Первый раз вижу, чтобы Ракушка улыбался…
Кровь бьет рукой об руку, снова, снова, выстукивает какой-то ритм, Ракушка делает то же самое, черт бы их драл, понимают друг друга…
Кровь вспоминает про меня – резко, внезапно, отдает Ракушке палку, кружится передо мной, рисует в воздухе линии, шлет мне воздушные поцелуи. Оступается на коряге, подхватываю, вот ты откуда вся в царапинах, голуба… Она смотрит на меня, черт возьми, не видит, но смотрит, черт возьми, краснеет, каким-то непонятным чувством понимает, что я вижу кровь на ее брючках…
Ведем Кровь к нашей стоянке, припоминаю, что у нас есть из одежды, из бинтов, перекись водорода, вроде бы, была, если только парни не извели, пьют они ее, что ли…
Кровь направляется к Кресту. Вот это совсем интересно, откуда она вообще узнала, что тут есть какой-то Крест, лежит неподвижно на куртешках…
Кровь касается губами его лба, переносицы, подбородка, рисует линии на его шее, груди, обнимает, тут же отталкивает, тут же снова протягивает руки… черт бы ее задрал, понимает, как с Крестом надо…
Понимает…
Странное чувство в груди, странное, сладкое, жгучее, раньше такого не было никогда…
Что самое бредовое – Кровь отогнала воспоминания, они больше не крадутся к стоянке, прячутся в зарослях, облизывают клыки…
Что-то касается моих мыслей. Бережно. Мягко. Ласково. Что-то от Крови. Что-то, чему нет названия, мысли, мысли, мои мысли и ее мысли…
Ракушка подскакивает, тычет пальцами в небо. Ну что, что опять… хватает меня за руки, за руки, понимаю – случилось что-то нешуточное.
Кровь тоже понимает. Похоже, чует, хватает Креста, бежим, бежим…
Теперь и до меня доходит. Вспышки. Частые. Далекие. Там, там, где-то бесконечно далеко в чаще. Что-то подсказывает мне, вернулось это, это, которое было в тот день, когда Дуршлаг…
В тот день.
Когда мы вышли из дома и увидели совершенно другой мир. Мир смерти. Трупы среди руин. И среди трупов – Крест, прыщавый, белобрысый, безглазый, плетет веревки, не понимает, что вокруг него смерть…
В тот день.
Я еще не хотел брать его…
Лес горит. С ним что-то сделали, что он горит. Лихорадочно соображаю, что делать, куда бежать, черт возьми, должен же быть выход…
Цель…
А? что такое цель?
И это вы у меня спрашиваете?
Я-то откуда знаю… цель, и все… Там, на западе. Что-то такое там… что-то… не знаю. Не помню.
То есть, как не помню… Мелькают какие-то воспоминания, самые далекие, самые первые, так давно это было, когда меня еще самого толком не было.
Свет.
Яркий. Беспощадный. Безжалостный. Он врывается в мой мир, откуда-то сверху, режет глаза. глаза… Первый раз понимаю, что у меня есть глаза.
Свет приближается, свет наваливается на меня со всех сторон, охватывает – с головой. Отбиваюсь, сопротивляюсь, отталкиваю от себя свет, свет не отпускает, тащит к себе. Выволакивает меня из моего маленького мира, темного, тесного, уютного…
Свет.
Все вокруг белое. Я раньше и не знал, что такое – белое. Раньше в моем мире цветов не было, только черный. Люди в белом. То есть, я сейчас знаю, что это были люди, тогда я просто видел – в белом.
Видел…
Первый раз – видел.
Отбиваюсь, сопротивляюсь, выкашливаю из груди слизь, как я раньше не замечал, как она мне мешала, воздух жжет легкие, жалит, кусает, я и не знал, как это – когда воздух. Смотрю на свой мир, первый раз смотрю на свой мир со стороны, темный, полупрозрачный, опутанный трубками, он кажется таким маленьким и жалким…
Потом дядь-Вить говорил, так не бывает, я это придумал, не может ребенок помнить то, что было сразу… И вообще у новорожденных глаза пленкой закрыты…
Ну не может, так не может. Когда меня спрашивают, что я первое помню, я отвечаю – разноцветные шарики над кроваткой, колокольчики, звездочки, что мне там дядь-Вить над кроваткой понавешал…
Цель…
Ракушка чувствует – Цель где-то рядом. Там, где была цель, там в сумерках тоже так звучало, гу-у-у-уу-у, это вентиляция там какая-то. Так дядь-Вить говорил.
Цель…
Смутные воспоминания, настолько далекие, которые появились как будто до самого Ракушки…
– …качивай.
– Чего откачивай, он задохнется к чертям…
Гу-у-у-у-у…
– С чего он задохнется, откачивай давай… вот так… теперь пуповину тихохонько…
– …даже не дрогнул.
Гу-у-у-уу-у-у…
– Чего ему дрогнуть, он боли не чувствует… давай, вынимай… ты как держишь, как держишь, ты шею ему сломать хочешь, или как? Пра-а-ально, на хрена человеку шея, и так сойдет… и башка не нужна, ты его еще башкой о кювету приложи… чш, не переворачивай.
– А… как?
Гу-у-у-у-у-у-у…
– А так… ну дай я сам его тряхну хорошенько… вот так, кричи, мой хороший, кричи, маленький… пеленки как всегда не готовы? Пра-а-льно, на хрена они…
– Да вот, вот!
– Чш, ты не ори, у него слух-то не дай-то Боже… все слышит…
И – гу-у-у-у-у-у.
Это вентиляция.
Вот такая Цель.
Первое воспоминание.
