Гори оно все огнем — страница 34 из 42

Николай показал фотографии двух совершенно одинаковых семнадцатиэтажек, выкрашенных в бело-оранжево-коричневые тона. Между домами были довольно новая детская площадка, баскетбольная коробка, велодорожка и большая раскидистая ель по центру участка. За домами, в тени высоких тополей, виднелось узкое русло реки.

– Ребята посидели во дворе и понаблюдали, – продолжил Николай. – У каждого дома по два входа, поэтому нам это в копеечку влетело, но результат есть. Мария Петровна обосновалась в тридцать седьмом доме. Ребята сумели проводить ее до этажа, а потом вычислили и квартиру.

Николай придавил стопку фото новым снимком. Олег поглядел на него с интересом. Маша коротко постриглась, покрасила волосы в черный, и ее новый облик Олегу не то чтобы не понравился, но теперь ему казалось, что он смотрит на совершенно другую женщину, еще более молодую и решительную. Одетая в пестрый балахон, подобный тому, что носила Маргарита, Маша выглядела встревоженной и сосредоточенной, как в те последние дни в Крыму, когда Олег видел ее живой…

Он осекся и даже рассмеялся, что подумал о ней, как о мертвой. Николай поглядел на него с интересом, но вопросов не задал.

– Есть еще один интересный факт, Олег Александрович. Мы искали ее не одни, как и предполагалось. Недавно мы обнаружили, что к дому проявляют интерес и другие парни. А точнее, к квартире, где живет Мария Александровна. А еще вам будет интересно, что у нас в отеле появился, как говорится, «замечательный сосед». В Новосибирске сейчас находится Сальников. Он живет двумя этажами выше. Так что, если вы не намерены с ним встречаться, я бы посоветовал переехать. Я уже присмотрел вам другой отель. Он, конечно, поскромнее, но соседство с Сальниковым я считаю нежелательным.

– Думаешь, он следил за нами?

– Не уверен. Сальников прибыл в Новосибирск на два дня раньше. Я не уверен, что он ищет именно Марию Петровну. Скорее речь идет о Маргарите. Ее квартира все еще числится за застройщиком, в собственность она ее не оформила, хотя по документам – купила. Потому ее так сложно было найти, к тому же, если вы заметили, Мария Петровна очень изменилась. Если он плохо знает ее в лицо, то вряд ли узнает сразу. Но я бы посоветовал вам поторопиться с решением.

– С решением?

– Вы же не собираетесь отдавать Марию Петровну Сальникову?

– Сам хоть понял, что сказал? – рассвирепел Олег. Николай чуть заметно пожал плечами.

– Сальников ищет деньги. Он сомневается в смерти Маргариты, в отличие от нас. А я, если разрешите, убежден, что ваша супруга в курсе, где эти деньги спрятаны. Маргарита наверняка поделилась с ней этой информацией, помогла с квартирой. Эти факты очевидны.

– Очевидны-невероятны, – передразнил Олег. – Адрес давай. Навещу женушку попозже.

Выпроводив Николая, Олег грузно уселся перед выключенным телевизором, думая о том, что где-то над ним сидит в паучьей норе скользкий тип Сальников, наверняка уже решивший, как добраться до его непутевой жены. Затем мысли Олега плавно перескочили на украденные Маргаритой деньги и факты, которые Николай посчитал очевидными. А после Олег подумал про Джулая и долги. На какой куче денег сидела его жена? И достойна ли эта куча внимания? По мнению Олега – вполне, раз Сальников лично приехал за добычей. А еще он подумал, что делать с женой, числящейся по документам мертвой, и почувствовал, как его захлестывает восхитительная злоба.

Вероника вернулась в номер, когда он отдавал распоряжение Николаю взять в каршеринг хорошую, но не слишком приметную машину, и его голос дрожал от возбуждения. До позднего вечера оставалась еще уйма времени, и потому, когда прохладная и влажная рука Вероники скользнула по его шее и волосам, Олег с нетерпением обернулся к любовнице, обхватил за тугую попку и потянул к себе.

– Эт-то что еще за новости? – спросила Вероника строгим голосом. – Ты что себе позволяешь? Разве я тебе разрешала себя трогать? А ну, убери руки!

– Заткнись, – прошипел он и запустил руки ей под юбку, терзая кружева неподатливого белья. Вероника начала бурно сопротивляться. Происходящее вовсе не походило на их привычные игрища, где она руководила, а он подчинялся с щенячьей покорностью, пока, совершенно измотав его, она не позволяла собой овладеть. Но теперь перед ней был другой мужчина, одержимый яростью. Его грубые ласки походили на изнасилование, отчего Вероника моментально разозлилась и принялась в панике отбиваться, не осознавая, насколько он больше и сильнее ее, пока он не сорвал с нее трусы и не навалился сверху, вдавливая ее в твердый пол, зажав рот и срывая платье. Она укусила его потную ладонь, впившись зубами что было сил.

И тогда он ее ударил.

Это не было какой-то легкой оплеухой. Олег ударил кулаком, отчего ее скула взорвалась от боли, а рот наполнился кровью. Вероника взвизгнула и принялась извиваться под ним. Ей удалось спихнуть тяжелое мужское тело с себя, и она бросилась прочь, озабоченная только тем, чтобы вырваться от мужчины, в одночасье превратившегося в незнакомого монстра. Его скрюченные пальцы метнулись следом и вцепились ей в запястье, вывернули и дернули назад. Вероника упала на живот и взвыла от боли, чувствуя, как что-то хрустнуло. Мужчина, сидевший на ней верхом, оттянул ее голову за волосы и ударил лицом о пол несколько раз. Оглушенная Вероника всхлипнула и затихла, предпочтя дать монстру насытиться. Это жестокое соитие, показавшееся ей вечностью, на самом деле продолжалось всего пару минут, после чего ее небрежно пошлепали по щеке и слезли с избитого тела.

