Киллер замолчал и приподнял здоровое ухо.
— Так-то лучше. — Камилла взяла в руки ведро и подступила ближе. — Ты потерял любимого хозяина и теперь никому не веришь. — Она сделала еще пару шагов. — Я тебя понимаю. Честно. Я потеряла все. — Она достала из ведра губку и стала осторожно намыливать псу шею и спину. — Мужа, работу, даже себя. — Пес оскалился. — Да-да, чего смеешься? Себя и всю свою жизнь. — Она потерла ему загривок. Пес, вывернув шею, смотрел на нее не мигая. — Не старайся загипнотизировать меня. Я смотрела в глаза смерти. — Камилла принялась обмывать ему бока. — Думаешь, жизнь несправедлива? Я с тобой согласна. И оставлю тебя в покое, как только вымою. Понимаешь, я сплю там, у окна, и с тех пор, как ты появился, задыхаюсь от вони. — Она перешла на живот и лапы.
Камилла говорила ровным успокаивающим тоном, старалась не показать, как ей страшно. В любую минуту Киллер мог сорваться и броситься на нее. Она хорошо понимала, откуда этот сполох ярости в его глазах. Слишком хорошо. Но куда ей было деваться?
— Я не трону глаза и нос, не волнуйся. И вообще, осталось чуть-чуть. Смотри-ка, а ты, оказывается, наполовину белый. Да постой ты, дрянь такая. — Камилла услышала, как хлопнула калитка, но поворачиваться не стала. — Подними лапу, тварь шелудивая, дай посмотрю, чего у тебя тут… — Кто-то ходил по веранде. — Сейчас, только сполосну тебя, шкура. О, проклятье! Киллер!
Киллер бросился вперед, опрокинув ведро с мыльной водой, окатил с ног до головы приземлившуюся на пятую точку Камиллу и облился сам. Как следует отряхнувшись от головы до кончика хвоста, он так и остался стоять перед ней, нос к носу, высунув язык и тяжело дыша. Словно признал в ней друга. Словно в обиде на все человечество, никогда и не рвался перегрызть ей глотку.
И тут за ее спиной раздался громогласный хохот. Камилла так и подскочила.
— Что смешного, Боб Макдагл?!
— Ты, — едва сдерживая смех, Боб постарался скромно потупить глаза. — Однажды я вытащил из колодца кошку. Она и то была не такой мокрой, как ты.
Это было чистой уловкой. Боб просто боялся смотреть на Камиллу. Мокрая рубашка прилипла к ее телу, обрисовав тугую упругую грудь, на щеках горел румянец. Какой бы грубой и равнодушной она ни пыталась казаться, только слепец мог в это поверить. А то, как она разговаривала с собакой, тронуло бы и самое черствое сердце.
— Черт подери, Макдагл, я больше не позволю себя оскорблять!
Боб поднял невинные глаза:
— Я же только пришел, у меня еще и времени-то не было тебя оскорбить. Что я такого сказал? Только то, что ты вся мокрая. А разве не так?
— Сегодня, может, еще и не успел. А что ты наплел сыновьям на прошлой неделе?
Камилла проскочила мимо него так быстро, что он и рта не успел раскрыть. Боб пошел за ней в дом.
Возле стены у камина стояли коробки. Окна были вымыты, а вот за слой пыли на полу и на мебели его сыновья выдали бы хозяйке приз зрительских симпатий. Через открытую дверь Боб увидел на плите щербатый кофейник, покрытый слоем копоти. Видно, Камилла все еще не чувствовала себя здесь дома.
Боб потер рукой подбородок и остался стоять у порога в ожидании Камиллы. Она вышла из спальни босая, в старых джинсах и линялой отцовской рубашке и, словно не замечая его, направилась в кухню.
Интересно, почему она так одевается? Старается выглядеть как можно отвратительнее? Или инстинктивно ищет защиты, надевая вещи, которые когда-то носил Колин, ее отец?
В первом случае Боб с удовольствием сказал бы Камилле, что ее старания обречены на неудачу. Живые черные глаза, нежный овал лица и мягкие губы, от вкуса которых Боба до сих пор бросает в дрожь… Что по сравнению с ними уродливая одежда? Вторая возможная причина навела его на мысль о Колине Кэмпбелле. Боб относился к нему как к родному дяде. Колин был сильным и надежным человеком, и, конечно, сумел бы защитить любимую дочь. Но его не было в живых, и он никогда уже не узнает, какие страдания выпали на долю его младшей.
Боб прошел за ней на кухню.
— Что я плохого сказал сыновьям? Что они тебе наговорили?
— Ничего. Забудем, Боб.
То, что Камилла не набросилась на него с кулаками, он воспринял как маленькую победу. И то, что в руках у нее появилась щетка для волос, тоже было хорошим признаком, хотя она все-таки погрозила ему этой щеткой, прежде чем засунуть ее в карман.
— Я не хочу, чтобы твои сыновья работали на лавандовом поле.
— Тебе не нравятся мои мальчики? — Боб мгновенно поджал губы, и в глазах мелькнул недобрый огонек.
— Мне никто не нравится, начнем с этого. Так что ничего личного. Парни у тебя что надо. Только на твоем месте я купила бы Сину эту чертову лошадь, пока он тебя в гроб не вогнал своим нытьем. А Саймону не стала бы доверять никаких тайн, он их тут же выболтает.
— Ага, — ухмыльнулся Боб, — он уже выболтал, что ты соблазняешь их разными вкусностями, которых они никогда не получают дома.