Правда, дядь Вить говорил, не может ребенок помнить, что было сразу после того, как. И вообще дети глухие рождаются. Подумаешь, дети, то дети, а то Ракушка. Ладно, не может так не может, когда Ракушку спрашивают, что первое помнит, Ракушка вспоминает клавиши. Это когда протягиваешь руку в темноту, а оттуда звук. То потоньше, то пониже. И дядь-Вить водит руками Ракушки по клавишам, чи-жик-Пы-жик-где-ты-был…
Цель.
Дальний сегодня три раза рисовал крест на руке Креста. Это значит, Цель совсем близко.
Дальний… Крест называет его Дальним, он как-то может чувствовать предметы, которые далеко-далеко. Дальний пояснял, это у него на лице что-то такое, чтобы далеко чувствовать. Крест думает, там руки какие-нибудь на лице растут, только сколько не ощупывал лицо Дальнего, никаких рук не чувствовал, два комочка по обе стороны переносицы, кожей прикрытые, и чуть-чуть шерсти. Наверное, Дальний их разворачивает, чтобы предметы далеко ощупать.
Дальний, правда, объяснял, что ничего он не ощупывает, как-то по-другому чувствует, да как по-другому, нельзя никак по-другому чувствовать…
Цель…
Цель – это место такое, куда ходить нельзя. Это Крест давно уже знает. Еще с тех пор, когда ползал по полу, там, близ Цели, если долго ползти, можно найти кубик. Один кубик, два, три… когда соберешь десять кубиков, дядь-Вить сунет тебе в рот кусок сладкого, душистого, только потом заставит рот прополоскать.
Вот. А если поползешь сильно далеко, тебя сразу на руки подхватят, оттащат. А будешь упорствовать, еще и по рукам нахлопают.
Потому что – Цель.
Потому что – нельзя.
Крест боится, что теперь тоже по рукам будут хлопать, если к Цели подойдем. Дальний, правда, сказал, никто хлопать не будет, нет там никого. Да и вообще, эка невидаль, по рукам хлопать будут… Пока по лесу идешь, лес тебя еще и не так нахлопает, и по рукам, и по всем местам. А все равно страшно, как в детстве…
…таты исследований за период 2023–2024 гг:
Летальный исход – 79%
Полностью потерявшие (сенсорные) способности – 10%
Сохранившие отдельные способности:
Зрение – 4%
Слух – 2,5 %
Осязание – 2,5%
Обоняние – 0,5%
Вестибулярный аппарат – 0,25%
Вкус – 0,2%
Обрели новые способности – 0,05%
В результате дальнейших исследований…
Цель.
Она совсем не такая, какой я ее помню. Из детства вспоминается что-то громадное, исполинское, на что и посмотреть страшно, задираешь голову, она у тебя закружится, только что не отвалится. А здесь что-то такое мизерное, невысокое, оказывается, у Цели всего два этажа, в детстве почему-то представлялось – этажей сто, не меньше.
Парни идут к Цели, одергиваю их, сжимаю руки, не пускаю. Чш, чш, куд-да поперли, там ловушек как звезд на небе, а они поперли… нет, вроде бы все сами поняли, насторожились, прислушиваются, ждут…
Хочу идти первым, Крест тут же одергивает меня, рисует у меня на ладони какие-то знаки, чш, стой, куд-да попер, ты нам нужнее, ты погибнешь, мы все тут загнемся… я пойду… тут уже встревает Ракушка, нет, я пойду, еще не хватало, чтобы вас всех накрыло там…
Наконец, первым идет крест. Еще думаю, зачем Крест, почему Крест, зачем я пустил Креста, чувствую, если с ним что случится, в жизни себе не прощу. Довольно уже потерь. Крест идет к двери, тут же выдвигаются ловушки, как в метро, чш, чш, не пущу…
Что-то происходит, что-то срабатывает, ну конечно, можно подумать, тут проходной двор, входите, кто хочет, люби добрые. Вон уже решетка сзади опустилась, вр-решь, не уйдешь, Ракушка что-то щелкает зубами, что ты там щелкаешь, я все равно не воспринимаю…
Комната качается туда-сюда, ну не сейчас, пожа-а-алуйста, не сейчас, не сейчас, не сейча-а-аас… как же, щ-щас, пол подпрыгивает, падает мне на лицо. Еще пытаюсь подняться, где тут пол, где потолок, где я сам, где что, почему я не могу встать, почему, почему…
Ракушка пытается нащупать меня, поднять, кричу ему, не стой, иди к пульту, плюнь на меня, на все плюнь…
Кричу…
Только теперь понимаю, что значит – кричать. Черт возьми, чувствую свой крик, каждой косточкой тела чувствую крик…
Еще через секунду понимаю, почему не могу встать, ну конечно, вон она, разлилась красная лужа по полу, кровь, кровь, говорю – кровь, сердце сжимается, вспоминаю ее, идущую на ощупь через лесные дебри…
Ракушка идет к пульту, молодец, сообразил, нуу давай же, пока эти не налетели… а что-то мне подсказывает, уже на подлете, вон, Ракушка настораживается, учуял там что-то, как он чует невидимое…
Комната вздрагивает, ага, началось, бомбят…
Ну давай же…
И как это будет, когда мы все трое станем единым целым… лучше не думать, а то уже и расхочется что-то делать…
Крест в отчаянии терзает дверь, ищет замок, не ищи, нет там никакого замка…
Ракушка поворачивает рычаги, что делаешь, что делаешь, идиотище, левый, левый, куд-да ты правый терзаешь, не видишь, что ли… то-то и оно, не видишь… да нет, с-собака, левый рубильник одинарный, правый двойной, не спутаешь, это он нарочно, сволочь…