, но людям было не до барахтанья в воде. Они, вооружившись самодельными или покупными опахалами, разжигали угли в мангалах и массово с азартом первобытных людей жарили шашлыки. От острого запаха мяса в животе у Маши заурчало. Она вспомнила, что толком не ела со вчерашнего дня.
Она прошла вдоль реки, почти до самого железнодорожного моста, но не встретила Лизу и только потом сообразила, что все время шла в обратную сторону от того направления, что указала соседка. Развернувшись, Маша пошла назад. Навстречу то и дело попадались другие прогуливающиеся жители района, иногда проносились бегуны с потными подмышками и грудью, встречались собачники с доберманами, цвергшнауцерами и такими собачьими недоразумениями, как чихуа-хуа и мопсы.
«Когда все устаканится, заведу собаку, – мрачно подумала Маша. – Самую большую и злобную. Питбуля. Или ротвейлера. Или двух. Тогда ко мне точно никто даже пальцем не притронется!»
По мере приближения к дому, такому же, как большинство, ее шаги все замедлялись. Маша не решила, что ей делать: сглупить и поискать Лизу или же пойти, например, посидеть на лавочке перед домом, сделав вид, что она – такая же, как все, обычная женщина, жительница бюджетного района, которая ни от кого не прячется и не бежит. Берег все вился вдоль реки, пока где-то впереди не уперся в стройку. Маша решила пройти еще немного и, когда услышала голоса и смех впереди, где вокруг самодельного, вкопанного в землю столика восседала компания, догадалась, что сейчас увидит Лизу. Так и вышло.
– О, соседка, ты таки нас нашла, – обрадовалась Лиза, которая опьянела и повеселела еще сильнее. – Ребята, это Маргарита. Она нам стульчик дала. Ритуль, это – ребята! Мужики, поухаживайте за дамой… Рит, садись, вот тут, на лавку. Тебе плеснуть? Лех, плесни Ритуле… Ритуль, это мой брат Леха, честь имею рекомендовать…
Маша рассеянно кивнула ринувшемуся к ней мужчине, робко присела, разглядывая «ребят», что помахали ей и оглядели со сдержанным любопытством. Она не успела опомниться, как перед ней оказалась бумажная одноразовая тарелка с мясом и пластиковый стаканчик с вином, от которого за версту несло дешевым пойлом. Она отважно выпила, не успев ощутить вкуса, и жадно, урча, как голодная кошка, набросилась на шашлык. Брат Леха заботливо подвинул ей тарелку с грубо нарубленными овощами.
– Спасибо, – поблагодарила Маша.
– Не за что, – улыбнулся он.
Вот тогда Маша поглядела на него внимательнее. Голос брата Лизы был волнующе низким, с вызывающей томление внизу живота хрипотцой, с которой обычно разговаривают супергерои, но внешний облик обладателя дивного голоса оказался куда прозаичнее. Это была мужская версия Лизы, более неотесанная, словно ее рубили топорами криворукие неумехи. Простецкое лицо с кривым, явно сломанным носом, светлые волосы, стриженные так же коротко, как у сестры, тот же невысокий рост, но, в отличие от Лизы, Алексей был коренаст, широк в плечах и слегка кривоног, однако вкупе это лишь придавало ему обаяния. Он неуклюже ухаживал за Машей, сыпал комплиментами, от которых ее ожесточившееся сердце на мгновение оттаяло, позволяя чувствовать себя восхитительно нормальной и беззаботной. Отодвинув проблемы на задний план, Маша бесстрашно пила и смеялась вместе со всеми над глуповатыми шутками друзей Лизы, ощущая, как под кожей разгорается давно забытое пламя.
Чувствуя, как внутри все задергалось, а в желудке заворочался тяжелый ком, Олег поднес телефонную трубку к уху.
– Олег Александрович! – раскатисто, как телега, груженная булыжником, загрохотал знакомый бас. – Дорогой! Что же ты пропал? Не звонишь, не пишешь! Я уж думал, не случилось ли чего?
– Август Германович, – сдержанно ответил Олег. – Рад вас слышать. Хотел позвонить, да все никак не мог собраться. То одно, то другое…
– Ну, вот видишь, ты хотел собраться, а я собрался и позвонил. Не засиделся ли ты на отдыхе? Не пора ли в столицу?
– Пора, – вздохнул Олег. – В ближайшее время вылечу.
– Как дела-то, Олег? – участливо поинтересовался собеседник. В ухо, помимо фальшивого участия, вплетались какие-то посторонние звуки, не то свист, не то вой, словно далекий знакомый сидел у турбины самолета. В его расположенность Олег не верил ни на грош и оттого больше всего хотел прекратить разговор и впредь к нему не возвращаться.
Август Германович Джулай был не просто неким знакомым, что решил по-простецки позвонить и поинтересоваться делами Олега Куприянова. Джулай был крупным московским застройщиком, давним партнером Олега, не слишком усердно скрывающим, что хочет потопить бизнес Куприянова. Крым, который интересовал обоих, должен был помирить мужчин, превратив их в полноправных партнеров. У Джулая были деньги. Он наводнил Москву дешевыми многоэтажками, качество коих не выдерживало никакой критики, и сколотил миллиардное состояние, конкурируя с топовыми строительными компаниями, которые возводили элитное жилье и качественные высотки. Куприянов в этом отношении был мелкой сошкой, но у него было то, чего не было у Джулая: полезные южные связи. И когда возник проект крымских новостроек, Джулай, не раздумывая, решил договориться. У Олега, который вступал в строительство как полноправный партнер, таких денег не было, но после недолгих раздумий он согласился на договор с конкурентом, рассудив, что худой мир лучше доброй ссоры. Союз Куприянова и Джулая мог всерьез пошатнуть разросшееся строительное царство бизнесмена Боталова, что в одночасье отхватил самые лакомые куски, пустив в ход не только власть, деньги, но и обаяние своего единственного сына, звезды телеэкрана Егора Черского, обласканного кремлевскими политиками. Черский уже давно вошел в число звезд первой величины, ему доверяли даже правительственные концерты, так что угодить знаменитости старались многие. Пользуясь звездным статусом сыночка, Боталов выхватывал самые выгодные контракты и расширял свою империю, намереваясь раскинуть щупальца и на юг. Влепить Боталову сразу две торпеды в незащищенный бок было делом чести, однако и тут хищный застройщик оказался впереди на две головы. Незадолго до приезда Олег с неудовольствием увидел очередной концерт российских звезд, явившихся восхвалять новый мост. Вел концерт, конечно же, Черский. Так что тому, что контракт, на который они рассчитывали, уплыл прямо из-под носа, удивляться не приходилось. Отправившись в Крым, Олег был уверен в договоренностях, подкрепленных серьезными деньгами, и никак не мог ожидать, что папашка кремлевского любимчика окажется круче. Четкой убежденности, что Джулая и Куприянова обскакал именно Боталов, у Олега не было, но иных застройщиков из столицы, которых на данный момент интересовал бы Крым, Олег не знал. Хуже всего было то, что в предварительный проект, на взятки чиновникам, которых пришлось умасливать почти год, были вбуханы гигантские деньги, которые теперь каким-то макаром надо было возвращать, хотя покойный Павел и посмеивался, что никто ничего не вернет. А еще хуже было то, что почти вся сумма, почти сотня миллионов рублей, принадлежала Джулаю. Взяв у него деньги, Олег гарантировал, что проект у них в кармане. А теперь от проекта остался пшик, как и от денег.