— Стыдно, мальчик!
Вовка открывает сначала один глаз, потом второй и видит, что он не на большом корабле по морю плывет, а в обыкновенном трамвае по городу едет, и стоит перед ним не дяденька в белом пиджаке и черных брюках, а лысенький старичок в синем костюме и говорит:
— Стыдно, мальчик!
— А что такое? — зевнув, спросил Вовка. — В чем дело?
— Что такое? Что такое? — с укором переспросил старичок. — В чем дело? В чем дело? А ты не видишь, что вот стоит женщина с ребенком на руках, а тут ты, понимаешь ли, расселся! Видишь?
— Конечно, вижу, — подтвердил Вовка, удобнее устраиваясь на сиденье. — Не слепой.
И вдруг старичок как скомандует:
— Встать!
Да так он скомандовал, что Вовку будто какая-то сила с места подбросила. Он вскочил, сделал шаг в сторону, а старичок предложил женщине с ребенком на руках:
— Прошу вас, садитесь.
Да, все места были заняты, а ездить стоя Вовка не привык: неинтересно это, трудно. И решил он сойти на ближайшей остановке.
Но не тут-то было!
Едва трамвай остановился и открылись двери, как вошел длинный-длинный дяденька с длинными висячими рыжими усами и начал проверять у выходивших пассажиров абонементы.
«Привет-приветик! — подумал Вовка. — Глухонемого из меня уже не получится. Получится из меня заяц-дармоезд».
Но ведь профессор он, академик краснощекий, генерал как-никак, — так неужели не выкрутится?
Выкрутится-выкрутится, не беспокойтесь!
И Вовка с озабоченным видом начал шарить по карманам, шарил, шарил и — целую горсть абонементов разных на все виды городского транспорта, кроме такси, конечно, — насобирал. Передохнул Вовка, как после тяжелой и сложной работы, и с гордым, совершенно независимым видом протянул абонементы контролеру и сказал:
— Выбирайте. Вы в них получше меня разбираетесь, конечно.
Контролер — длинный-длинный дяденька — задумчиво покрутил сначала один длинный висячий рыжий ус, потом — другой и взглянул на Вовку таким пронзительным взглядом, что стало ясно: хоть дяденька этот никогда ни профессором, ни академиком, ни генералом не был, но еще ни одному безбилетнику обмануть его не удавалось.
— В этом я, конечно, лучше тебя разбираюсь, — спокойно проговорил он, — но ты уж будь таким любезным, рассортируй свою коллекцию.
А трамвай тем временем двинулся дальше.
— Это как? — спросил Вовка уже испуганно. — Как это — рассортируй? Какую это коллекцию?
— Отдели абонементы трамвайные от автобусных и троллейбусных, — объяснил контролер, — потому как мы едем именно в трамвае. Сойдут, кстати, и троллейбусные. А еще лучше — плати сразу штраф. Фокусы ваши заячьи нам давно известны.
— Нет у меня денег, — совсем испуганно пробормотал Вовка, судорожно соображая, что бы ему такое придумать, после чего контролер пожалел бы его. — Обокрали меня! — жалобно крикнул он. — Рублик вытащили! Бабушка на мороженое дала, а…
— …А я рублик проел и решил зайцем прокатиться, — добавил контролер. — Эх, даже и врать-то по-настоящему вы не умеете!
— Я врать не умею?! — возмутился Вовка. — Да я, к вашему сведению… да я так наврать могу…
Тут все пассажиры рассмеялись, и Вовка пробормотал:
— А я и врать-то не собирался…
Видимо, физиономия у него была настолько несчастна и растерянна, что лысенький старичок в синем костюме предложил:
— Ну, если ты врать и не собирался, хотя и умеешь врать, скажи нам всю правду.
— В милицию таких забирать надо, а не разговоры с ними разговаривать! — крикнула с задней площадки старушка, на руках у которой была маленькая тощенькая белая собачонка с большими черными злыми глазами.
Собачонка пронзительно и злобно тявкнула семь раз.
Хотел ей Вовка ответить, да не стал: бульдог бы если был или овчарка, — это другое дело, а тут собаченция какая-то мелкая, хоть в микроскоп ее разглядывай.
— Долго еще думать будем? — спросил контролер.
— Отпустили бы вы его на все четыре стороны, — посоветовал, не отрываясь от газеты, один дяденька. — Припугнули бы как следует и отпустили.
Вот тут-то Вовка и показал, что если он и не академик, не профессор даже, но голова у него соображает да еще как!
— Ладно уж, ладно, — плачущим голосом произнес он, громко шмыгая носом, — вот высадите вы меня, предположим, на Стахановской, а я живу около Крыловой. Значит, что получится, по-вашему? Пешком обратно в такую даль топать? Или опять из-за вас зайцем ехать? Так получается?
— Вот это постановка вопроса! — насмешливо воскликнул контролер — длинный-длинный дяденька с длинными висячими рыжими усами — Выходит, мы во всем виноваты? Из-за нас ты зайцем катаешься.
— Есть предложение, — сказал лысенький старичок в синем костюме. — Денег у данного зайца все равно нет. Позвольте, я заплачу за него штраф, заберу его с собой, потолкую с ним, объясню ему его безобразное поведение и дам абонемент на обратный проезд домой.
Старушка с задней площадки хотела что-то крикнуть очень возмущенно, но собаченция опередила ее и злобно тявкнула девять раз.
