Лицо Елены Александровны передернулось злой судорогой.
А! Чего же тогда тебе надо? — гневно спросила она. — Спустить на тебя Нормана? Да? Сейчас же, бродяга, вон со двора!.. Арефий!
Уйду я сам, — сказал Порфирий, сдерживаясь, но угроза прозвучала в его словах, — и дай тебе бог, чтобы нам никогда больше не встретиться.
Он медленно повернулся и, высоко неся голову, вышел за ворота, на улицу.
22
Лонк де Лоббель занимал всегда самый лучший номер в гостинице. Это для него было таким же правилом, как одеваться по последней моде, носить крахмальные манишки, лаковые туфли и душить носовые платки самыми лучшими, дорогими — подлинно французскими — духами.
Шиверские деятели, мало и поверхностно знавшие Лонк де Лоббеля, считали его расточительно богатым и чуть оригинальничающим, Маннберг, Василев и Киреев определяли как человека среднего достатка, а Баранов после первой же встречи с маленьким французом решительно заявил:
— В одном кармане у него блоха на аркане, а в другом вошь на цепи. Ха-ха! Ходит в красивых штанах только потому, что без штанов Америку за Америку не выдашь.
И Баранов был прав. Лонк де Лоббель находился в очень стесненных житейских обстоятельствах. Американский железнодорожный синдикат, неофициальным представителем которого он до сих пор еще являлся, принимал на себя, по специальному контракту, любые расходы по-найму помещения и по личной его, Лонк де Лоббеля, экипировке, но во всем остальном жестко его ограничивал. Правда, в основном пункте контракта были записаны достаточно крупные суммы, но их синдикат обязывался выплатить Лонк де Лоббелю только в случае удачной защиты в соответствующих русских инстанциях проекта магистрали Канск — Аляска. Но как ни настойчиво стремился Лонк де Лоббель подготовить своему проекту дорогу к высоким инстанциям, быстрого успеха достичь он не мог. Неожиданные возникали препятствия: кто-либо вмешивался, посылал проект на заключения, согласования, консультации, потом он куда-то пропадал на целые месяцы и вдруг, как бумеранг, снова возвращался к нему в руки.
Лонк де Лоббель отлично понимал: идет борьба. Но не за проект и не против проекта как такового. Идет борьба против политики, которую он здесь проводит, тщательно это скрывая. Таковы инструкции синдиката: согласно им проект только инженерный, и политических целей в нем нет никаких. Но не всегда удается сделать это невидимым. Тот же Баранов при встрече с Лонк де Лоббелем, выслушав главные положения его проекта, откровенно спросил:
Ты только вот что скажи мне, милочок: на кой… вам на нашу землю с этой дорогой лезть?
О, — не теряясь, сказал тогда Лонк де Лоббель, — прогрессивные технические идеи должны стать достоянием всего человечества. Америка не настолько скупа, чтобы отказать в этом России.
Угу! — понимающе кивнул головой Баранов. — На-
сколько я зпаю, вы индейцам и неграм вашим прогрессив-
ные идеи свои уже здорово показали!
А Баранов имел большой вес в Иркутске, у генерал-губернатора.
Так отзывались о проекте многие. И не только в каком-нибудь Шивероке, но и в Иркутске, и в полуофициальных кругах Петербурга. При этих условиях пойти сразу ва-банк, добиться рассмотрения проекта правительством непосредственно значило в случае отказа — и весьма вероятного! — провалиться окончательно и бесповоротно. Лонк де Лоббель изложил свои соображения владельцам синдиката. Надо вести неторопливую, но основательную работу с промышленниками, финансистами, инженерами, общественными деятелями — и прежде всего тех мест, где предположительно должна пройти железная дорога. Если перед русским правительством проект поддержат русские же деятели, успех будет обеспечен. И подниматься к высшим инстанциям надо последовательно, по ступеням, без резких скачков и толчков…
«Так, как в России пекут пасхальные куличи, боясь стряхнуть сдобное тесто, — образно писал в своем докладе владельцам синдиката Лонк де Лоббель. — Неосторожный толчок — и вместо пышного, вкусного хлеба — комок мокрой замазки. Потерянного времени жалеть нечего — оно окупится собираемыми сейчас экономическими сведениями о Сибири».
С ним согласились. Это влекло за собой лишние издержки для синдиката, и это отдаляло для Лонк де Лоб-беля счастливую минуту получения крупной суммы по контракту, но это надежно вело к цели. И с этим мирились все — и владельцы синдиката, обитающие в пышных виллах за океаном, и Лонк де Лоббель, снимающий лучший номер шиверской гостипицы. К слову сказать, лучший, но далеко не такой уж хороший.
Лонк де Лоббель только что закончил свой завтрак из двух сырых яиц, сбитых с молоком и посыпанных сахарным песком, как в номер к нему постучался Маннберг. Француз торопливо прикрыл салфеткой столовый прибор, встряхнул носовой платок, так что тонкий аромат духов сразу разлился по всей комнате, и крикнул:
Прошу вас! Войдите!
Он ожидал Маняберга, но не думал, что тот явится так рано.
У меня ужасный беспорядок в номере, — извинялся он, тепло пожимая руку Маннберга. — Ах, эта вечная неустроенная жизнь путешественника!
