Две ночи молодожены почти не спали, жадно опьяняясь друг другом, а на третью ночь, пресыщенные ласками, заснули, так и не разомкнув объятий. И в этой жаркой дремоте Алексея настигло странное видение, вернее, целая череда видений.
…он (только в каком-то ином обличье) шагал по траве, шуршавшей под ногами, а впереди была дымящаяся черная яма, в которой гнездилось зло. Это зло грозило неминуемой смертью, но за спиной Алексея, крепко сжавшего в руках копье с кремневым наконечником, были люди его рода, и он, вождь, обязан был их защитить и принять на себя первый удар неведомого. И неведомое ударило его незримой ладонью, обладавшей тяжестью каменной лавины, давя, сокрушая и выжимая жизнь из хрупкого человеческого тела…
…под стенами города носились толпы диких всадников, они кричали гортанно и осыпали защитников тучами стрел. Шурша оперением, стрелы пели злую песню смерти, но Алексей — он снова был в каком-то ином обличье, на этот раз в кольчуге и с мечом в руке, — стоял на стене, потому что за его спиной был его город, люди, дома, в одном из которых его молодая жена прижимала к груди первенца. И Алексей стоял под стрелами и сбрасывал вниз лезущих на стены степняков, разваливая им головы и отсекая руки вместе с кривыми саблями, — стоял до тех пор, пока одна из стрел не нашла наконец дорожку в броне и не вошла в его тело, гася сознание острой болью…
…а потом картина сменилась. Алексей, в своем привычном сегодняшнем облике, шел по темному туннелю метро от станции «Контрактовая площадь» — точно так же, как месяц назад, только один, без товарищей. Он уже знал, что ждет его впереди, и поэтому ничуть не удивился, когда увидел нишу, открывшуюся перед ним тогда на краткий миг. Но теперь эта ниша была распахнута настежь, а возле того самого камня-жернова стоял кряжистый старик, седовласый и седобородый, в белом одеянии и с посохом в жилистой руке.
— Ну, здравствуй, отрок, — прогудел волхв (откуда-то Алексей совершенно точно знал, что это именно волхв, и никто иной). — Я тебя ждал.
— Я вообще-то не отрок, — пробормотал парень, — мне уже двадцать пять стукнуло.
— В твои лета в наше время мужчины были отцами семейств и опытными воинами, а вы до тридцати остаетесь отроками и отроковицами, — старик усмехнулся. — Ну да ладно, не об том речь. Слушай меня, младень.
Речь волхва была размеренно-четкой, слова падали каплями литого металла. Алексей слушал, и в сознании его складывалась мозаика. Небесные камни, пришелец из космических бездн, сумрачные сектанты-изоляционисты, вознамерившиеся отсечь Землю от контакта со вселенским разумом, чтобы самим безраздельно править всей планетой, чернобыльская катастрофа и загадочный спекшийся кристалл под четвертым энергоблоком — все части этой мозаики составляли единое целое, удивительным образом совпадавшее с тем, что рассказывала ему Полина, прочитавшая пятый том «Записок» Григоровича-Барского.
— Дремлющее чудище набирается сил, — закончил старик, — и скоро грянет день его гнева.
Словно в подтверждение его слов, из-под земли донесся уже знакомый Алексею гул.
— Слышишь? — тревожно спросил волхв.
— Слышу…
— Заточенный пробуждается, и когда он проснется…
— То что?
— Представь, что здесь заработает огнедышащая гора или взорвется одна из тех бомб, которыми человечество играет вот уже шесть десятков лет. На месте твоего города останется только горячий пепел — уходя домой, Заточенный громко хлопнет дверью. А избежать этого можно только одним способом: разрушить кристалл под аварийным энергоблоком.
— И тогда этот неуязвимый умрет? Этот кристалл вроде яйца Кощея Бессмертного — разбей яйцо, сломай иглу, верно?
— Не так, — старик покачал головой. — Чудище не умрет, но без кристалла, рожденного в атомном огне, оно не сможет порвать оковы и вернуться в свои бездны, попутно погубив твой город. Заточенный опирается на оба камня: и на чернобыльский кристалл, и на этот вот диск, — волхв указал посохом на «жернов», — и пока они оба целы, катастрофа неминуема. А если разбить кристалл под саркофагом, чудище снова впадет в спячку, а там, глядишь, люди создадут оружие, способное поразить бестелесную тварь, и покончат с пришельцем.
— Подождите, вы сказали «опирается на оба камня» — значит, необязательно ломать кристалл под ЧАЭС, достаточно подорвать вот эту блямбу?
— Этого мало. Небесный камень вспомогательный, главную роль играет кристалл под разрушенным реактором. Да, без небесного камня возможностей у Заточенного будет куда меньше, но кристалл — это для него основное.
— А вы сами не можете это сделать? Разломать этот чертов кристалл?
— Не могу, — в голосе волхва прозвучала горечь. — Мы, волхвы, вне вашего времени и пространства — мы можем только подсказать, а делать вам придется самим. Потомок князей киевских спас свою Реальность, сделав свой выбор, а в этой Реальности выбор за тобой, воин.
— Воин? — недоуменно переспросил Алексей.
— Ты был воином в своих прежних перерождениях, и это уже навсегда.
— Но почему я? Разве здесь нет других воинов, более умелых? Я и автомат-то толком держать научился совсем недавно!
