Горькая истина. Записки и очерки — страница 23 из 43

Я огляделся вокруг. Сто пятьдесят лет тому назад здесь не было шоссейной дороги. «В ненастную погоду (10–13 сентября ст. ст.) при сильном сопротивлении неприятеля, русские взобрались на Сен-Готард с неимоверным усилием, то подсаживая друг друга, то упираясь штыками. Но взобравшись на гору, надобно было спуститься с нее; при помощи густого тумана русские скатились на французов и обратили их в бегство; но переход через Готард стоил Суворову 2000 человек. Препятствия и опасности только начинались… надобно было перейти знаменитый Чертов мост… Суворов во что бы то ни стало хочет идти к Швицу… и для этого выбирает самую трудную тропинку к Муттенской долине: погруженные в сырую мглу, солдаты лезут ощупью, не видя ничего ни снизу, ни сверху; обувь у них избилась, сваливается с ног, сухарные мешки совсем опустели, так что нечем подкрепить истощенные силы… 23 сентября ст. ст. у Кларисса собралось всё, что осталось от армии Суворова: изнуренные беспримерным походом, продолжительным голодом, ежедневным боем, босые войска, были без патронов, почти без артиллерии; большая часть обоза погибла, не было на чем везти раненых… 26 сентября русские вышли из гор и страшный швейцарский поход кончился. Выведши войско из Швейцарии, Суворов расположил его в Баварии» (Соловьев).

За этот героический подвиг, который был последний в жизни Суворова, император Павел наградил его чином генералиссимуса и в своем всемилостивейшем рескрипте между прочим писал ему: «Побеждая повсюду и во всю жизнь вашу врагов отечества, вам недостаточно одного рода славы — преодолеть и самую природу, но теперь вы и над ней одержали верх». Совершенные здесь подвиги принесли с собой Суворову на закате его лет невиданные до того почести. Имея все русские ордена, он был награжден титулом светлейшего князя, войска по повелению императора Павла отдавали ему царские почести; в церквах на молебствиях за победы велено было возглашать «российской армии победоносцу». Карл-Эммануил[215] сделал его великим маршалом пьемонтских войск и грандом королевства с потомственным титулом принца и кузена короля. Город Турин поднес герою золотую шпагу, осыпанную брильянтами; не только в России и Италии, но и в Англии он был первою знаменитостью эпохи, любимым героем.

Полтора века прошло с тех пор, а потомки неприятелей Суворова в этих походах до сего времени не могут пережить своей досады: так известный французский историк Жак Бенвиль[216] в своей книге «Наполеон» вещает, что «conduits par Souvarof, ce tartare, les russes, sortis de leurs steppes avec leurs icônes, débouchèrent en Italie pour cri chasser les français» («под предводительством Суварова (sic)[217], этого татарина, русские вышедшие из своих степей со своими иконами, вторглись в Италию, чтобы изгнать оттуда французов»). Слава! Слава! Слава!

Швейцария, июль 1948 г.

«Часовой» (Брюссель), сентябрь 1948, № 277, с. 19–20;

также «Наша страна» (Буэнос-Айрес), 11 декабря 1948, № 7, с. 3–5.

Чертов мост

Я совершал воистину благоговейное паломничество, когда, в течении нескольких часов, неутомимо, с опасностью для жизни, излаживал с фотографическим аппаратом в руках и подробно разучивал место русской славы, Чертов мост, перекинутый в глубине продуваемого пронзительным ветром мрачного ущелья, над гремящим горным потоком, стремящимся между крутыми склонами двух утесов. Ныне в этих скалах вырублена узкая шоссейная дорога, а над потоком перекинут теперь новый мост, поддерживаемый двумя высокими каменными устоями. Внизу, около одного из них, я заметил остатки старинной кладки; это всё что осталось от старинного Чертова моста, который с боем был форсирован нашими чудо-богатырями под личным водительством самого Суворова. Несомненно, что крутизна откосов не изменилась за истекшие сто пятьдесят лет и известная картина Сурикова дает совершенно верное изображение сползающих русских войск можно сказать в «сидячем» положении…

Мне захотелось добраться на дно ущелья к остаткам старинного «нашего» моста, но и мне спускаться можно было тоже лишь в «сидячем» положении, держась за выступ скалы и за редкую, ненадежной крепости, траву, в то время, как из-под ног всё время срывались мелкие камни, и с шумом стремглав летели в пенящуюся воду. И чем больше я рассматривал необычайную местность этого необыкновенного боя — тем больше я приходил в недоумение, как вообще можно было дать бой при таком, я сказал бы акробатическом положении бойца, и раз дав его — выиграть? Действительно ведь русские войска в буквальном смысле скатились на голову неприятелю: быстрота и натиск — бой проведен был «по-суворовски»! Еще раз прочитав, чтобы хорошенько прочувствовать и запомнить русскую надпись, аршинными буквами высеченную в граните отлогой скалы в подножии колоссального креста-памятника, кажущегося почти что миниатюрным среди этого грандиозного пейзажа:

