глупость с моей стороны! Когда детектив-инспектор Линли сказал, что…
– Инспектор? О, какая прелесть! Вы с инспектором Линли обсуждаете мою интимную жизнь? – возмутилась Хейверс.
– Нет-нет-нет! Я лишь хочу сказать, что он тревожится за вас. Ваши друзья уехали в Пакистан. Мы все тревожимся за вас… В любом случае, давайте сменим тему разговора.
– Ди, это бесполезно. И вы сами знаете это, потому что вы не идиотка. Давайте называть вещи своими именами. Я работаю с утра до ночи. И когда дело касается секса, то я…
– Только не говорите то, что собираетесь сказать. Еще никто на этой грешной земле не был занят настолько, чтобы не найти времени для секса, – возразила Доротея. – Боже праведный, детектив-сержант, сколько на это нужно? Минут десять? Двадцать? Тридцать, если захотите еще принять душ? – Она подумала и добавила: – Допустим, час, если вам требуется продолжительная прелюдия. Но дело в том…
– …что мы собрались сменить тему разговора, – напомнила ей Барбара. – Давайте лучше поговорим о кинофильмах. О телепередачах. Или о книгах. О знаменитостях. О ком-нибудь из королевской семьи, с огромными передними зубами или без. Выбирайте. Я готова поддержать тему.
– Тогда последний вопрос. Вам нужен мужчина? Вы хотите иметь жизнь вне стен управления лондонской полиции?
– Полицейские оставляют после себя разрушенные браки, – заметила Хейверс.
– Вы только посмотрите на своих коллег!
Барбара взяла в руки меню, чтобы изучить, что еще в нем есть. В данный момент ей явно не помешал бы еще один блинчик, а то и целый десяток.
Увы, ее собеседница упрямо гнула свою линию.
– Господи, я же не о браке! Разве я замужем? Разве я похожа на замужнюю женщину? Разве, глядя на меня, скажешь, будто я отчаянно хочу замуж?
– Если честно? Да, скажешь. Кто из нас час назад щебетал о каком-то типе, на которого нужно произвести впечатление на вечеринке?
– Вообще-то… Допустим, я так сказала. Но цель ведь в другом: произвести впечатление, назначить свидание, перепихнуться – и все. И если это приведет к чему-то большему, я не против. В конце концов, нам всем хочется замуж.
– Нам всем?
– Естественно. Мы врем самим себе, когда говорим, что нам это не нужно.
– Я не вру.
– И я должна в это поверить?
– Брак – это не для всех, Ди.
– Чушь собачья.
Барбара встала из-за стола и подошла к стойке заказов.
– Хочу еще один блинчик, – пояснила она по пути туда.
Когда же сержант вернулась к столу, то поняла: резко оборвав обсуждение своей интимной жизни, она лишь подарила себе паузу в их назревающем конфликте.
Сиденье ее стула – еще недавно занятое ее внушительной попой – теперь было занято не менее внушительным пакетом. Хейверс подозрительно прищурилась, а затем ее взгляд переместился с пакета на Доротею.
– Мне пришлось это купить, – сказала та. – Я знаю, оно вам пойдет. Вы не должны спорить со мной, детектив-сержант Хейверс.
– Вы же обещали, Ди, что не станете даже пытаться меня переделать.
– Знаю, знаю. Но когда я увидела эти… кстати, вы ведь тоже упомянули сегодня мою одежду. Я лишь хотела, чтобы вы поняли: легкая небрежность – это не… Послушайте. Это всего лишь брюки, жакет и рубашка. Просто примерьте их. Расцветка ваша, обещаю вам, жакет будет сидеть как влитой, а брюки…
– Прекратите. Прошу вас. Ну, хорошо, если я скажу, что примерю все это, вы отстанете от меня? – Не дожидаясь ответа, Барбара столкнула пакет на пол и вытащила из сумки кошелек. – Сколько вы заплатили?
– Боже мой, нет! – запротестовала Гарриман. – Это мой подарок, детектив-сержант.
Это положило конец спору. Вернувшись в тот вечер домой, Хейверс засунула пакет с одеждой под диван и выбросила случившееся из головы. Сотрудница полиции вообще забыла бы о злосчастном походе в Спиталфилдс, если бы не «Радио-4», которое она включила, прежде чем приступить к стирке трусов в кухонной раковине. Натянув веревку для просушки, Барбара полоскала исподнее в пене из жидкости для мытья посуды, когда до нее донесся заливистый голос радиоведущего, обращенный к гостю студии:
– Все это, конечно, замечательно, но вы, как мне кажется, оспариваете естественный порядок вещей. Поэтому хочу спросить вот о чем. В какой момент это становится или позой ради славы, или громким заявлением своей позиции?
Ведущему ответил резкий женский голос. Причем не проговорил, а, скорее, пролаял:
– Естественный порядок вещей? Мой дорогой, со времен трубадуров западная цивилизация побуждала женщин верить в то, что «однажды ко мне явится мой прекрасный принц», что вряд ли естественно, а также в то, что – более, чем что-либо другое, – делало женщин зависимыми, необразованными, плохо информированными и готовыми на все, от бинтования ног, как в Китае, до удаления ребер с тем, чтобы получить талию пятилетней девочки и усладить мужской взор. Нам предлагают инъекции, позволяющие скрыть морщины на лице, одежду, по своему удобству напоминающую «ласковые объятья» боа-констриктора, в которую мы должны втискивать жир на боках, краску для волос для борьбы с сединой – мы всегда должны выглядеть молодо – и самую неудобную в истории обувь, потворствующую странным фантазиям, таким, как облизывание лодыжки, сосание пальцев ног, и – уж поверьте! – телесные наказания мальчиков.
