Боб был не только героем ее детства, но и предметом первых девичьих воздыханий. Он казался ей страшно крутым — широкоплечий, с густой русой шевелюрой и серыми глазами. Однако пять лет разницы в возрасте делали Боба недосягаемым для Камиллы. Он не обращал на нее внимания.
Но какими бы приятными ни были детские воспоминания, сейчас она не хотела никого видеть. А голос Боба, полный энергии и жизненной силы, причинял ей лишние страдания. Нет, он ничем не походил на сладкий голос Роберта и тем не менее напомнил ей об утрате. На Камиллу снова накатила ярость.
— Пошел к черту! — в бешенстве крикнула она.
Стук не прекратился.
— Черт тебя подери, Боб! Я не хочу никого видеть, неужели непонятно? Мне не нужно сочувствие и помощь. Оставьте меня в покое!
Когда Боб постучал в четвертый раз, Камилла рывком распахнула дверь. Если для того, чтобы избавиться от него, придется дать Бобу в морду, она сделает это и не будет мучиться угрызениями совести.
При виде Боба у Камиллы перехватило дыхание. Рост под потолок, широкие плечи, сильные руки. Русые волосы отливали красным золотом. Но особенно впечатляло лицо, открытое, спокойное, с прямым носом и крепким подбородком. И глаза… В его серых глазах с поволокой таилось что-то возбуждающее.
В эти несколько секунд Боб тоже окинул Камиллу быстрым взглядом, но даже если он и заметил ее неприбранный вид, по его лицу ничего сказать было нельзя.
Прежде чем Камилла успела захлопнуть дверь, Боб мгновенно поставил в дверной проем ногу и ровным голосом произнес:
— Мне надо поговорить о твоей сестре.
— Так говори и убирайся!
— Эй, потише.
Боб не пытался протиснуться в дом, только его глаза пробежались по сумеречной комнате. Однако на лице опять ничего не отразилось. Камилла, не ожидавшая такого поворота, спросила уже не так агрессивно:
— Так что там с моей сестрой?
— Кое-какие проблемы.
— Я вижусь с ней каждый день и могу заверить тебя: все идет наилучшим образом.
— Виолетта выглядит как раньше, но после развода у нее в голове что-то сдвинулось. Она, как одержимая, занялась травами и цветами, а все остальное забросила. Прошлой весной к двум оранжереям построила третью, открыла свой магазин. А Фила Грина, который работал на ферме при вашем отце, а после его смерти взял на себя все заботы, уволила.
— Тебе-то какое до всего этого дело, Боб?
— Мне — никакого. А вот тебе — должно быть. Ты хоть огляделась здесь, как приехала?
— И не думала. Меня все это не касается. Пусть Виолетта делает что хочет.
Дождь лил как из ведра, но насквозь мокрый Боб вроде бы и не замечал этого. Он не отрывал взгляда от Камиллы.
— Милл, ты помнишь, что у твоей матери была делянка лаванды? Все женщины из дома Кэмпбеллов с ума сходили от этих кустиков.
— Боб, ближе к делу!
— Твоя сестра разводит всевозможные сорта лаванды.
— И что?
Боб потер подбородок.
— У себя в оранжереях она может беситься сколько угодно. Но обойди ферму, и ты увидишь, что она заняла под лаванду двадцать гектаров.
— Ты шутишь!
— Думаю, в ее «Зеленом раю» все идет тип-топ. Магазин процветает. Я даже и не предполагал, что у нас столько любителей экзотики. Но что касается земледелия, тут Виолетта ни черта не смыслит. Похоже, ее это и не занимает. Но одно дело запустить землю, и совсем другое — землю с лавандой. Тут твоя сестра попала в затруднительное положение.
— Это неправда.
— Ладно, Милл. Я пришел не для того, чтобы спорить. Я сказал что хотел. Делай как знаешь.
Боб не только убрал из проема ногу, но и решительно прикрыл за собой дверь. Сквозь мутные стекла и стену дождя Камилла видела, как его высокая фигура удалилась к белому пикапу.
Чего он хотел добиться своим визитом? А впрочем, плевать! Ей нет дела ни до Боба Макдагла, ни до его забот. И у Виолетты нет никаких трудностей и странностей. Она всегда слыла увлекающейся натурой. И одевалась экстравагантно, но, надо признать, с большим вкусом. Летящие блузоны, асимметричные многоярусные юбки, пестрые шали, висячие украшения… Казалось, еще чуть-чуть, и она будет выглядеть как модель со страниц цыганского каталога. Но Виолетта не делала этого последнего шага и всегда оставалась очень женственной.
Камилла доплелась до спальни и бросилась на кровать. Нет, у Виолетты все хорошо. У всех все хорошо. Только у нее плохо. А если даже у сестры и проблемы, чем она-то может помочь? Сейчас она не в состоянии помочь даже самой себе.
На мгновение Боб пробудил в ней слабые признаки жизни, но только на мгновение. А теперь в ней снова все застыло и умерло. Все.
Через четыре дня все так же лил дождь. Он радовал фермеров: апрельский ливень обеспечит хорошее цветение в мае. Но Камилла слышала в его монотонном стуке только тоску и беспросветность. Поскольку это как нельзя лучше соответствовало ее настроению, она выбралась на прогулку.
Щеки горели от холода и пронизывающего ветра, по телу пробегал озноб. Но Камилла два часа бродила по полям и угодьям, пока ее держали ноги. Когда она добралась до дома сестры, было начало седьмого. Она сняла на закрытой задней веранде изгвазданные сапоги и старую фуфайку, которую надевал еще отец, развязала башлык. С кончиков ее волос падали капли, в отвороты джинсов набились грязь и мусор. Камилла дрожала, как осиновый лист.
