Горизонт-75 — страница 27 из 33

Короче говоря, Федор ничегошеньки не понимал. Извини, Владимир, за грубое слово, но оказался он болван болваном. Ну как еще можно назвать человека, если он не только может зверски мучить животное и нисколько не удивляться тому, что друзья предали его, Федора этого, в момент опасности? Бросили! Постыдно сбежали! Как можно назвать человека, который выше тройки ни разу в жизни не получал никаких отметок? И нисколько не стыдился двоек? Как еще можно назвать человека, который ничем не интересовался, кроме, как он выразился, телика?

— Чем же ты занимаешься целыми днями? — спросил я.

— А чем надо заниматься? — удивился Федор. — Каникулы ведь. В кино хожу, когда деньги есть. На рынок хожу семечки пробовать.

— Так ради чего ты живешь?

— Чего ради? Ну вот скоро есть пойду. Мамка пироги стряпает.

— А потом?

— Откуда я знаю? — Федор пожал плечами. — Придумаем с ребятами чего-нибудь.

— А кем ты собираешься стать, когда вырастешь?

— Пойду по стопам отца, — гордо ответил Федор. — Он у меня пожарник. А пожары бывают редко. Правда, отец один раз ранился, но зато три благодарности имеет и значок красивый на ленточке. А я уж не ранюсь. Я ловкий.

Словом, разговаривать с ним было в высшей степени бесполезно. И оставить его безобразное поведение без последствий я права не имел. Сидим мы с ним, молчим. Он в носу ковыряет да ухо свое изредка трогает. Я Федора за трусы уже не держу. Вижу, что бежать он не собирается.

— Чего, — спрашиваю, — не бежишь?

— Так ведь пироги-то еще не готовы, — он отвечает.

Взял я котенка в руки, давай с него песок стряхивать. Настроение у меня вконец испортилось.

— Это из-за Федьки-то? — удивился Вовка.

— Нет, не из-за Федора, — ответил генерал-лейтенант в отставке Самойлов. — А, так сказать, из-за всех Федоров. Ведь все вы — будущие солдаты нашей великой армии, граждане нашей великой страны. А чем вы занимаетесь? Не умеешь ты, Владимир, мыслить глубоко.

— Мелко я, что ли, мыслю? — обиделся Вовка. — Придет время, вырасту, в армии служить буду.

— А каким ты придешь в армию?

— Каким? Нормальным.

Генерал-лейтенант в отставке Самойлов усмехнулся, сказал:

— Конечно, армия — великолепная школа, но представь себе, не каждого и она может исправить. И вот если сейчас же за Федора не взяться, не учить его уму-разуму, придет он в армию таким же, какой он и есть. Не нужны такие армии. С детства, понимаешь, Владимир, с самого раннего детства надо знать, чего ждет от тебя Родина. А ведь она надеется на тебя, на Федора, на каждого из вас! — Он помолчал и продолжил рассказ: — Так вот, сидим мы с Федором, молчим. Я о нем думаю, а он, верно, о пирогах. И этак старательно в носу ковыряет.

— Чего ты там ищешь? — спрашиваю.

— Где?

— Да в носу своем!

— А это у меня привычка такая. Меня из-за этого даже из класса удаляли.

И противен мне Федор, между нами говоря, и что-то с ним делать надо. Ну, ковырять в носу армия его быстренько отучит. Это, так сказать, не проблема. Но вот почему он сам от этой глупейшей привычки отвыкнуть не считает нужным? А?.. И решил я заняться вами, мальчишками. Причем выбрать самых, так сказать, неподдающихся.

«Если ты опоздаешь…»

Генерал-лейтенант в отставке Самойлов спросил:

— Понял ты что-нибудь, Владимир?

— Не все понял, Петр Петрович, — признался Вовка, — но пойму обязательно.

— Надеюсь. Верю. Все зависит от тебя. Ты только одно уразумей: каким человек был в детстве, таким он может остаться на всю жизнь… Ты часто врешь? — так неожиданно спросил Петр Петрович, что Вовка машинально ответил:

— Бывает. — Но он тут же спохватился и объяснил: — Приходится иногда. Потому что иногда скажешь правду, тебе и попадет.

— Отвыкай врать. Пусть уж лучше попадет и здорово попадет, чем врать. А вот если ты кому-нибудь что-нибудь пообещаешь, то всегда сдерживаешь свое слово? Ну, предположим, пообещаешь товарищу прийти к нему, то можешь не прийти?

— А что особенного? — удивился Вовка. — Это же пустяк самый пустяковый.

— Будешь отвыкать и от этого. Любое обещание, пусть самое пустяковое, надо выполнять с такой же обязательностью, как самое важное. Итак, завтра здесь в семь ноль-ноль.

— Итак, итак, а как? Как, если не врать? Вы же сами говорили, Петр Петрович.

— И продолжаю утверждать, что врать — это не к лицу порядочному человеку… Но тогда наша встреча с тобой может и не состояться?

— Почему? Ведь врать нельзя, когда делаешь нехорошее дело, Петр Петрович.

— Нет, никакой лжи нет оправдания. — Генерал-лейтенант в отставке Самойлов опять достал платок и опять вытирал в волнении свою лысинку. — Надо, надо думать. Не откажешься еще от мороженого?