Минут через сорок Олег, одетый в неброские джинсы и рубашку, вышел из отеля и уселся в припаркованную поодаль «Тойоту Камри». Вероника стояла наверху, ожидая, когда машина двинется с места, а потом пронеслась по номеру стремительным вихрем, собирая вещи. В такси она лихорадочно гуглила ближайшие вылеты на Москву и, успев купить билет на самолет, слегка удивилась, почему раньше нутро этого жестокого человека не выпирало наружу. А когда шасси самолета оторвались от взлетной полосы, Вероника подумала о жене Олега, бессловесной пичужке, которую Вероника презирала и даже немного жалела. Глядя в иллюминатор невидящим взором, Вероника задала вопрос: а по собственной ли оплошности Маша утонула в морских волнах Крыма? И от догадки, приправленной кулаками любовника, Веронике стало холодно.

* * *

Дернув головой, Маша ударилась виском о холодную твердую поверхность и замычала. Лицо горело, в затылке перекатывался тяжелый шар, а кожу словно что-то стягивало, хотя «словно» тут не подходило. Рот действительно был залеплен скотчем. Заломленные за спину руки тоже стягивал этот материал, Маша провела по узлам пальцам и ощутила скользкую поверхность липкой ленты. Подергав ногами, Маша поняла, что они также связаны.

Она смутно вспомнила, что произошло. Едва она открыла дверь, как на нее кто-то прыгнул из тьмы. В подъезде не горел свет, хотя обычно лампочки загорались от датчика движения. Кто-то озаботился этим вопросом, потому она не увидела лица нападавшего. Потом был удар, и она провалилась в небытие, не успев даже вскрикнуть. Смутно, сквозь бессознательность, она припоминала, или думала, что припоминает, тряскую дорогу, неудобное скрюченное положение, удары об углы, низкую крышку гроба или багажника, две внимательные пары глаз, глядевшие на нее из полумрака с любознательностью пришельцев… Потом были спасительная темнота и жгучая жажда.

В помещении, где она лежала, было почти холодно, и она от этого быстро пришла в себя, завертела головой, чтобы узнать, где находится, но так и не поняла. Было довольно темно, сыро, пахло гнилью и чем-то вроде грибов. Наверху, под потолком, где-то очень высоко виднелись узкие полосы, сквозь которые пробивался электрический свет. Маша помычала, но никто не откликнулся. Корчась на полу, она умудрилась сесть, потратив на это действие почти все силы. Дышать с заклеенным ртом было трудно, в висках колотилась кровь. Оглядевшись, она поняла, что сидит где-то вроде погреба, сквозь тьму ей удалось даже разглядеть очертания деревянной лестницы, ведущей наверх. Значит, это не квартира, а дом, причем, судя по состоянию погреба, старый. А если так, то Олег, которого она сразу заподозрила в похищении, вряд ли настиг ее. Следовательно, есть возможность договориться, знать бы еще, что им нужно. Впрочем, не нужно гадать: то, что требовалось похитителям, наверняка лежало в чемодане съемной квартиры. Немного отдышавшись, Маша встала, задрала голову и издала приглушенный путами вопль. Никакой реакции наверху, хотя ей показалось, что она слышит приглушенный и удивительно спокойный голос. Но когда она почти убедила себя в том, что ей мерещится, голос сменился короткой музыкальной заставкой. Наверху работал телевизор.

Она подумала, что может попробовать подняться по лестнице, но, подпрыгнув к ней, поняла, что ее спортивных способностей недостаточно. Без рук она не удержится, а потолок был довольно высоко. Маша не сомневалась, что свалится. Она всерьез задумалась о том, чтобы прыгать и цепляться за ступени подбородком, но от этой мысли ей стало даже смешно. Отвернувшись, она облокотилась на лестницу, с трудом переводя дыхание. Сейчас, когда ее глаза привыкли к темноте, она могла видеть разнокалиберный хлам и какие-то смазанные очертания длинных полок с чем-то блестящим. Всматриваясь в эти огоньки, Маша никак не могла сообразить, что видит, а потом до нее дошло: это же банки! Обычные стеклянные банки!

Она прыгнула в сторону полок, споткнулась и упала, в последний момент успев повернуться боком и сохранив лицо в целости. На миг она замерла, обеспокоенная произведенным шумом, но сверху не донеслось ни единого звука, свидетельствующего о том, что ее услышали. Всхлипывая от боли, Маша корчилась, пока не смогла вновь подняться. Нога, на которую она упала, ныла и плохо слушалась. Делая короткие, осторожные прыжки, Маша, как раненый заяц, доскакала до полок, врезалась лбом в перекладину, охнув от боли, но сумела удержаться на ногах. Повернувшись к полкам спиной, Маша протянула к ним пальцы, нащупала банку, прикрытую крышкой, и попыталась ухватить ее. Банка никак не давалась, выскальзывала из рук. Высоко вывернув руки, Маша схватила ее за крышку и потянула. Банка накренилась, упала на полку, покатилась и ухнула вниз с глухим хрустом лопнувшей лампочки. В погребе запахло огурцами. Ничего не видя в темно