Частым гостем в доме Свердловых был писатель Максим Горький. В 1901 году юноша Залман был арестован вместе с ним по подозрению в использовании типографского аппарата для изготовления агитационных материалов марксистского кружка. После того, как Горького выслали из Нижнего Новгорода в Арзамас, туда он в 1902 году пригласил в качестве секретаря и Залмана Свердлова. В доме Горького Залман был замечен известным театральным режиссёром Владимиром Немировичем-Данченко, который дал начинающему актёру рекомендацию для дальнейшего обучения в московском Императорском филармоническом училище. Чтобы жить в Москве и учиться Залман Свердлов крестился. Его крестным отцом был, Алексей Максимович Пешков, который затем еще фактически усыновил его, дав крестнику не только новое имя, но и фамилию с отчеством — Зиновий Алексеевич Пешков. Официально, однако, российские власти факт усыновления не признали, в России Зиновий по-прежнему носил фамилию Свердлов, но Западе он официально именовался как Зиновий Пешков.
В 1903–1905 годах Зиновий учился в школе Московского художественного театра. Этот период его жизни был неразрывно связан с домом Максима Горького — он часами пропадал в библиотеке писателя, играл в массовке пьесы «На дне» и вёл беседы с женой Горького Екатериной Павловной, с который на всю жизнь сохранил очень теплые отношения. Почувствовав, что артистическая карьера не для него, Зиновий решил круто изменить свою жизнь и в 1904 году уехал в Канаду, откуда затем перебрался в США. За границей Зиновий навсегда взял себе фамилию приемного отца — Пешков. Когда в 1906 году Горький и Андреева отправились в Америку, Зиновий узнал об этом из газет и приехал в порт, чтобы встретить своего крёстного отца. Тёплую встречу знаменитого русского писателя и никому не известного юноши в чёрной курточке и с пенсне на чёрном шнурке наблюдали десятки американских корреспондентов. В США Зиновий сопровождал Горького, выполняя функции переводчика на важных встречах; например, он переводил все беседы во время обеда Горького с Марком Твеном. Когда в конце 1906 года Горький отправился лечить туберкулёз на итальянский остров Капри, Зиновий Пешков принял решение последовать вслед за ним.
Зиновий Пешков жил на Капри вместе с Максимом Горьким с 1907 по 1910 год. В это время они были практически неразлучны. Зиновий, владевший иностранными языками, исполнял обязанности личного секретаря-референта Горького. В письмах, адресованных бывшей жене Екатерине Павловне, писатель очень тепло отзывался о «Зине», отмечая, что Зиновий много читает, много знает и поразительно быстро развивается. На знаменитой фотографии, где Горький наблюдает за шахматной партией Ленина и Богданова, на заднем плане изображён Зиновий Пешков.
В 1910 году, из-за конфликта с М. Ф. Андреевой, Зиновий покинул Капри и поселился в местечке Федзано, где стал секретарём у знаменитого в те годы писателя Александра Амфитеатрова. Здесь же Зиновий женился, и в 1912 году с женой и маленькой дочерью отправилась в США, чтобы начать новую жизнь. Очередная попытка «покорения Америки» закончилась для Пешкова неудачно — ему не удалось найти достойную работу. Вернувшись, Зиновий оставил семью на Капри, а сам уехал во Францию.
С началом Первой мировой войны Пешков вступил во французский иностранный легион и 1 апреля 1915 года был назначен командиром отряда польских добровольцев (шахтёров из Познани, работавших во Франции). В бою под Аррасом 9 мая 1915 года он потерял большую часть правой руки. Ранение было настолько тяжёлым, что санитары посчитали истекающего кровью легионера обречённым и оставили его умирать. Воспоминания Зиновия Пешкова о своём ранении были записаны Анатолием Луначарским и опубликованы в газете «Киевская мысль» за 7 июня 1915 года:
Когда нам объявили об атаке, мы все пришли в большое возбуждение — не то радостное, не то какое-то другое. Трудно понять, трудно рассказать. С раннего утра, а утро было хорошее, началась артиллерийская подготовка. Это было что-то феноменальное… Весь воздух ревел. Мы видели перед собой неприятельские траншеи, откуда вылетали, разбрасываясь фонтанами, дерево, земля, камни, люди. Капитан, отправляясь на своё место, крикнул мне, улыбаясь: «Красиво, а, Пешков?» Я ответил: «Да, мой капитан, это извержение Везувия!» И это были последние слова, которые я от него слышал. Сейчас он умирает от тяжёлой раны в живот. Наконец раздалась команда. Солнце сияет, весь луг усеян золотыми цветами. Мы вскакиваем «из-за кулис», как я это назвал, и я делаю командное движение ружьем — «вперёд». В то же мгновение раздался треск пулемётов, моя рука падает, как плеть, меня самого что-то толкает, и я лечу на землю… Вся атака была проведена молодецки: в полтора часа мы взяли 3 линии и несколько сот пленных. Но это всё уже произошло без меня. Я чувствовал, что не могу подняться, имея на себе 250 патронов, тяжёлую сумку, фляжку с водой, бинокль и прочее. Наши убежали вперёд, а я копошусь на земле. Достал левой рукой перочинный нож, разрезал ремни. Попытался немного осмотреть руку. Вижу, что с неё сорвана значительная часть мускулов, крови целая лужа. Постарался левой рукой и зубами потуже затянуть ремнём расшибленную руку у самого плеча. Потом встал. Шёл я назад с километр, без всякой перевязки. По дороге видно множество немецких пленных… Когда я проходил мимо их, держа свою окровавленную руку, они мне улыбались, не то дружески, не то заискивающе, и козыряли… Кое-как меня перевязали и отправили пешком в Акр. Идти туда — километра 4. С ужасом я заметил, что рука вспухает, стала серой, начинает наполняться газом. Наконец добрался я в сильном жару до Акра. Там перевязали меня вторично и уложили. Ночью опять открылось кровотечение. Вся постель подо мной совершенно промокла. Крови потерял столько, что голова кружилась — я чувствовал, что умираю. Звал на помощь, но никто не подходил: раненых нахлынуло множество, и персонал справлялся, как мог. Был уверен, что умру. К груди мне прилепили красный знак на эвакуацию, как всем тяжелораненым, в большинстве офицерам. Офицеров эвакуировали первыми. Со мной рядом лежал капитан. Он видел всё, что происходило… «Можете вы как-нибудь подняться? — спросил он меня… — Право, не знаю… — Носилок я вам не добуду. Но если вы сможете со мной добрести до фургона, в котором меня увезут, я найду вам местечко, и мы как-нибудь вместе доберёмся до настоящего пункта» [ПАРХОМОВСКИЙ (I)].