Вовка с трудом удержался от радостного восклицания и произнес по возможности равнодушным тоном:

— Пожалуй, можно еще.

Мороженое они уничтожили молча и быстро. И опять Вовка отстал: когда он приканчивал последнее эскимо из четырех, Петр Петрович уже курил и рассуждал:

— Я договорился с несколькими генералами, они в восторге от того, что я задумал… И вот в самом начале… Федор, тот явится без осложнений. Его дома никогда не спрашивают, куда и зачем он уходит.

— Непонятно мне, почему в семь ноль-ноль? — обиженно спросил Вовка. — Почему не в десять ноль-ноль? Или еще лучше — в одиннадцать тридцать?

— Зачем терять столько времени?

«Вообще-то есть выход из положения, — подумал Вовка, — взять, да и самого Петра Петровича немного обмануть. И он успокоится, и мне голову ломать больше не придется».

И Вовка сказал:

— Есть выход из положения.

— Какой? — сразу оживился генерал-лейтенант в отставке Самойлов.

— Я скажу так: «Дорогие мои родители! Завтра мне очень нужно по очень важному делу выйти из дома в шесть тридцать. Пока, дорогие родители, это важная военная тайна. Когда будет можно, я вам все объясню».

— И что ответят родители?

— Помучают, правда, немного. Что, что да зачем. Куда да куда? А потом отпустят.

— Вроде бы складно у тебя получилось. Ну, а если они все-таки будут настаивать?

— И я буду настаивать, Петр Петрович.

— Все равно другого выхода у нас нет. Надеюсь на тебя, Владимир. В семь ноль-ноль. И ни минутой позже. Если ты опоздаешь, меня ты больше никогда не увидишь.

— Петр Петрович! — взмолился Вовка. — Я, конечно… Я постараюсь, но…

— Что «но»? Какие могут быть «но», когда ты договариваешься с генерал-лейтенантом, хотя и в отставке? Если ты и его подведешь, то кто же тебе вообще будет верить?

— Хорошо, хорошо, Петр Петрович, — пробормотал Вовка, — не беспокойтесь. Я постараюсь, я изо всех сил постараюсь. Все будет в порядке.

— Тогда будь здоров, Владимир. До завтра. Вот тебе абонемент.

Вовка поблагодарил, попрощался и смотрел вслед, пока Петр Петрович не скрылся за углом.

А вот и нелепый случай

На другое утро Вовка проснулся в девять тридцать. На условленном месте генерал-лейтенанта в отставке Самойлова Петра Петровича не было.

* * *

А теперь, дорогой наш читатель, вместо того чтобы с нетерпением ждать да гадать: «Что же произойдет дальше?» — ты сам возьми да и придумай, как будут развиваться события и чем все это дело кончится.

Придумай и напиши на листке бумаги.

Напиши и запечатай в конверт.

А конверт пошли нам в «Горизонт».

В следующем выпуске «Горизонта» самые интересные письма мы опубликуем, а потом писатель Л. Давыдычев откроет вам тайну, которую хотел сообщить генерал-лейтенант в отставке Петр Петрович Самойлов Вовке Краснощекову и другим мальчишкам.

МЕДАЛЬ «ЗА ОСВОБОЖДЕНИЕ ВАРШАВЫ»

Варшава — столица Польши — была захвачена фашистами еще в 1939 году. Гитлеровские варвары почти поголовно истребили население Варшавы, а когда вынуждены были отступить, превратили этот прекрасный город в развалины.

Войска 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов все ближе подходили к польской столице.

Фашисты прекрасно понимали, что успех в этих боях открывает Советской Армии дорогу на Берлин, и сражались с отчаянием обреченных. Но Советская Армия неудержимо шла вперед. Наконец, совершив глубокий обходной маневр, войска вышли в район города Сохачев. Теперь с северо- и юго-запада они угрожающе нависли над варшавской группировкой фашистских войск. И фашисты отступили. 17 января 1945 года 47-я и 61-я наши армии и 1-я армия Войска Польского вошли в Варшаву.

В числе советских воинов, которые первыми форсировали реку Вислу, чтобы прийти на помощь истерзанной Варшаве, был и лысьвенец А. Каменский. Он был ранен еще во время переправы, но не покинул свое отделение до тех пор, пока бойцы не закрепились на левом берегу Вислы, пока на захваченный ими плацдарм не высадились основные наши силы.

Варшавяне с радостью встречали советских воинов-освободителей.

Е. ФейерабендНЕБЕСНЫЕ ОСТРОВАСтихотворение

И в небе есть,

Как в море,

Острова.

А мы зовем их —

Облака и тучи.

На них — леса,

Пышнее гривы льва,

На них — долин просторных синева

И горы есть,

И пропасти,

И кручи.

Порой они печной золы темней,

А то белей, чем свежий лист бумаги…

К нам с океана

Много-много дней

Летучие плывут архипелаги.

Не надо их искать

И открывать —

Они из года в год

Приходят сами,

Как будто корабли под парусами.

И шумный дождь

Прольется с вышины

И все умоет, радостный и чистый, —

Нальется хлеб,

И рощи зелены.

Зимой

С тех островов

Летит к нам снег —

Пушистые полки парашютистов…

И острова, не замедляя бег,

Мир могут изменить

За час, за два,