{7}. Стоило мне коснуться этой темы, как Сэмюэл Шарп стал немногословен. "Мы с Лорой расстались по обоюдному согласию", — коротко бросил он. Между прочим, Лора — жена № 2; жена № 1 отбыла несколько лет назад, прихватив с собой двух их детей…
— А ей-то что до этого за дело? Да и всем прочим тоже? — негодует Элинор. Но тут же снова берется за статью:
Первое, что бросается в глаза в кабинете Сэмюэла Шарпа, — это облепившие все стены грамоты, дипломы, наградные свидетельства, обрамленные фотографии для прессы… — прямо итальянский ресторан, да и только. Второе, что вы замечаете, — зеркало в человеческий рост. "Чтобы комната казалась больше…" — объясняет хозяин, но каждому ясно, что причина в другом. Даже когда Шарп обращается к собеседнику, он не может удержаться от соблазна и не поглядывать на себя искоса в зеркало. Собираясь с визитом к Сэмюэлу Шарпу, я было задумалась, что это ему так не везет с женщинами. Уходила я, твердо зная ответ: из-за его павлиньего тщеславия.
Элинор глядит на Адриана, ожидая его реакции. Тот, намазывая тонким слоем джем на остывший тост, бормочет:
— Слишком сухо.
— Какое там сухо! Просто гнусно!
Некоторое время она читает про себя, то огорченно вздыхая, то невольно давясь от смеха, затем снова не выдерживает:
— Боже мой, ты только послушай:
В рекламных листовках о героине последнего телефильма Сэма Шарпа "Тьма" сказано, что она нимфоманка. Я спросила его, видел ли он в жизни хоть одну нимфоманку. "Да… нет… все зависит от смысла, который вы вкладываете в это слово, — залепетал он. — Я встречал женщин, которые недвусмысленно давали понять, что готовы, подзадорь я их немного… ну, сами понимаете… однако трудно сказать, нимфоманки ли они в полном смысле слова…" Видимо, Шарп осторожно давал мне понять, что, когда его случайные знакомицы с ходу валятся на спину и раздвигают ноги, красавцу-мужчине, вроде него, невдомек, то ли это они такие темпераментные, то ли чары у него такие могучие, что устоять против них невозможно.
Элинор откладывает газету в сторону со словами:
— Сэм будет раздавлен, когда прочтет.
— Ну, можно сказать, сам напросился.
— Не очень-то ты сочувствуешь своему лучшему другу.
— Я не говорил — "лучшему", я сказал — "старинному".
— А кто же тогда лучший?
Адриан на мгновение задумывается.
— Ты.
Элинор нимало не растрогана.
— А кроме меня?
— Пожалуй, такового не имеется, — признается Адриан. — Как ни грустно, наличие оного нетипично для среднего возраста.
Адриан недавно отметил пятидесятилетие. Элинор несколькими годами моложе его. Лет тридцать тому назад он, она и Сэм Шарп вместе учились в одном провинциальном университете. Супруги Ладлоу стареют элегантно. Адриан высок, поджар, чуть сутуловат, с гривой серебряных волос, спускающихся на уши и затылок. На все еще миловидную Элинор приятно смотреть даже в столь ранний час — прежде чем она приняла ванну и наложила косметику. Густое облако прекрасных вьющихся волос обрамляет круглое, полное, изящно вылепленное лицо с упругой кожей, большими карими глазами, выразительными ртом и подбородком. У нее свои зубы и стройная фигура.
С гравиевой дорожки перед коттеджем доносится звук паркующейся машины.
— Кто это может быть? — спрашивает Элинор.
Адриан выглядывает из окна и вытягивает шею, чтобы рассмотреть расположенную сбоку парковку.
— Сэм приехал.
— Очень остроумно, — говорит Элинор холодно, не отрывая глаз от статьи Фанни Таррант.
— Разве не Сэм владелец зеленого джипа с регистрационным номером "SAM i"{8}? — спрашивает Адриан.
Элинор вскакивает и подлетает к окну.
— Надо же, и вправду Сэм, — восклицает она. Потом бежит к дверям, замирает, поворачивается и швыряет Адриану "Сентинел ревью":
— Спрячь скорее.
— Зачем? — едва успевает спросить Адриан, но тут гремит звонок.
— Может, он еще не видел.
— Куда?
— Куда хочешь, — она идет открывать дверь.
Звонок заливается, Элинор спешит в холл, стягивая на ходу и запихивая в карман садовые перчатки. Адриану слышно, как щелкает замок, отворяется дверь и следует радостный, делано-удивленный возглас Элинор:
— Сэм! Как ты здесь очутился в такую рань? Входи.
Адриан тем временем засовывает "Ревью" под диванную подушку. Затем по кратком размышлении заталкивает под диван и остальные газеты — на всякий случай! Тут как раз возвращается Элинор в обществе Сэма.
— Адриан, посмотри, кого я привела, — говорит она.
— Здорово, — бросает Сэм. Чем удачнее складывается его карьера, тем охотнее он подчеркивает, что он кокни. Однако приветствию его недостает теплоты, а улыбке — искренности: так здороваются на похоронах бывшие приятели.
Сэм держит в правой руке свернутую трубочкой газету, которой похлопывает по ноге. На нем свежевыстиранные, отутюженные джинсы и мешковатый замшевый пиджак — и то, и другое с лейблами известных дизайнеров. Сэм вовсе не такой коротышка, каким изобразила его Фанни Таррант, — роста он чуть ниже среднего. На лице густой загар, вокруг глаз пролегли морщинки смеха, в курносом носе, задранном над длинной верхней губой, есть что-то обезьянье.
