а он там будет – потому что отец не сумеет его убрать, как мы просили, сколько бы денег ему за это ни предлагали… Значит, настанет день. И час, и момент. И ты сделаешь, что должен».
– Кто такие эти люди? – спросил Нельсон, когда они запарковались на проселке, откуда было видно ферму.
Небо расчистилось, и двое обитателей фермы – трое обитателей фермы, поправил сам себя Малкольм, – занимались обычными дневными делами, словно день был как день… обычный зимний, снежный.
Прошло много часов, а они все наблюдали. Малкольм уже собрался было ехать за девочкой в школу, но на главной дороге она так и не появилась. Мальчики поели сухих пайков из его запасов, утеплились оставшейся в рюкзаке одежкой. Шевелиться без нужды Малкольм не хотел.
Так прошел день. Спустились сумерки.
Момент неумолимо приближался.
– На самом деле они никто, – ответил Малкольм. – Географическая случайность. На их месте мог бы оказаться кто угодно другой. Просто там должен был кто-то быть. Оказались они.
– Что здесь произойдет? Почему ты не можешь просто взять и сказать?
И правда, почему? Малкольму запретили говорить о задании – по многим совершенно очевидным причинам – с кем бы то ни было за пределами кельи, да и в ней тоже – только Малкольм и Митера Тея знали все ходы и выходы. Большинство в келье думало, что он отправляется с евангелической миссией в надежде обратить в Веру побольше новых людей. Все молодые Верящие делали так на каком-то этапе, в этом не было ничего необычного.
Но что, если Нельсон теперь и сам – часть миссии? Урочный час все ближе. Что в этом плохого? Малкольм вдохнул поглубже и принялся объяснять:
– Сегодня русские запустят спутник…
В водительское окно громко постучали. Парни аж подскочили от неожиданности. Малкольм обернулся.
Мальчик с азиатской внешностью постучал еще и свирепо вопросил:
– Вы еще кто такие, черт побери?
Малкольм, не думая, выпустил в руку клинок из рукава.
13
– Сегодня, – сказал Казимир.
– Да, – согласилась Сара. – Ты уже говорил. Гм… ты не против? Я тут кур кормить пытаюсь.
Ни одна из этих идиоток не выйдет из курятника, пока рядом ошивается дракон. Хотя вообще-то, если так рассудить, никакой это не идиотизм, подумала Сара. Это самосохранение.
– Я точно не знаю, когда именно он за тобой явится.
– И что именно будет делать. Или что делать мне. Или папе…
На этом Сара замялась. Она не сказала Казимиру ни про отца, ни про письма, ни про планы на день. Гарет распорядился, что в школу она сегодня не идет, но делами по ферме заниматься будет как ни в чем не бывало – специально на тот случай, если авторы писем вздумают за ними наблюдать. Сам он будет сидеть дома с дробовиком и ждать. Спрашивается, чего? Ответа на этот вопрос никто не знал, и дракон в том числе.
– Держу пари, ты бы меня все равно остановил, – сказала она. – Вздумай я вдруг бежать.
– Ты бы не побежала, – возразил Казимир.
– Но могла бы!
– В пророчестве сказано, что нет.
– Потому что ты бы меня остановил.
– Я смотрю, ты начинаешь понимать все безумие пророчеств.
Он вдруг поднял голову, навострил уши и уставил неподвижный взор в сторону дороги, там, за сараем. Крылья принялись месить воздух, готовя тело в полет.
– Кажется, началось.
– Нет, – простонал Нельсон, – пожалуйста, не надо.
Малкольм бросил на него быстрый взгляд, но лезвие оставил в ладони и стал крутить опускающую водительское стекло ручку.
– Вы торчите тут с утра, – неприветливо сказал парень. – Я видел, как вы парковались. Кто вы такие?
– Мы заблудились, – Малкольм одарил его сияющей улыбкой. – Ты нам не подскажешь, как отсюда добраться до…
– Если ты ее хоть пальцем тронешь, – перебил его тот, – вот хоть волоска на ее голове коснешься…
– Я понятия не имею, о чем ты.
Парень сбросил с плеча лямку сумки и вытащил ствол – пистолет принадлежал ныне покойному и так и не оплаканному помощнику шерифа Келби, о чем Малкольм, понятное дело, знать не мог.
Агент Вулф – как она продолжала себя называть (все-таки оно пободрее звучит, чем вечная «Митера Тея») – в сердцах чуть не вырвала с мясом рулевое колесо. Небо прояснилось, дороги расчистили – так нет, какому-то дебилу понадобилось перевернуть поперек шоссе полный грузовик туалетной бумаги и напрочь перекрыть проезд! Солнце меж тем уже почти собралось садиться.
Все произойдет. И очень скоро.
А она все на фиг пропустит.
Она снова ударила по клаксону, зная, как и все, кто бьет по клаксонам, что пользы от этого не будет никакой – так, разве что раздражение слить. Что вообще-то, между нами, не так уж плохо.
Ее гнев, ежели правильно им распорядиться, представлял собой весьма живописное зрелище.