Вы здесь ведете достаточно оседлый образ жизни, — возразил Маннберг, усаживаясь на прикрытый белым чехлом диван, в котором, однако, сразу беспокойно заворочались и заскрипели пружины. — Если вас называть путешественником, то я тогда настоящий кочевник.
О да! Но это ваша профессия.
А ваша?
Мечта всей моей жизни — тихий уголок. Маленький, уютный домик, тенистая аллея, женщина в белом платье…
Не жена, — подчеркнул Маннберг.
О, конечно, жена! Что вы, Густав Евгеньевич! Жена и… несколько малюток.
А точнее? — попросил Маннберг. Ему нравилось вести разговор с этим по внешности очепь простодушным и легкомысленным, но в действительности умным и хитрым французом.
Точнее? — грустно сказал Лонк де Лоббель. — Я потерял веру в свои способности.
Не скромничайте. Даже холодная Елена Александровна тает в вашем присутствии.
О нет! Я имею в виду другое — свои способности материально обеспечить даже самую маленькую семью.
Вы всегда жалуетесь на жизнь, мсье Лонк де Лоббель.
Мне больше не на что жаловаться, — с топкой двусмысленностью ответил Лонк де Лоббель и картинно развел руками.
Пружины не давали спокойно сидеть Маннбергу. Он поднялся и перешел к окну, откинул тюлевую шторку и стал оглядывать улицу. Лицо у него было скучно-выжидающее. Зашел он к Лонк де Лоббелю по его приглашению. Прошлый раз француз очень интересовался подробностями разговора Маннберга с Василевым во время взрыва на строительстве дороги. С чем связано это приглашение? Но, сдерживая свое любопытство, ждал, когда Лонк деч Лоббель заговорит первым. В таких делах преимущество никогда не бывает на стороне начинающего.
Как я замечаю, Густав Евгеньевич, вам очень нравится Шиверск, — как бы заполняя затянувшуюся паузу, заметил Лонк де Лоббель.
Однако Маннберг насторожился. Это могло быть и началом серьезного разговора.
Мне нравится везде, где я могу заработать хорошие деньги, — решительно сказал Маннберг и немножко язвительно посмотрел на Лонк де Лоббеля, — ибо мечта моей жизни — особняк на Невском в Петербурге. Чугунная решетчатая ограда вокруг дома, мраморные львы, женщина в бриллиантах — и даже не обязательно жена… и даже не обязательно малютки.
Больше всего зарабатывают хорошие инженеры в Америке, — неопределенно проговорил Лонк де Лоббель.
Но вы только что сетовали па материальную необеспеченность, а ведь вы сами работаете в Америке, — с укором сказал Маннберг. — Надо быть более последовательным.
Я работаю в России для Америки. И мне очень плохо помогают мои русские друзья, — жалобно объяснил Лонк де Лоббель.
Но помогут ли русскому инженеру американские
друзья?
— Да, если им помогут русские. Маннберг засмеялся:
А русские — если им помогут американские. Кто же начинает первым?
Истинные друзья редко пользуются арифметикой.
И охотно при случае уступают первое место?
Я по происхождению француз, — продолжая играть словами, отвел укол Маннберга Лонк де Лоббель.
Но Маннбергу уже хотелось задираться.
А по служебному положению американец? — И струсил своей резкости. Так можно было разговаривать с Киреевым. Того иначе не проймешь.
Француз на службе американского синдиката, — поправил Лонк де Лоббель так мягко, словно и не заметил грубости Маннберга.
И Маннберг тоже смягчился.
Мне очень понравилась идея вашего проекта, — сказал он, становясь вполоборота к окну, словно бы готовясь п совсем отвернуться, — как инженер, я был ею покорен и прельщен. Свое восхищение я поспешил выразить в целой серии писем, адресованных… весьма видным лицам.
Дирекция синдиката мне сообщила, — будто он разговаривал не с Манпбергом, а с третьим лицом, отметил Лонк де Лоббель, — что руководящий состав для строительства будущей железной дороги подобран полностью. Однако оставлено несколько очень выгодных вакансий. Для лиц, хорошо знающих местные условия…
Маннберг протянул что-то пеопределенпое.
…практически работавших на строительстве железных дорог в Сибири, — словпо ставя и здесь только запятую, сказал Лонк де Лоббель.
Маннберг стал спиной к окну. Конец это или ее конец разговора?
…и продолжающих работать в Сибири. — Теперь Лонк де Лоббель поставил точку.
Брови Маннберга поползли вверх, а черные стрелки усов опустились.
Участок железнодорожной линии Шиверск — Ту-лун, последний участок на магистрали, вступает в эксплуатацию в ближайшие дни. Инженерам грозит безработица. — Маннбергу показалось, что он слишком затушевал свои условия и Лонк де Лоббель его не поймет. Он тут же добавил: — Разве в этом заинтересованы их американские друзья?
Инженеры должны быть заинтересованы в быстрейшем начале новых работ. — Веселые искорки блестели в темных глазах Лонк де Лоббеля.
Маннбергу надоела эта восточная дипломатия, и он полез напролом.
Что же я должен здесь делать, по-вашему, мсье Лонк де Лоббель? — спросил он в упор.