Он подошел к ближайшему окошечку и на стеклянной витрине увидел конверты. Простые, из плотной синей бумаги, с напечатанными для адреса строчками. Он давно уже не пользовался конвертами. В части все письма писались на листках, вырванных из школьных тетрадей и сложенных треугольничком. Никаких марок, никаких почтовых ящиков — треугольнички сдавались в канцелярию части, откуда поступали на военную почту. А тут… На некоторых конвертах были даже наклеены марки с видами павильонов Всесоюзной сельскохозяйственной выставки.
Александр сначала растерялся, увидев конверты. Они были словно пришельцами из довоенного мира. Из того времени, когда Ленинград еще не знал затемнений и на его улицах не было разрушенных домов.
Он подошел к окошечку и тронул пальцем стекло, под которым, лежали конверты.
— Это… продается?
Девушка за стеклянной перегородкой подняла голову. У нее были усталые глаза.
— Конечно. Тридцать две копейки штука.
— Дайте мне три… И марки, чтобы… покрасивее…
…Сейчас почтамт был пустынен и темен. Он словно ожидал взрыва, который мог ударить по стенам в любую минуту.
Его судьбу держали в руках Белавин и бойцы пиротехнического расчета. Только от них зависело — жить зданию дальше или превратиться и груду разбитого кирпича.
Через полчаса лопата одного из пиротехников лязгнула о металл.
— Кажется, стабилизатор, — сказал он негромко.
Александр спрыгнул в яму. Встав на колени, пошарил рукой в рыхлой земле. Ладонь натолкнулась на погнутый стальной лист.
Да, пиротехник не ошибся. Это был верхний конец пера стабилизатора. Он торчал из земли, как плавник акулы.
Отбросив лопатой крупные комья, Белавин добрался до корпуса бомбы. Потом вынул из кармана куртки стетоскоп, обыкновенный медицинский стетоскоп, которым врачи выслушивают больных, вставил в уши пластмассовые наконечники и приложил чувствительную головку к телу бомбы.
Закрыл глаза, прислушиваясь.
Сначала он ничего не услышал. Сильно шумела кровь в ушах. Но потом из глубины, казалось, из самого центра земли, проклюнулся звук, едва уловимый, похожий на постукивание крохотных стальных молоточков.
Стук то усиливался, то почти исчезал, и не понять было — существует он на самом деле или это обман напряженного слуха.
Рука с головкой стетоскопа двинулась по корпусу бомбы.
Пиротехники наверху ждали.
Александр еще плотнее прижал головку стетоскопа к стали.
Нет. Это не обман слуха. Молоточки внизу отчетливо отстукивают секунды.
— Взрыватель с часовым замедлителем, — сказал он, поднимаясь с колен и выдергивая из ушей наконечники стетоскопа.
Все три пиротехника замерли на своих местах.
Значит, это самая страшная бомба, с которой им придется работать!
— Вот это штучка… — пробормотал один из них, зябко поеживаясь и искоса взглянув на яму.
— В первый раз, что ли? — сказал другой. — Попытаемся сделать так, чтобы не тикало.
Третий решительно перехватил ручку лопаты:
— Нужно копать.
— Да, — сказал Белавин. — Как можно быстрее добраться до ее головы. Иначе…
— Ясно!
Четыре саперные лопаты снова вошли в грунт, расширяя и углубляя яму.
Через десять минут стабилизатор бомбы окопали со всех сторон. Показалась верхняя часть корпуса. Работать стало легче. Пошел влажный песок, а за ним голубая глина. Она резалась лезвиями лопат почти без усилия. Влажные пласты аккуратно ложились на края ямы.
Расчет работал молча, быстро, и Белавин в который уж раз мысленно благодарил командира роты за этих спокойных ребят, умеющих открыто смотреть в лицо самой смерти.
Когда бомба показала из земли почти все свое холодное тело, Александр сказал:
— Хватит. Теперь я один. А вы — гоните траншею. Пиротехники выбрались наверх и начали снимать асфальт на середине улицы.
Бомба лежала наклонно, почти на боку, головой в сторону арки почтамта. Будто слепой бездушный металл сам нащупал цель.
Александр снова прослушал стальное тело.
Взрыватель продолжал равномерно штамповать секунды.
Сколько их осталось до взрыва? Десять? Пятьдесят? Сто?
Ленинградцам были знакомы бомбы, которые взрывались через час после падения. Некоторые срабатывали через десять, пятнадцать, тридцать минут. Но были и такие, которые лежали спокойно по нескольку суток.
Он снова взглянул на часы.
Стрелки показывали 0.20. Значит, уже наступил праздник. Они приехали сюда в 22.50. По словам дежурной, бомба упала минут за сорок до их приезда. Примерно в 22.15. Значит, механизм замедления включился два часа назад.