— Надо же — Сэм! — удивляется Адриан, неубедительно подражая Элинор. — Что тебя привело сюда ранним воскресным утром? — Он делает шаг вперед и протягивает руку. Чтобы пожать ее, Сэму приходится переложить газету — тот самый номер "Сентинел ревью" — в левую руку.
— Лечу утренним рейсом в Лос-Анджелес из Гэтуика. Подумал, дай заскочу по дороге.
— Какая приятная неожиданность! Мы тебя сто лет не видели. Ты завтракал? — спрашивает Элинор.
— Загрузился по полной, — докладывает Сэм.
— Тогда, может, кофе?
— Спасибо, это было бы славно.
— Пойду заварю свежего.
Элинор берет в руки кофейник.
— Да нет, не стоит, — удерживает ее Сэм. — И этот сгодится. Люблю тепленький. — Он трясет свернутой газетой: — Читали?
— Что именно? — спрашивает Элинор.
— Сегодняшнюю "Сентинел". Видели, что эта сучка Фанни Террант написала обо мне? — Усаживаясь на диван, он чувствует под собой что-то твердое и вытаскивает из-под подушки газету. — Значит, читали, — огорчается он.
— Я только одним глазком успела посмотреть, — лепечет Элинор.
— А ты? — обращается Сэм к Адриану.
— Элли зачитала мне несколько фраз, — признается тот. Сэм бросает на Элинор укоризненный взгляд. Та передает ему чашку кофе со словами:
— Из самого начала.
— Что конец, что начало — без разницы!
— Ну и как ты по этому поводу себя ощущаешь?
— Как будто меня с большой высоты обделал стервятник, страдающий разлитием желчи.
Адриан смеется.
— Хорошо сказано. Только что придумал?
— Это цитата, — бурчит Сэм.
— Вот как? Откуда?
— Из моего предыдущего сериала.
— Сэм, — вступает в разговор Элинор, — как тебя угораздило дать этой особе интервью? Ты же читал ее художества.
— Я думал, что… да не помню как… — оправдывается Сэм. — Их такая прорва, этих баб, — со всеми их колонками, интервью…
— Не скажи, она особо славится… — возражает Элинор.
— Это я славлюсь, — возмущается Сэм, тыча указательным пальцем себе в грудь. — Она тут без году неделю, рановато ей славиться.
— Ладно, не славится. Известна. У нее особая репутация.
— Ну, позвонила она мне как-то, и такие слюни распустила по поводу "Сухого остатка". Вроде ей и вправду понравилось.
— И ты купился на эту старую как мир приманку? — удивляется Элинор.
— Ну да… Мне и в голову не пришло, что человек, который так дельно судит о моей работе, может написать такое… — Сэм качает головой, словно и сейчас не верит, что Фанни Таррант способна на подобное коварство. — Еще и ленчем ее угостил. Сам все готовил: суп-пюре из шпината, пошированная семга под майонезом, причем не под дрянью какой-нибудь из баночки, вроде "Брилкрим", а растер собственноручно. И к этому бутылка "Pouilly-Fuisse" — пятьдесят кровных за ящик.
— Бедняга, — сочувственно вздыхает Элинор.
— Черная неблагодарность, да и только, — вторит ей Адриан. — И это после домашнего майонеза и всего такого прочего!
— Остришь, да? — накаляется Сэм.
— Нет, что ты, — оправдывается Адриан. Сэм смотрит на него недоверчиво. — Нет же, — повторяет Адриан, энергично мотая головой, но его губы предательски подрагивают от смеха.
— Пойду-ка переоденусь, — решает Элинор. — Ты еще побудешь у нас, Сэм?
— С полчасика.
— Вот и чудно. Я мигом. Ты так давно не приезжал к нам.
— Был нечеловечески занят. Со всеми связь потерял.
— Кроме Фанни Таррант, — язвит Адриан. Элинор уже вышла из комнаты.
— Это ж в интересах дела, — не сдается Сэм. — Если ты сам, Адриан, махнул рукой на огни рампы, нечего смотреть свысока на нас, грешных, которым все еще приходится крутиться в этих лучах.
— Крутиться в лучах огней рампы…? Боюсь, Сэм, у тебя из-за голливудских контактов страдает стиль.
— Во вторник у меня как раз была одна встреча — чрезвычайно важная. Молю Бога, чтобы "Sunday Schadenfreude"{9} не попало на телестудию.
— Не надейся — отыщется добрая душа.
— Благодарю за дружескую поддержку.
— Таков мир, в котором мы живем. Вернее, мир, в котором живешь ты.
— И что же это за мир такой?
— Мир, где бал правят массмедиа. Главный движитель культуры — перемывание косточек.
— То есть зависть, хочешь ты сказать, — уточняет Сэм. — Есть люди, которым просто дурно становится от чужого успеха. Если ты вкалываешь по-черному, делаешь себе имя, зарабатываешь деньги какие-никакие, они просто из кожи вон лезут, лишь бы тебя опустить.
— Но ты сам предаешь себя в их руки, когда соглашаешься на интервью с Фанни Таррант и ей подобными.
— Тебе легко говорить — она тебя ни о чем не просила.