Наконец в 19 часов 15 минут, 26 августа — в день Бородина — полковник Гальфтер повел полк в атаку. Как она происходила? Прочтем реляцию бригадного генерала Киселевского[166]. «Наблюдая лично за ходом боя от Господского Двора Высоке, я видел, как весь участок ската, где были Сосковцы, был забросан огромным количеством перекрестных шрапнелей и тротиловых гранат; весь боевой порядок их представлял сплошное облако дыма; посреди рассеивавшегося по временам дыма я видел, как доблестные роты продолжали быстро двигаться вперед пока, достигнув гребня высоты, не скрылись за противоположным скатом. Своим необыкновенным порывом вперед и удивительным подъемом духа в этом движении в море огня и в дальнейшей штыковой работе, славные Московцы показали, как крепко живет в них дух их бессмертных предков, прославивших себя сто лет тому назад тоже в день 26 августа, на полях Бородина».
Но что же произошло за гребнем высоты, чего не мог видеть бригадный генерал со своего наблюдательного пункта? Добежавшие до гребня остатки рот (артиллерийский огонь противника вырывал из их цепей людей пачками) увидели еще один ровный подъем, на вершине которого, уже почти что в полной темноте, были заметны вспышки выстрелов германских орудий, стрелявших по наступавшему полку прямой наводкой. Артиллеристы старались стрелять как можно чаще, но штурмующим всё же удалось уловить темп неприятельской стрельбы, что позволяло им неуклонно приближаться перебежками к германским орудиям, то падая, то вновь устремляясь вперед, в промежутки расположения батарей, пышущих огнем и дымом. Немцы, занятые лихорадочной стрельбой, не заметили в темноте атакующих, так как не ожидали возможности подхода неприятеля к их батареям, а потому Московцам удалось подойти с фланга к орудиям, чтобы тотчас же переколоть артиллеристов.
Таким образом было захвачено 42 орудия, из них 17 тяжелых. Легко можно представить себе ликование победителей, когда солдаты и офицеры обнимались и целовались среди захваченных трофеев. Вскоре место последнего боя огласилось величественными звуками российского национального гимна «Боже, Царя храни». Предполагая, что неприятель перейдет в контратаку с целью отбить свою артиллерию, полковник Гальфтер приказал свозить орудия в три группы и окопать их кольцевыми окопами. И действительно, едва лишь взошло солнце, как раздался звук трубы и из близлежащего леса показались цепи немцев, атакующих окопы Московцев с трех сторон. До шести часов вечера продолжался бой при нестерпимой жаре; еще много было убито и ранено доблестных защитников взятых орудий. Подошедшие свежие части русских войск заставили немцев сдаваться или отступать. Был достигнут значительный тактический успех: лишенные своей артиллерии австро-германские дивизии покатились назад.
Четырнадцать рот Московцев, участвовавших в этих трехдневных боях понесли следующие потерн: 20 офицеров полка было убито, 38 ранено, 2200 унтер-офицеров и солдат убито и ранено, причем унтер-офицеры, призванные из запаса, представляли собой половину нижних чинов. В строю осталось 7 офицеров и около 750 нижних чинов, верных защитников Престола и Отечества.
Александр Земель. Дневной и ночной бой под Тарнавкой (26/27 августа 1914 г.). Австралия, 1964 г. На обороте репродукций одинаковые надписи: «Картина была передана Князю Владимиру Кирилловичу».
Понеся большие потери в боях в 1915 году, полк, однако, был в полном боевом составе к лету 1916 года: он имел хорошо обученных и воспитанных солдат, почти что равняясь по мирному времени, то есть верных слуг Престола и Отечества.
Летом 1916 года намечалось наступление на Ковельском направлении Юго-Западного фронта, командовал которым генерал Брусилов[167]. По распоряжению начальника штаба Верховного Главнокомандующего генерала Алексеева гвардия была переброшена в район реки Стоход, которую нужно было форсировать, чтобы продолжать затем движение в Ковельском направлении.
Лейб-гвардии Московский полк, наряду с другими частями гвардии получил участок фронта для его прорыва. Трудно было найти более гиблое место, чем то, куда была брошена гвардия. И действительно, берега реки Стоход были болотистыми, порой настоящими трясинами, между которыми можно было найти что-то вроде проходов, а если их не было, то, чтобы пройти, надо было заваливать болота. Противоположный берег был сильно укреплен противником, а имеющиеся проходы между трясинами были затянуты рядами колючей проволоки и обстреливались перекрестным пулеметным огнем. Если к этому прибавить, что неприятель имел подавляющее количество артиллерии, а небо было в его руках, что не давало возможности произвести глубокую разведку, то обстановка гибельного места делается совершенно ясной.