Итак… Дернович мертв. Жаль – вполне искренне жаль, между прочим, – но что поделать. Он действовал глупее, чем мог. Много раз ей удавалось его отвлечь – в аптеке, в кемпинге – и дать мальчишкам благополучно смыться, но этот болван все равно упрямо пер к цели. Почему она, собственно, и вела его так тщательно: лучшего способа держаться на хвосте у Малкольма и не придумаешь – присматривать, когда мальчику понадобится помощь, и параллельно скармливать главному преследователю ровно столько информации, чтобы неизменно оставаться на шаг впереди погони.
Разумеется, Дернович рано или поздно выследил бы Малкольма… зато, пока этого не случилось, он, сам того не зная, снабжал ее более чем ценными сведениями. Как бы там ни было, миссия должна продолжаться.
Во что бы то ни стало.
Она снова бибикнула и даже присовокупила к этому некую выразительную фразу. Потом сделала долгий, очень долгий вдох и на выдохе произнесла другую, вполголоса, прочищая голову и роившиеся в ней мысли.
Эта двойственность жила в ней всегда. Она-то и давала ей силу.
Вместо того чтобы снова дудеть, она резко рванула руль вправо. Места для объезда было мало, потому она толкнула бампером машину впереди, сдала назад, снова толкнула и вырвалась, наконец, на свободу, заработав от водителя жертвы потрясенный взгляд.
Дальше она ринулась вперед по обочине, заносясь то и дело на льду, но неудержимо набирая скорость – прямо по направлению к полицейскому, который размахивал руками, пытаясь ее остановить. Кажется, проносясь с ревом мимо, она его все-таки сшибла…
Но оглядываться не стала.
Сара мчалась по тропинке, ведшей от дома к дороге.
– Что происходит? – раздался вслед отцовский крик с крыльца. – Ты не должна уходить с фермы!
Но тормозить было уже некогда. Дракон впереди летел к припаркованной на обочине шоссе машине.
А еще там стоял Джейсон, и в руках у него был пистолет.
– Я не хочу причинять тебе вред. – Малкольм медленно открыл дверь и вышел из машины. – Но если придется, причиню.
– Он не шутит! – закричал из кабины Нельсон. – Уходи отсюда! Вызывай полицию!
– Не надо вызывать полицию, – возразил Малкольм все так же спокойно, делая шаг к Джейсону, который попятился на тот же шаг. – Полиция только все сделает хуже.
– Кончай болтать, – отрезал Джейсон, поднимая пистолет (выглядел он при этом очень нервно). – Мне уже случалось стрелять в людей.
– Я тебе не верю.
– А следовало бы, – сказал голос с небес.
На дорогу перед ними приземлялся дракон.
– Ты – убийца, – констатировал он.
– Да, – просто сознался Малкольм. – А ты, о великий… – он повел рукой, чтобы предмет, спрятанный во втором рукаве, упал в свободную ладонь, – как раз то, что нам нужно.
Гарет Дьюхерст – все еще в компании верного дробовика – затормозил на полном скаку и все-таки не помчался следом за дочерью.
Дракон сидел на дороге. Что бы там ни должно было сегодня случиться – оно явно случалось прямо сейчас. И дочь бежала прямиком в самую гущу событий.
Гарет развернулся и припустил в сарай, где стоял грузовик. К бамперу которого был привязан острием вперед плуг.
– Джейсон, нет! – крикнула Сара, подбегая к этой компании на дороге.
Казимир, Джейсон… какой-то подросток вылезает из грузовика – и вроде бы на пассажирском сиденье виднеется еще один.
Ну, не могут же эти двое быть убийцами!
Длинная шея Казимира нависала дугой, крылья были растопырены: ни дать ни взять кот, на которого наседают, а он пытается показать, какой он на самом деле большой. Казимир сейчас был велик, да. Очень, очень велик.
– Это те парни, Сара! – крикнул ей Джейсон. – Не подходи!
Мальчик из грузовика повернулся и посмотрел ей в лицо. Выражение у него было такое, словно он знает ее уже целую вечность.
Казимир крылом загородил ей дорогу.
– Ни шагу дальше, – сказал он. – Этот человек куда опаснее, чем ты можешь себе представить.
– Он же всего лишь мальчик!
– Он – мальчик, обладающий силой.
И ужас, звучавший в этом голосе, потряс Сару сильнее, чем все остальное за все последние дни.
– О чем ты говоришь?
Огромная одноглазая голова дракона качнулась обратно к парню, у которого – теперь она это ясно разглядела – в одной руке был нож, а в другой… что-то еще.
– У него Шпора богини, – сказал Казимир.
Никакого страха Малкольм не ощущал. Ну да, у мальчишки есть пистолет. Да, дракон может испепелить его одним вздохом, но в руке у него был клинок.
А в другой – Шпора богини.
Невыразимо священная, величайшая реликвия для любого дракона в мире независимо от цвета, утраченная много столетий назад. Драконий коготь, древний и черный, вырванный, по преданию, у самой богини, – все это время он провел у Малкольма в рюкзаке. Предмет, без которого дело было бы проиграно сразу и навсегда.
Драконы – они же немного не от мира сего, так? Даже Верящие с этим соглашались. Дышат огнем, живут, предположительно, целую вечность (Малкольм в эту вечность верил – и Митера Тея тоже, и Казимир), разумные, мудрые, со своей историей… которая почему-то никак не отразилась в геологической летописи Земли.