На фронте капрал-легионер З. Пешков познакомился с лейтенантом Шарлем де Голлем. Неизменно доверительные и дружеские отношения между ними сохранятся на всю оставшуюся жизнь. Период реабилитации после ранения Пешков провёл в американском госпитале, после чего вновь прибыл на Капри, где прочитал несколько лекций о войне. 28 августа 1915 года маршал Жозеф Жак Жоффр подписал приказ о награждении капрала Пешкова Военным крестом с пальмовой ветвью. На торжественной церемонии в Зале военной чести Дома инвалидов ему также вручили именное оружие. Помимо этого, будучи иностранным легионером, раненым в боях за Францию, Пешков получил право стать французским гражданином. 22 июня 1916 года Зиновий Пешков вернулся на службу во французскую армию и был отправлен в качестве дипломатического сотрудника в США. Ему приписывается значительное доля успеха в дипломатической миссии по привлечению США выступить в качестве союзника был награждён Орденом Почётного легиона, повышен в звании до дипломатического сотрудника третьего класса и отправлен с миссией в Россию. В мае он прибыл в Петроград в качестве представителя Франции при военном министре России Александре Керенском. Французское руководство поставило перед Пешковым задачу проанализировать различные варианты дальнейшего развития событий в России и наладить отношения со всеми политическими группировками, которые могут сменить Временное правительство. Несмотря на близкое знакомство со многими влиятельными большевиками, не говоря уже о собственных братьях, отношения его с Советской властью были крайне неприязненными. В 1918 году руководство Антанты даёт Пешкову задание лично вручить адмиралу Колчаку акт о признании его верховным правителем России. Как политик Колчак никогда не был самостоятельной фигурой, и задача Пешкова состояла в том, чтобы курировать его политическую деятельность. Таким образом, в России сложилась курьёзная ситуация — верховный пост в большевистском правительстве занимал Яков Свердлов, а «серым кардиналом» Белого движения был его родной брат Зиновий. Оба брата старались скрыть своё родство, и, по свидетельству очевидцев, однажды встретившись на переговорах, даже не подали друг другу руки. Затем Пешков отправился на юг России, где продолжал службу во французской военной миссии у генерала Врангеля и в меньшевистской Грузии. Находясь в должности командира временного батальона, он занимался эвакуацией из России белых офицеров и членов их семей и покинул Россию одним из последних, подобно капитану тонущего судна. Приезд Горького в Европу в 1921 году сделали возможным восстановление личных отношений Зиновия с приемным отцом. В письме к В. И. Ленину от 25 декабря 1921 года Горький сообщает:
На днях вызвал сюда из Парижа Зиновия Пешкова, так называемого приемного сына моего, он выбран секретарем международной комиссии помощи <голодающим России. — М. У.> и довольно влиятелен в этом деле. Сведения, которые он дал мне о сборе денег, очень интересны; городские и сельские коммуны Франции дают деньги весьма щедро и охотно. Немного денег дают школы. Рабочие портов Гавра и Марселя грузят целый пароход, щедро жертвует богатый юг Франции. Я убеждал Зиновия высылать деньги возможно скорее хотя бы Красину
<…>. Одолевают журналисты, но говорить с ними не хочу, — нестерпимо и злостно искажают [В. И. ЛЕНИН — ГОРЬКИЙ].
По-видимому, однако, прежней родственной теплоты в их отношениях уже не было. Об этом свидетельствуют письма Горького — публикуются по [ПАРХОМОМОВСКИЙ (II)] — профессору А. П. Пинкевичу, которого он напрямую связывал для издательской работы с Зиновием и Екатериной Пешковой — приемной матерью Зиновия (sic!).