«Доблестным сподвижникам Генералиссимуса Фельдмаршала графа Суворова, Рымнинского князя Италийского, погибшим при переходе через Альпы в 1799 г.», я стал медленно подниматься по шоссе среди каменных громад, еще раз переживая всё виденное и представляя себе это горное ущелье, сто пятьдесят лет тому назад потревоженное многократно усиленными эхом ружейными выстрелами, а также присмиревший рев потока, заглушенный могучим российским ура чудо-богатырей. А сто лет спустя благодарное потомство воздвигло сей памятник им, погибшим вдали своего отечества во славу его, неизвестным русским солдатам…

С такими мыслями, немного оглушенный ревом воды и стремительным ветром, с развевающимися волосами вошел я в небольшое каменное, строение, где усталый путник может подкрепиться стаканом вина или горячим кофе. При харчевне имеется небольшой Суворовский музей[218] — на почетном месте портрет генералиссимуса; снимки с картин находящихся в русских картинных галереях; экземпляр «Часового» с репродукцией картины Сурикова на обложке; на стенах же развешено российское оружие, штыки, кремневые фюзили, казачьи шашки, а также огромные ружья, которые тащили несколько человек, почти что небольшие пушки, стрелявшие картечью… Я долго с волнением рассматривал все эти священные для русского сердца реликвии и неоднократно, через окно еще раз окидывал взором необычайное место боя.

— А почему этот мост был назван Чертовым? — спросил я радушного хозяина, очень обрадованного появлением русского посетителя.

— До наших дней дошло очень любопытное предание по этому поводу, — охотно ответил он мне.

Жители расположенного на плоскогорье в двух километрах отсюда села Андерматт очень скептически отнеслись в те незапамятные времена, к возможности постройки моста в таких трудных природных условиях, а потому всячески отговаривали архитектора заняться этим рискованным делом. Но тогдашний предприниматель оказался человеком столь же настойчивым, сколь и упрямым: он не пожелал последовать добрым советам горожан и начал работы. Тогда народная молва обвинила его, что, в целях успешности работ, ему пришлось заключить пакт с чертом, по которому этому алчному исчадию ада, за оказываемое содействие, полагалась душа первого перешедшего через мост. Мост был закончен.

— Ну и что ж? — спросил я.

Мой собеседник засмеялся.

— Строитель договор выполнил: но он пустил по мосту в первую очередь… собаку. Ха! Ха!

Рассмеялся и я. Как в таких случаях и полагается, по твердо установившейся традиции, незадачливого черта хитроумный архитектор надул без малейшего труда, использовав, однако, предоставленную ему по договору дьявольскую силу…

Не так страшен черт, как его малюют: прошел ведь и Суворов со своими чудо-богатырями чертово ущелье…

Должны преодолеть и мы, праправнуки чудо-богатырей, дьявольское наважденье, каменными, холодными тисками зажавшее наше отечество…

Мы — русские, с нами Бог!

Швейцария, 1950 г.

«Часовой» (Брюссель), июнь 1951, № 309, с. 9

Новое на Чертовом мосту

Ветер стремительно дул в ущелье, обдавая брызгами раздувшегося от дождя потока дорогу и проезжающие автомобили. Я поставил машину в знакомом месте на расширении дороги и отправился еще раз осмотреть местность, вернее, отвесные скалы, где в 1799 году прошли с боем сподвижники, чудо-богатыри, графа Рымникского, свет. князя Италийского, генералиссимуса Суворова.

Павшим на поле брани, Императорское правительство в 1899 г, велело высечь на склоне скалы Крест — памятник с соответствующей надписью. Каково же было мое удивление, когда вместо извилистой дороги и моста, по которому надо было проезжать над остатками старинного моста, на котором шел в 1799 г. бой и где были совершены незабываемые подвиги русскими войсками, я увидел переброшенный над ущельем, и в то же время над обоими прежними мостами, длинный и широкий каменный мост, чудо современной техники, позволяющий автомобилям проезжать сквозь специально пробитый через скалу широкий туннель… Наличие нового моста еще более уменьшало таинственность и необычайность мрачного ущелья, но зато позволило еще более отчетливо видеть, как отвесную скалу, по которой сползли с боем российские чудо-богатыри, так и высеченный в ней Крест-памятник. И, может быть, контраст между современной техникой столь смело переброшенного моста и голой скалы, по которой требовалось спуститься суворовским войскам, еще более оттеняет тот необыкновенный подвиг, который был совершен русскими, детьми степей и лесов, непривыкшими к горной швейцарской местности, но всё преодолевшими под водительством гениального полководца.

Но грустно сжимается сердце при виде Креста-памятника. Через пласты скалы просачивается вода, а из мелких трещин пробивается сорная трава, то и другое грозящее разрушением памятника. Гигантские бронзовые буквы надписи, некогда позолоченные, покрашены теперь желтой масляной краской