— Что за чушь? — возмутилась Камилла. — Ну, принесла пару раз сандвичей да плюшек. Они же мальчишки, значит, постоянно хотят есть.
Похоже, Камилла почувствовала себя оскорбленной, что ее уличили в добром к кому-то отношении. Она подчеркнуто небрежно сунула кофейник под кран и так же резко плюхнула его на плиту. Потом тем же манером достала из шкафа чашку и поставила ее на стол. Судя по всему, выступать перед Бобом в роли приветливой хозяйки она не собиралась.
— Клянусь, я не держу детей впроголодь, — словно не заметив ее манипуляции, спокойно сказал Боб. — Что бы они тебе там ни наболтали.
Камилла хмыкнула.
— Главный вопрос в том, что я не хочу, чтобы мальчики работали на нашей ферме. Я серьезно, Боб. Все было бы в порядке, если бы я могла им платить, но я не могу.
— Я плачу им.
— Знаю. И это тем более никуда не годится. Мне не нужны твои подачки. Лавандовое поле — не твоя проблема.
— Ладно. Тогда я поговорю с Летти.
Реакция Камиллы оказалась предсказуемой.
— Не шантажируй меня сестрой, Боб. Это нечестно.
— А что же мне делать? Я должен решить вопрос либо с тобой, либо с ней, до того как я…
— Ради Бога! Что ты еще придумал?!
Камилла так разволновалась, что автоматически поставила на стол вторую чашку и начала разливать кофе. Боб отхлебнул глоток. Кофе Камиллы оказался чуть менее мерзким, чем тот, что варил он сам.
— Дело вот в чем. На почву надо внести перегной, чтобы земля не пересыхала и не вымывалась водой. Потом, если, конечно, ты хочешь привести в божеский вид эти заросли, надо взять пробу грунта на pH, водородный показатель, примерно на глубине шести с половиной сантиметров. Я, разумеется, не тестировал вашу землю, но судя по моей, на соседнем с вами участке, придется выводить избыточную известь.
Камилла задумчиво опустилась на стул. Боб подумал, что будь сейчас на ее месте Виолетта, она просто уставилась бы на него непонимающим взглядом. Но Камилла — другое дело. Она знала землю и любила ее. У нее, в отличие от сестер, было особое чутье. Вот и сейчас, еще не вполне разобравшись в проблемах земледелия, она сразу ухватила суть дела.
— Понятно. Но я со всем справлюсь сама.
— Да? И как это ты одна собираешься обиходить двадцать гектаров земли?
— Я разберусь, Боб. Может быть, не сразу, может быть, потребуется два-три года, но я справлюсь. Я знаю, как вносятся удобрения и перегной.
— Но ты не подумала, что это не просто земля, а лавандовая плантация, и она требует особого ухода. Мы сталкиваемся с проблемой…
— Нет никакого «мы», Макдагл! Боб молча прихлебывал кофе и не собирался возражать. Камилле пришлось спросить: — Что там за проблема?
— Вначале надо понять, что Виолетта намерена делать с этой лавандой. Пока у меня такое впечатление, что она просто заложила сад, в котором развела всевозможные сорта и гибриды лаванды. Но от него нет никакой пользы. Я узнавал, во Франции действительно используют лаванду в парфюмерных целях. Но применяется лавандовое масло, а не цветки как таковые. И если твоя сестра не собирается завалить цветами флористов половины земного шара, то надо делать ставку на масло. Для этого необходимо закупить соответствующее оборудование, прозондировать возможности сбыта. А то можно вбухать в проект немыслимые суммы, а…
— Понятно. Я поговорю с сестрой. А когда она тебя бросила, Боб?
— Кто?
— Твоя бывшая. Должно быть, совсем недавно. Мальчики страшно переживают, хоть и стараются не подавать виду.
Боб уткнулся в чашку. Меньше всего он был сейчас готов говорить на эту тему. Камилла терпеливо ждала.
— Ну, в общем-то довольно давно. Почти три года назад. Мой отец старается настроить ребят против женщин вообще, не устает изо дня в день повторять, как хорошо жить одним и все такое. Я все думал: почему? Ведь он почти молился на маму. А потом понял. Он считает, что в этом случае нас никто больше не сможет уязвить.
— Они правда очень милые, твои мальчишки.
— Да. Но их боль о том, что мать не любила их, каждый день с ними. Хотя, по большому счету, она бросила меня, а не Сина с Саймоном. Но детям этого не понять.
Боб насупился. Он не помнил, когда в последний раз говорил о Дэбби и их разводе. Пожалуй, так открыто — никогда и ни с кем.
Камилла вдруг помрачнела:
— Не подумай, что я лезу в твою жизнь. Меня это не касается. Я просто хотела сказать, что не нуждаюсь ни в чьей помощи.
Боб тяжело поднялся. Настроение Камиллы было переменчиво, как ветер в мае. Только что она по-человечески обсуждала с ним проблемы фермы, и даже проявила заботу о его собственных неурядицах и о мальчиках, как вдруг ее снова понесло черт-те куда.
— На минуту мне показалось, что я увидел прежнюю Камиллу, добрую и нежную. Прости.
Она густо покраснела, но тут же вздернула подбородок:
— Ха! Той девочки больше нет. Она исчезла навсегда. И если ты надеялся, что…
— Я ни на что не надеялся, так что прекрати на меня нападать. — Боб понизил голос: — Милл, я знаю, что такое ярость. Если бы я испытал то, что привелось пережить тебе, я бы от ярости сдирал кору с деревьев. Я понимаю, ты прошла через ад, но я-то к этому какое имею отношение? Я всего ли