«Собаченциям тут всяким все делать разрешается, даже людей ни за что ни про что облаивать, — подумал Вовка уже облегченно, чувствуя, что главная для него опасность миновала, — а вот нормальному человеку даже молча и то спокойно проехать не дают».
— Хорошо, — грозно сказал контролер, и длинные рыжие висячие усы его пошевелились тоже грозно, — хорошо, может, даже и прекрасно. На этот раз прощаю. Но если ты еще хоть раз попадешься, поблажки не жди. Будешь иметь дело с милицией.
Он отказался брать штраф за Вовку у лысенького старичка в синем костюме, и они — старичок с Вовкой — сошли, как только трамвай остановился.
Собаченция вслед залилась злобным лаем, и Вовка с трудом удержался, чтобы ей не ответить.
Старичок шел впереди, не оглядываясь, словно уверенный, что Вовка будет идти за ним следом хоть целый день. Вовка, конечно, подумал мельком: а что же мешает ему дать стрекача? Не побежит же лысенький старичок за ним?! Но что-то удерживало Вовку, чему он и сам удивлялся, но шел и шел.
Вроде бы старичок как старичок. Немало таких по улицам ходит. Невысокого роста, седенький, с загорелой лысинкой — абсолютно ничего особенного, кроме того, что он почему-то решил за Вовку штраф платить да еще абонемент на дорогу домой дать…
Чудеса не чудеса, а — подозрительно. Вовка даже ненадолго остановился, разглядывая старичка. Нет, вроде бы ничего, ровным счетом ничего особенного в нем не было. Нет, нет, что-то было. Но — что?
Старичок шел каким-то особенным шагом и держался как-то особенно прямо. Но даже не это смущало Вовку. Он вдруг вспомнил о том, что старичок собирался с ним потолковать. Вот чего надо бояться!
Но Вовка тут же отогнал это предостережение, бросился к старичку, настиг его и спросил:
— А вы кто, дедушка?
Старичок остановился, внимательно оглядел Вовку и тоже спросил:
— А чем, собственно, вызван твой вопрос?
— Просто интересно, — ответил Вовка. — Должен же я знать, с кем иду.
— Может быть, тебя интересует и то, куда мы идем? И зачем мы идем?
— Куда идти — мне все равно. И зачем идти — все равно. Делать-то мне нечего.
— Вот это плохо. Это очень плохо, когда человеку делать нечего.
И старичок снова двинулся вперед, по-прежнему не оглядываясь, теперь-то уже точно уверенный, что Вовка будет идти за ним следом хоть целый день.
Но Вовка опять догнал его и опять спросил:
— Кто вы такой, дедушка?
А старичок-то оказался…
Старичок опять остановился, очень внимательно оглядел Вовку, словно только сейчас увидел его, и ответил:
— Генерал-лейтенант в отставке Самойлов Петр Петрович.
— Да ну?! — вырвалось у Вовки, и он застыл с широко раскрытым ртом, будто задохнулся.
— Чему же ты так удивился? — обиженно, как показалось Вовке, спросил старичок. — Не похож я, по-твоему, на генерал-лейтенанта даже в отставке? Не такие они, по-твоему, что ли, бывают? А?
Вовка с трудом передохнул, кашлянул даже, чтобы в горле не было сухо, пробормотал:
— Не ожидал я… вдруг…
— Чего — не ожидал? Чего — вдруг?
— Ну… как это?.. вдруг…
Генерал-лейтенант в отставке Самойлов ждал, долго и терпеливо ждал, когда Вовка произнесет что-нибудь более или менее внятное.
Но только через некоторое время Вовка сумел ответить, да и то еле слышно:
— Первый раз в жизни с живым генералом разговариваю. Не верится.
— Звать тебя как?
— Вовкой. Краснощеков Вовка.
— Не Вовка, а Владимир, — строго поправил его генерал-лейтенант в отставке Самойлов. — Вот что, Владимир… — Он недолго помолчал, словно раздумывая, продолжать или нет разговор, и вдруг торопливо спросил: — Мороженого хочешь, Владимир?
И опять Вовка от неожиданности потерял дар речи, промычал что-то совсем невразумительное, даже ему самому непонятное, но зато утвердительно кивнул головой шесть раз.
— В трамвае ты был разговорчивей, — недоуменно заметил генерал-лейтенант в отставке Самойлов. — Идем. Предстоит нам с тобой, Владимир, наиважнейший разговор. От него многое в твоей жизни измениться может.
Вовка понемногу приходил в себя. Нет, вы только представьте всю эту историю с самого начала. Ехал он в трамвае зайцем, то есть дармоездом обыкновенным, нарвался на контролера, вот-вот в милицию могли забрать как миленького, и вдруг спасает его странный старичок, который оказывается (подумать только!) генерал-лейтенантом, правда, уже в отставке, и он приглашает поесть мороженого! Да что — мороженое! Предупреждает генерал-лейтенант в отставке, что будет у него с Вовкой наиважнейший разговор. Никто ведь ему, Вовке, ни капельки ни за что не поверит!
— Не поверят ведь мне никто, — с сожалением признался он, — что я с вами познакомился.
— А никто и не должен знать, что ты со мной познакомился.
— Как — не должен?! — поразился Вовка. — Познакомиться с живым генералом и никому этим не похвастаться?! Тогда и знакомиться-то для чего?.. Зря, получается.