Радиоведущий усмехнулся.
– И все же женщины сами идут на подобные жертвы, – заметил он. – Никто их не заставляет. Они платят деньги. Или снимают их с кредитной карточки, в надежде на то…
– Это не надежда. Что я и пытаюсь показать. Это бездумное, механическое поведение, призванное произвести результат, которого, как им внушили, они непременно должны добиться.
– Но мы ведь говорим не о рабах, мисс Эббот. Вряд ли вы станете спорить с тем, что они – добровольные участники… Ведь их никто не принуждает. Разве можно назвать это порабощением? По-моему, нет.
– Какой выбор есть у женщин, если их постоянно бомбардируют образами, которые впечатываются в их сознание с того момента, когда они впервые берут в руки журнал или пульт от телевизора? Женщинам с младенчества внушают, что без мужчины они ничто и что они еще более ничтожны, если в течение шести месяцев после захвата «своего» самца у них в животе не завелся «пузожитель» – Господи, кто придумал это дурацкое слово? И чтобы обзавестись требуемым мужчиной и требуемым пузом, они, черт побери, уходя утром из дома, должны иметь идеальную кожу, белые зубы, ресницы, в меру длинные, в меру изогнутые и в меру черные, а все потому, что вдруг возле их порога им встретится ожидающий их прекрасный принц с охапкой роз.
– Однако вы сами дважды были замужем. Что, если ваша нынешняя позиция – это лишь следствие вашего разочарования неудачными браками?
– Разумеется, можно считать и так, – согласилась собеседница ведущего. – Можно также сказать, что моя нынешняя позиция есть следствие того, что благодаря личному неудачному опыту с моих глаз спала заслонявшая их ранее пелена. Ко мне пришло понимание того, что замужество и материнство, слепо выбранные с целью удовлетворить чье-то определение успешной жизни или же выбранные без учета других вероятностей, лишают женщину тех самых возможностей, которые позволяли мужчинам доминировать над ними, начиная с библейских времен райского сада. Моя позиция следующая: женщины должны иметь право выбора, причем делать это следует с открытыми глазами, хорошо представляя себе все его последствия.
– Что, по-вашему, не включает в себя «они жили долго и счастливо»…
– Поверьте мне, когда Золушка впервые услышит, как ее прекрасный принц шумно пукнет, идею счастливой семейной жизни можно смело сливать в унитаз.
Радиоведующий расхохотался.
– Думаю, на этом можно поставить точку. Мы разговаривали с иконой феминизма Клэр Эббот о ее противоречивой книге «В поисках мистера Дарси. Миф о счастливой супружеской жизни». Завтра вечером в половине восьмого мисс Эббот выступит в Бишопсгейтском институте на встрече с читателями. Приходите туда пораньше, чтобы занять места. Что-то подсказывает мне, что там соберется толпа…
Июль, 24-е
Через восемь месяцев после того, как она ушла от мужа, Индия Эллиот вновь взяла себе девичью фамилию. А все потому, что за две недели до этого она согласилась на второе свидание с мужчиной, с которым познакомилась в автобусе, возвращаясь из клиники в Сент-Дунстан-Хилл в свой задрипанный домишко в Камберуэлле. До этого она носила имя Индия Голдейкер, хотя, если честно, это сочетание ей никогда не нравилось. Фамилию мужа она взяла лишь потому, что на этом настоял Чарли, когда она выходила за него замуж.
– Дорогая, если не изменить фамилию, согласись, какая из тебя замужняя женщина? – кажется, так он сказал, наполовину в шутку, наполовину всерьез. – Нет, ты, конечно, замужем, но оставить девичью фамилию – это все равно, что прятать этот факт от всего мира.
В общем, она уступила ему. Ведь если Чарльз на чем-то настаивал, он всегда добивался своего. В конце концов, что такое фамилия? Сущая мелочь. Так что какая разница? Чарли было приятно, что Индия взяла его фамилию, ей же хотелось его порадовать.
Поначалу их отношения складывались идеально, и все остальное тоже было близко к совершенству. Но теперь, все эти восемь месяцев после того, как ушла от него, Индия знала, что проявила излишнюю уступчивость в браке. Она также была вынуждена признать, что была абсолютно очарована матерью своего любимого.
В первый раз, когда Чарли представил ее Каролине Голдейкер, Индии показалось, что ею восхищаются, что ее обнимают искренне и что ей очень рады. В тот день в Дорсете, когда Чарльз отправился в пекарню отчима посмотреть новый нагревательный элемент для огромных печей, Каролина доверительно сообщила Индии за чаем, как она рада, что «Чарли наконец-то кого-то нашел, после всех его долгих колебаний и нерешительности, причина которых – полученное им образование». Затем, через четыре дня после их знакомства, будущая свекровь прислала ей шарфик, который купила в торговом центре «Свонс-Ярд» в Шафтсбери, сопроводив подарок короткой запиской: «Милой Индии в знак искреннего восхищения от мамы Чарли».