В общем, перед нами — типичный образец восточного мифа, который окрестные народы усваивают столь же активно, как ранее они пересказывали миф греческо-амазонский. Если при этом «пересказители» сталкивались с какими-нибудь реалиями, подтверждающими предания о восточных воительницах, — то эти подтверждения с благодарностью включались в концепцию мифа; если не сталкивались — что ж, миф обходился и без них.
Между прочим, в XVII в. ИЗДАВНА сражаться с калмыками было затруднительно, они только-только появились в хоть относительно доступных окрестностях Кавказа. Но это так, к слову…
Докладчик:
Лейб-медик Петра I Шоббер, тоже участвовавший в экспедиции на Кавказ, пишет о племенах, где женщины не только обладали властью над мужчинами — но, более того, мужчинам запрещалось даже прикасаться к оружию, которым их жены, кстати сказать, владели в совершенстве.
Оппонент:
А если бы герр Шоббер более внимательно прислушивался к историям, которые рассказывались непосредственно в петровской державе, — то он, несомненно, поведал бы нам о русской амазонке по имени «Baba Yaga»: могучей лесной женщине, которая «лося на скаку остановит, медведя живьем обдерет». И при этом в совершенстве владеет оружием, напоминающим пест или метлу.
Кстати сказать, в этой шутке есть доля правды: демонический, «дикий», звероподобный образ амазонки нет-нет да и проступает сквозь поздний туман окультуренного мифа. В современной фантастике — тоже. Например, «Дикая энергия. Лана» М. и С. Дяченко показывает нам амазонок всех трех типов: Безымянная — юница, стремящаяся проявить себя в боевом испытании (потому и «безымянная»: еще не завоевала право на имя!), Царь-мать — амазонка-правительница (с сильным магическим «подтекстом»)… И наконец, Охотница — амазонка-зверь (без самого малого), «фрау Яга».
Обращаю внимание тех, кто не заметил: социум людей-волков, в котором действуют все три «фрау», — офэнтезиенный мир Карпат, с гуцульской обрядностью, пропущенной через опять-таки фэнтезийный фильтр.
Докладчик:
Ну, о российских и вообще славянских амазонках — в свое время. Хотя, действительно, последние упоминания о воительницах-горянках можно найти уже в российских рапортах с театра военных действий Кавказской войны XIX в…
Не остался в стороне и Новый Свет.
Испанцы и португальцы регулярно сообщали о «государствах амазонок» то в Южной Америке, то на тихоокеанских островах. Правда, важно отметить: этих амазонок практически ни один из хронистов не видел, зато все дружно ссылаются на истории типа «кто-то что-то слышал от того, кто говорил с людьми, заслуживающими доверия».
Единственное исключение — история того, как река Амазонка получила свое название.
На берегах ее испанский конкистадор Франсиско де Орельяна, по его словам, сражался с отчаянно храбрыми женщинами. Что характерно (привет Вальехо!): женщины, по его словам, шли в бой полностью нагими, и были они длинноволосые, высокие и светлокожие.
С одной стороны, конечно, долго не видевшим женщин пылким идальго мог показаться красавицей кто угодно, но с другой — невольно приходит на ум: а не научились ли к тому моменту конкистадоры использовать замечательные свойства листьев коки? Если и не впрямую от инков, знавших в этом толк больше всех прочих (до инков испанцы добрались уже после экспедиции Орельяны — на чем история инков и закончилась…), то от других народов?
Оппонент:
Пожалуй, наркотик мог быть доставлен «к месту назначения» и на наконечнике стрелы. Ведь эту историю мы знаем не от самого Орельяны, а со слов хрониста экспедиции: смиренного монаха Гаспара де Карвахаля. А сей доминиканец, несмотря на всю свою смиренность, активно участвовал в этой битве и был ранен дважды. Причем первую стрелу он получил в самом начале сражения, еще до выхода на сцену 10–12 амазонок, а вторую (в глаз!) — уже после того, как эти воительницы, потеряв 7–8 человек, отступили. Неудивительно, что эпизод между двумя стрелами ему запомнился «словно сквозь бред» — тут наконечникам даже не требуется быть отравленными!
Но, думается, на «глюки» можно списать скорее отдельные детали того боя, чем весь его целиком. Например, гиперболизацию воинской доблести амазонок: по Карвахалю, они десятикратно превосходили мужчин (трудно понять, в чем это выразилось: ведь менее полусотни оставшихся на тот момент в живых испанцев все же отбились от многих сот индейцев — причем в этом сражении отряд Орельяны понес потери только ранеными). Или их неясное место на поле (водном) боя: то ли они сражаются с луками в руках, впереди всех, как «capitanes», — то ли все-таки позади, как «заградотряд», убивая своими палицами каждого индейца-мужчину, который посмел обратиться в бегство. Смиренный брат Гаспар ухитряется отстаивать оба этих тезиса одновременно…
…А что это были не просто отважные женщины, дочери и сестры вождей, но амазонки, безмужние воительницы, держащие под своим управлением обширный край, — обо всем этом конкистадоры узнали лишь на следующий день, опросив пленного. Можно представить, что понял из этого допроса Орельяна, к тому времени научившийся чуть-чуть (!) понимать один из (!!) местных языков. И что запомнил Карвахаль, вообще не знающий тамошних наречий, страдающий от ран, полуослепший.