— Бог мой, Милли! Ты же продрогла до костей! Иди скорее греться, цыпленок! — воскликнула Виолетта.
Она загнала Камиллу в кухню, где топилась старомодная плита. На плите шкварчало и булькало в многочисленных горшочках и кастрюльках. Камилла приподняла несколько крышек. Так, главное блюдо, похоже, треска, фаршированная шпинатом. Салат на столе резко распространял аромат каких-то пряностей. Рядом стоял кувшин с травяной бурдой. Нет, сестра ни разу в жизни не приготовила нормального обеда. Только что-то полезное и диетическое.
Пока Камилла обследовала кастрюльки, Виолетта уже накрывала стол.
— Сегодня мы начнем с рыбного супа по-нормандски, Милли. Ты стала тощей, как стручок фасоли, того и гляди, штаны потеряешь.
Камилла пропустила ее замечание мимо ушей — ее волновало кое-что поважнее:
— Летти, а что в этом супе?
— О, все, что надо! Лук, морковь, лимон, сельдерей и другая зелень, разные пряности и, конечно, тресковые головы.
Камилла потихоньку выругалась. Виолетта только ласково улыбнулась и продолжила сервировать ужин. Через минуту она осторожно заметила:
— Я вижу, ты ходила гулять?
Камилла молча стала раскладывать приборы.
— Сегодня ты в первый раз вышла из дому. Меня это радует, а то я уже начала бояться.
— Чего тебе бояться? — Камилла глубоко вдохнула. — Не бойся, я не буду вечно сидеть у тебя на шее. Я не хочу тебя обременять, мне надо только…
— Что за чепуху ты мелешь! — возмутилась Виолетта. — Ты вовсе не сидишь у меня на шее. Эта ферма такая же твоя, как и наша с Дэзи. Можешь спокойно жить здесь хоть до конца своих дней, было бы желание. Места всем хватит.
— Нет! — резко возразила Камилла. — Ни за что!
Она обвела взглядом кухню. Когда-то в этих краях осели их шотландские предки. Они возвели этот дом. И хотя многие поколения Кэмпбеллов перестраивали его по-своему, в сущности он мало изменился. Широкие дубовые половицы отполированы до блеска, сбоку от плиты лоскутный коврик. На нем плетеное кресло-качалка. Старинные темного дерева буфеты и горки, по большей части с такой же старой, теперь уже антикварной посудой, массивный обеденный стол… Виолетта только притащила сюда обитую ситцем мягкую мебель и повесила шторы в цветочек, отделанные кружевом в деревенском стиле. Да еще цвет шпалер сменился с бело-голубого на бело-розовый. И широкий подоконник был теперь заставлен бесчисленными горшочками с приправами, пряностями и лечебными травами.
— Звонила Дэзи, — вдруг сообщила Виолетта.
Камилла насторожилась.
— Я сказала ей, что с тобой все в порядке. Но ты ведь знаешь Дэзи. Она ни за что не поверит, пока не убедится сама. Если ты сегодня-завтра не поговоришь с ней, она примчится сюда. Позвони, Милли!
— Нет уж, не дождется. Если опять будет звонить, скажи, что у меня все хорошо. И нечего ей приезжать!
— Ладно, — примирительно сказала Виолетта.
Камилла взяла кусочек трески.
— Тот участок на восточном склоне за сараями… что ты намерена с ним делать, Летти? Со всей этой лавандой?
Виолетта расцвела:
— О, Милли, как хорошо, что ты спросила! Я знала, что тебе постепенно будет лучше, и моя лаванда поможет. Вот и Боб говорит…
— Боб? Боб Макдагл? А он-то здесь с какого боку?
— Да не волнуйся ты так!
Камилла нетерпеливо отмахнулась. Меньше всего ей хотелось сейчас говорить о Бобе. Он и так занимал ее мысли эти четыре дня.
— Оставь в покое Боба. Я спрашиваю, зачем ты развела столько лаванды. Что ты намерена с ней делать?
— Понимаешь, — смущенно пролепетала Виолетта, — мама ведь всегда сажала там лаванду…
— Но у мамы было всего две-три грядки с редкими кустиками, а ты, похоже, решила заполонить лавандой весь Вермонт.
— Нет, так далеко мои планы не идут, — рассмеялась Виолетта. — Просто я всегда любила мамину лаванду, и когда Симпсон по сути выставил меня из дома, чтобы жить там со своей новой подружкой… — Ее губы задрожали.
— Летти, не вороши прошлого. Я и сейчас считаю, что твоему муженьку надо было свернуть шею, но речь не об этом.
— Ну вот, я вернулась домой, и мне надо было начинать жизнь заново. Я не знала, куда себя деть. Слава Богу, мне удалось отсудить у него хороший кусок и не пришлось срочно искать работу. И тут я нашла мамины семена французской лаванды. Потом Дэзи привезла мне отводки другого сорта, и я начала экспериментировать. — Глаза Виолетты сияли. — А потом открыла свой магазин…
— Это все здорово. — Камилле не хотелось обижать сестру. — Но зачем тебе столько лаванды? Такое количество не продашь в магазине.
— Наверное, — грустно согласилась Виолетта и положила на тарелку Камилле не поддающийся опознанию предмет своего кулинарного искусства. — Я увлеклась скрещиванием и немножко переборщила.