Два часа…
«Предположим, что механизм поставлен на три часа, — сказал сам себе Александр. — Они всегда ставят многочасовые взрыватели на какое-нибудь круглое время. Тогда у меня в запасе час. За этот час ребята должны прокопать метров пять-шесть траншеи. Неглубоко. Только, чтобы ослабить почву в направлении взрыва. А я за этот час должен добраться до взрывателя и вывернуть его из корпуса бомбы или как-нибудь остановить часовой механизм…»
Он взял лопату и срезал пласт глины в направлении к голове бомбы. Еще один пласт. И еще.
…Только не давать воли нервам. Не сделать какого-нибудь лишнего движения…
Спокойствие, точность и быстрота — вот что сейчас важнее всего. И не смотреть на часы.
Лопата осторожно скребла по металлу.
Весь мир остался сейчас за стенками ямы. Мир тех, кто спит в темных тревожных комнатах, кто сидит в убежище. Мир ночных смен на заводах.
Город. Запертые двери. Темные окна. Все позади. Впереди только бомба, нацеленная на арку Главного почтамта, и там, в самой узкой части ее, — взрыватель, который необходимо вынуть.
…Еще несколько пластов глины отброшены в сторону.
Александр отложил лопату. Вынул из чехла нож. Концом лезвия начал расчищать вершину бомбы.
Синий свет переносной лампы отбрасывал черные причудливые тени.
Тени ползли, прыгали, перекрывали друг друга. Иногда казалось будто у него не одна рука, а несколько.
— Товарищ Белавин! — окликнули его сверху.
— Что?
— Мы начали глубоко только у воронки, а дальше берем все мельче. Чтобы пошел вроде бы в гору. Так дело быстрее. Правильно?
— Правильно, Груздев. Сколько сделали?
— Метров пятнадцать. Скоро кончим. А у вас как?
— Порядок. Главное — вы поторапливайтесь.
— Гоним.
Пиротехник ушел.
…Золотые ребята!
Нож чиркнул по стали и ушел в глину.
Все!
В мертвом свете фонаря Александр увидел скругленную вершину бомбы. Пальцы нащупали выступ взрывателя.
Вывернется? Кажется, он без секрета. Может, попробовать затяжным ключом?
Он вылез из ямы. Подошли пиротехники.
— Товарищ Белавин, у нас все.
— Спасибо, — сказал он. — Идите к машине. Отдыхайте.
— Мы? — удивился Груздев. — Зачем к машине? Мы не устали.
— Я приказываю!
— Ну что ж… Идемте, ребята. А вы?
— Попробую его вывернуть.
— Товарищ Белавин, — попросил Груздев. — Может быть, я…
— Нет! Идите!
Они не успели дойти до машины, которая стояла на улице Герцена. На полнеба полыхнула зарница.
Качнулась под ногами земля. Железный гром прокатился по крышам домов. Здания вокруг Исаакиевской площади отбросили его назад, и он вернулся ослабленный, но все еще грозный.
И тишина.
— Это наша! — вскрикнул один из пиротехников, и все трое бросились со всех ног к арке почтамта.
В ночь с 6 на 7 ноября 1941 года, работая в составе пиротехнического расчета по ликвидации неразорвавшейся авиабомбы замедленного действия, рядовой Белавин Александр Федорович проявил самоотверженный героический подвиг. Откатывая бомбу у самого здания почтамта г. Ленинграда, пиротехники обнаружили, что в ней работает часовой механизм взрывателя. Чтобы спасти почтамт от разрушения, нужно было сделать направленный взрыв путем удлинения котлована по направлению улицы.
Зная, что бомба может взорваться в любую минуту, рядовой Белавин продолжал работу. В момент завершения работы последовал взрыв, от которого здание почтамта не пострадало. Так, свято выполняя военную присягу, рядовой Белавин ценой своей жизни спас почтамт от разрушения.
Указом Президиума Верховного Совета СССР за мужество и отвагу, проявленные при выполнении задания командования, рядовой Белавин А. Ф. посмертно награжден орденом Ленина.
За проявленный самоотверженный героический подвиг рядового Белавина Александра Федоровича зачислить навечно в списки войсковой части Н.
И посейчас колонны Исаакия несут на себе следы того взрыва. Проходя мимо собора со стороны улицы Союза Связи, обрати внимание на северо-западный портал. Там, на высоте десяти-двенадцати метров, на зеркальном граните колонн, ты заметишь несколько глубоких выбоин.
Остановись.
И вспомни рядового пиротехнической роты Александра Белавина, одного из славных солдат, защищавших Ленинград в трудные годы войны.
МЕДАЛЬ «ЗА ОБОРОНУ ЛЕНИНГРАДА»
Ленинград — колыбель Великой Октябрьской социалистической революции. Здесь работал Владимир Ильич Ленин. Здесь были приняты самые первые декреты Советской власти.
Гитлеровцы хотели сразу ударить нас в сердце и поэтому создали специальную группу армий «Север», перед которой поставили задачу: захватить, уничтожить и стереть с лица земли город Ленина. Одна пятая всех вооруженных сил фашистской Германии была брошена на решение этой задачи.
Упорно сражались советские воины, но вражеским полчищам все же удалось после упорных боев блокировать город. Миллионы ленинградцев остались без света и топлива, стали жить на голодном пайке. Но город продолжал обороняться.