Как бы там ни было, все понятое и непонятое было воспринято сквозь фильтр подготовленного сознания, знакомого с античным мифом. Так что в записи израненного доминиканца рассказ пленника абсолютно совпадает со сведениями Гомера, Геродота и прочих авторитетов. И не приходится удивляться, что, когда через пять лет Орельяна отправился в следующую, роковую для себя экспедицию по той же реке — все (и он сам?) уже твердо знали: это — «поход в страну амазонок»…
Если же серьезно, то некоторые показания пленного индейца о «стране амазонок» слегка расходятся с античностью. И это «слегка» явно указывает на его знакомство с цивилизацией… тех же инков! Вот так мэйнстрим превращается в фантастику при участии всего-навсего одного переводчика.
Если еще более серьезно, то многие хронисты-современники — причем не «тыловые крысы», а те, кто сам хаживал в подобные экспедиции, — высказывались в том духе, что «…не следовало бы ни называть женщин, кои сражались, амазонками, ни утверждать со столь слабым основанием, что таковые вообще были, ибо среди индейцев вовсе не новость, что женщины сражаются либо стреляют из лука, выказывая себя столь же отважными, что и мужчины». По-видимому, тут возможность дистантного боя обеспечивалась за счет джунглевых засад и использования каноэ (как бы «заменивших» степные просторы и отсутствующую конницу). Ведь именно на армаде таких челнов «амазонки» — то есть многочисленный отряд, среди предводителей которого было с дюжину женщин, — и атаковали две испанские бригантины.
А если менее серьезно — то одеяние амазонок брат-монах описал примерно так: «в чем мать родила, в одних набедренных повязках» (а остальные индейцы — что, носили более закрытые костюмы? В тропиках, в условиях речного боя? Как говорил классик — «не верю!»). Вальехо на его месте сделал бы эти повязки кольчужными — но у каждого фантаста своя манера…
13. Славянские амазонки
Докладчик:
Вот тут можно с чистой совестью сказать — да, такие были.
VII в.: византийские летописцы сообщают, что греки во время осады Константинополя (626 г.) меж телами убитых антов находили женщин в воинском облачении. Оставаясь на той же византийской почве, приведем еще одно свидетельство, более позднее, уже X века. Иоанн Скилица — «О войне с Русью императоров Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия», описание битвы при Доростоле (971 г.):
«…Снимая доспехи с убитых варваров, ромеи находили между ними мертвых женщин в мужской одежде, которые сражались вместе с мужчинами против ромеев…»
Оппонент:
Ох… Ну ладно, эти два постоянно фигурирующих в популярной литературе случая (на самом деле, скорее всего, один, а точнее — еще меньше) заслуживают детального разбора. По косточке, по винтику, по кирпичику. Именно как образец того, «откуда берутся амазонки».
Анты в VII в. — это было бы еще круче, чем зебры в «амазонской» кавалерии. Теоретически византийцы могли их так именовать по старой памяти, но в действительности (т. е. в первоисточнике всех этих сведений: повести-хронике Феодора Синкелла, современника, очевидца и участника событий) не именовали. У Синкелла речь идет о персах и аварах как основном враге — и о называемых вполне своим именем славянах (может, действительно из Поднепровья, а может, с Дуная или Балкан) как «вспомогательных» союзниках авар. А еще существуют два поздних «клона» византийской повести: древнерусский и старогрузинский. На Руси персов оставили персами, а аваров и славян «слили» в один флакон, превратив их в скифов, — зато грузины хотя и объединили в один народ вообще ВСЕХ осаждающих, назвали свой перевод так: «Осада Константинополя скифами, кои суть русские».
Кто же из них, описывая подробности неудачной осады, сообщает об аваро-славяно-скифо-русских амазонках? Византийцы, грузины или древние русичи?
Никто.
Эта «версия», да будет ей земля битым стеклом, родилась лишь в трудах современных популяризаторов. Почти дословно перескочила в 626 г. из повествования Скилицы, которое на три с половиной столетья моложе!
Простая ошибка, патриотическое желание «быть древнее древних русов»? Не спешите: кое-какая связь между этими событиями все же есть. Но и не радуйтесь: это совсем не та связь!
Итак, хроника Иоанна Скилицы. О реальности приводимого в ней факта, именно этого, пока умолчим, однако упоминание — несомненное. Только вот очень странное. Сейчас объясним почему.
Во-первых, войско Святослава, вторгшееся в Византию, с Древней Русью соотносится неоднозначно. В данном конкретном случае это (суммируем мнения специалистов) — «варяжский корпус», норманны, пускай и несколько славянизированные. Тут встает проблема отнюдь не «пятого пункта», а организации дружины и ее действий в бою. Именно то сражение (вторая битва под Доростолом) — пешее