— Здесь, — старик подчеркнул это слово, — нет никого, кто справится с этим делом лучше тебя. А искать устойчивого бойца где-то еще уже нет времени — день гнева близится. Поэтому-то я тебя и позвал.
— Устойчивого бойца? Что это значит?
— Заточенный бросит Черный Зов. Против этого зова мало кто может устоять, а ты — ты сможешь. Если, конечно, постараешься и не струсишь.
— Черный Зов? А что это такое?
— Узнаешь. Я сказал тебе все, что мог сказать. Теперь слово за тобой, воин, — делай свой выбор…
…Алексей открыл глаза, не понимая, спит он или уже проснулся. Рядом с ним спала прильнувшая к нему Полина, ее теплое дыхание касалось щеки парня. Алексей осторожно высвободился из объятий молодой жены — она не проснулась, только сонно пробормотала что-то невнятное, — встал и подошел к окну, за которым лежал тревожный ночной Киев. Где-то коротко простучала автоматная очередь, а потом вдруг раздался далекий заунывный вой. Алексей вздрогнул и зябко поежился. Он понял, что сработала обычная сирена (скорее всего, случайно), но на краткий миг ему показалось, что это злобно воет затаившееся под городом чудовище, предвкушая час отмщения.
«Что это было? — думал Алексей, вглядываясь в темноту за окном. — Сон? Нет, таких реальных снов не бывает — я помню все, до мельчайших подробностей! Я помню интонации голоса волхва, помню каждое его слово, помню рунный рисунок на каменном диске, помню холодный блеск металла рельсов в туннеле метро… Нет, это был не сон, а что-то непонятное и необъяснимое. Но самое главное — все, о чем рассказывала Полина, подтвердилось во всей своей жуткой реальности. Под городом действительно таится очень опасная тварь — гибрид Змея Горыныча и Соловья-разбойника, испускающего черный зов, — прилетевшая черт знает откуда и грозящая гибелью Киеву. И я от этого не могу отмахнуться, не имею права: кристалл под четвертым энергоблоком ведь и в самом деле существует…»
Он отвернулся от окна и посмотрел на Полину. Она спала, спала тихо и безмятежно, чуть приоткрыв губы, припухшие от его поцелуев, и расстелив по подушке свои золотистые волосы, в которых запутался лунный свет. Алексей смотрел на жену и чувствовал, как в нем вызревает решение — такое, которое должен принять мужчина и воин.
«Я сделал свой выбор», — подумал он.
Глава 12Сердце Зоны
Строения АЭС были хорошо видны — до них, казалось, рукой подать, хотя Алексей знал, что это впечатление обманчиво. До мертвых энергоблоков еще идти и идти — здесь, в Сердце Зоны, атмосфера выкидывала странные фокусы, скрадывая расстояние или, наоборот, отдаляя близкие объекты. И дело не только в том, что до серых бетонных коробок не один километр — эти вроде бы безобидные километры куда сложнее любой самой замысловатой полосы препятствий. А пройти это полосу можно только с первой попытки: второй не будет, потому что любая ошибка здесь имеет слишком высокую цену — жизнь.
Во-первых, радиация. Сердце Зоны было пропитано радиацией, незримая смерть сочилась здесь отовсюду, таилась в каждой пяди земли и в каждой травинке, неведомо почему еще не рассыпавшейся в прах под воздействием излучения, убивающего все живое. Поток радиации ударил фонтаном из вскрытого взрывом корпуса четвертого энергоблока, и оттуда же щедро выплеснулись активные изотопы, среди которых были и долгоживущие, на долгие годы и десятилетия отравившие Припять и все ее окрестности. Алексей видел фотографии ЧАЭС после взрыва: на месте аварийного энергоблока осталась черная яма, получившая название «След копыта Сатаны». И действительно, дьявольская сила, играючи разворотившая реакторный блок, вырвалась изнутри, как гной из лопнувшего фурункула, но снаружи казалось, что на здание наступила гигантская нога, смяла его и растоптала, оставив чудовищную вмятину. Сейчас след сатанинского копыта не был виден — над энергоблоком наскоро возвели бетонный саркофаг, запечатавший «врата ада», — но этот след остался и по-прежнему дышал атомным смрадом.
Но радиация — это еще полбеды (есть защитные костюмы, есть антирадиационные таблетки, а счетчик подскажет, когда твое время пребывания в Сердце Зоны уже подошло к критической отметке, и пора уносить ноги во избежание). Хуже другое: на радиационную катастрофу наложилось какое-то другое явление, над природой которого безуспешно ломали головы ученые всего мира.
Алексей слышал немало гипотез по поводу «эффекта Сердца Зоны», от более-менее разумных до совершенно бредовых. И наиболее логичной (хотя и не вполне объяснимой с точки зрения современного уровня знаний человечества) была гипотеза «перемешанной мерности». Согласно этой гипотезе, в районе злополучной АЭС возникла аномальная зона, являвшая собой мелко накрошенный винегрет из обрывков множества пространственно-временных измерений: в этой точке вселенского континуума плотно сомкнулись несколько параллельных миров, изрядно покорежив друг друга при взаимопроникновении. Что вызвало эту поистине космическую катастрофу, оставалось неясным (вряд ли причиной была сама радиационная авария, иначе подобные «аномальные зоны» возникали бы на Земле после каждого испытания ядерного оружия, каковых были сотни), однако «многомерный винегрет» объяснял почти все причуды Сердца Зоны — очень опасные причуды.