Как и во время сражения под Тарнавкой полк получил приказание атаковать в лоб противника; как и тогда, ему надо было проходить по совершенно открытому лугу до 1500 шагов, с тою только разницею, что полк непременно должен был выйти на проволочные заграждения, которых не было под Тарнавкой, и которые наша артиллерия не смогла разрушить, как по недостаточности своего огня, так и из-за невозможности обнаружить эти заграждения, скрытые высокой нескошенной травой. И вот, когда полк двинулся в атаку, то можно было наблюдать приемы войны не только времен «Очакова и покоренья Крыма», но еще более раннего периода штурма крепостей. И действительно, наступающие Московцы несли с собой связки хвороста и доски, которыми следовало покрывать трясины и прокладывать ходы для атаки противника!
Дойдя до проволоки, они рвали ее руками под артиллерийским, пулеметным и ружейным огнем противника, переходили вброд через Стоход, опрокидывая неприятеля… Но даже и высшая доблесть в условиях гибельной обстановки боя не могла дать значительных результатов. Полк, всего недавно лишь восстановленный после кровавых боев 1911–1915 гг., был вновь трагично обескровлен…
Все доблестные полки нашей гвардии вели бои в тождественной с Московским полком обстановке и потерпели колоссальный урон, взяв всё же общими усилиями 16 орудий и около семи тысяч пленных. Потери 16 пехотных полков гвардии выражались в катастрофической сумме 30 176 человек, что выходит, разделив поровну по полкам — 1900 человек на полк! Такова была заплачена цена за взятые орудия под Тарнавкой и на Стоходе. За каждое орудие под Тарнавкой Московцы заплатили 50-ю убитыми и ранеными. Каждое взятое орудие на Стоходе обошлось гвардии 662 убитыми и ранеными…
Благодаря генерал-адъютанту Безобразову[168], который был назначен руководить этой операцией на Стоходе, была спасена от истребления гвардейская кавалерия. Во время хода операций, из Ставки, то есть генералом Алексеевым, неоднократно рекомендовалось генералу Безобразову спешить кавалерию и бросить ее в бой, иными словами, тоже на убой. Генерал Безобразов, по своей натуре кавалериста, считал, может быть, что конница должна послужить для преследования разбитого противника, ибо считалось, что нет таких препятствий, которые не смогла бы преодолеть доблестная гвардейская пехота, то есть разбить противника и обратить его в бегство. Благодаря такому «кавалерийскому» сознанию генерала Безобразова гвардейский кавалерийский корпус понес всего лишь 168 человек убитыми и ранеными, сохранив кадры и дух мирного времени. Остатки пешей гвардии были отведены в тыл и было преступлено к новому их укомплектованию.
Но ко времени событий февраля 1917 года, которые одни называют теперь «бескровной революцией», а другие считают их всего лишь намеренно неусмиренным бунтом, Гвардии, с честью выполнившей одно из заданий — защита Отечества от врагов внешних, не предоставлена была возможность справиться с другим ее заданием в трагический момент нашей истории — послужить охраной особы Монарха и оплотом Императорского режима.
Наш юбилей[169]
Мы русские — какой восторг!
Стопятидесятилетнюю годовщину сформирования своего родного полка, в день Святого Архистратига Михаила и в день своего Полкового праздника 21/8 ноября 1961 года, достойно отметят господа офицеры Объединения Лейб-Гвардии Московского полка.
Событие это, на первый взгляд кажущееся нормальным звеном нашей эмигрантской жизни, когда отмечаются за границей многие исторические даты беглых событий, имевших место в пределах нашего отечества, а также и вне его, по своему существу представляется явлением совершенно необыкновенным, присущим, может быть, только нам одним, русским. В наш материалистический век, когда личная выгода является приматом всех жизненных интересов, небольшое общество однополчан, рассеянное на пяти континентах, празднует юбилей сформирования полка после 44-х лет с года расформирования его советской властью! Если этот срок в жизни государства и не представляет собой ничего особенного, то в жизни каждого человека он является решающим: на седьмом десятке цикл его земного существования начинает приходить к концу. И поразительно, что за эти долгие годы в сердцах Московцев не только не угасла любовь к своему полку, но на закате их жизни она жива, как никогда!
Тяжела была служба в мирное время, не говоря уже о войне, когда уделом каждого были физические лишения, ранения и даже смерть. Но в нашем полку, как и во всех Императорских полках, была служба Престолу и Отечеству с сознанием исполняемого и исполненного долга.
Когда расформирован был полк, прекратилась служба, рушилась карьера, общественное положение и всё казалось конченным — надо было в корне перестраиваться и по-иному организовывать свою жизнь. Но во время произошедшей Гражданской войны, когда Россия морально и физически была растоптана в грязь, уже была сделана первая попытка восстановления своего родного полка, как это было тогда сделано многими полками Императорской Гвардии и Армии.