набатно, и обойти ее в случае полноценной научной реконструкции его образа невозможно. Более того,
при всех современных переоценках личности, творчества и деятельности Горького как писателя и общественной фигуры нельзя не сознавать его тесной связи с влиятельнейшими политическими и культурными процессами в мировой истории XX века. Одним из этих процессов был сионизм — идеология, ставшая политической практикой и приведшая к возникновению еврейского государства [ХАЗАН (II). Т. 1. С. 70].
В ненаучной публицистики, особенно национал-патриотического толка, юдофильство и просионистские симпатии Горького, служат, как правило, питательной средой для культивирования клеветнических измышлений — «русофоб», «иудо-масон», «заклятый враг русского крестьянства», в его адрес. Что же касается незаиде-ологизированного горьковедения, то здесь, несмотря на то, что тематика русско-еврейских культурных отношений является сегодня предметом широкого дискурса, тема «Горький и евреи» по прежнему относится к разряду terra inсognitа. На сегодняшний день малодоступная широкому читателю книга «Горький и еврейский вопрос» — см. [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ], остается единственной работой на данную тему.
Напомним читателю, что в «России, которую мы потеряли» антисемитизм был не только бытовым явление, архетипической формой коллективного бессознательного — в этом качестве, он и по сей день процветает во всем мире (sic!), но, в отличие от большинства европейских стран, имел законодательно закрепленный статус государственной политики[32]. Этот факт в современной России, где все больше и больше в массмедийную моду входит некритическая апология царизма, предпочитают не акцентировать или вовсе игнорируют, когда в контексте социальной ситуации предреволюционной эпохи поминается пресловутый «еврейский вопрос». Предпочитают умалчивать и о том, что если в начале 1880-х годов в большинстве стран Европы законодательно утвердились принципы толерантности в отношении иудейской религии, то в Российской империи, напротив, произошел резкий переход к агрессивно юдофобской государственной идеологии.
На смену принципу расширения прав евреев ради их сближения с остальным населением страны пришло представление о евреях как об «инородцах», вредных для страны, и несущих ответственность за все ее несчастья [ЭЕЭ/article/15442].
В контексте антисемитской доктрины главного придворного идеолога Константина Победоносцева российскими правительственными чиновниками
…евреи рассматривались как паразиты и эксплуататоры, от которых следовало защищать население, в первую очередь — сельское [КЛИЕР. С. 192–193].
Такого рода отношение к евреям было законодательно закреплено целым рядом правовых и актов и уложений. По российским законам тех лет евреи, а ими официально считались тогда только лица, исповедовавшие иудаизм, признавались инородцами с ограниченными правами на местожительство («черта оседлости»[33]), получение образования («процентная норма»), поступления на государственную службу и т. п. А в годы
…Первой русской революции и, в особенности, после нее режим Николая II начал исповедовать оголтелый и демонстративный антисемитизм как один из основополагающих принципов государственной идеологии России [ЭЛЬЯШЕВИЧ. С. 531].
Царское правительство, несмотря требование практически всех российских политических сил, за исключением так называемых «черносотенных» партий — «Союза русского народа», «Русского народного союза имени Михаила Архангела», «Союза русских людей» и «октябристов», вопреки давлению со стороны мирового сообщества не предпринимало никаких шагов для уравнения евреев в гражданских правах [ЭЕЭ/article/15442]. Напротив, оно делало все возможное, чтобы ужесточить антиеврейское законодательство. Если в ХIХ в. дискриминационные нормы проистекали из догматики «христианского антисемитизма», т. е. касались лишь лиц иудейского вероисповедания, то в начале ХХ в. и крещёные евреи стали подвергаться дискриминации. В частности закон, принятый в 1912 году, установил запрет на производство в офицерское звание крещеных евреев, их детей и внуков. Крещеных евреев и их детей перестали принимать в Военно-медицинскую академию. В изданных в 1912 г. дополнениях к «Правилам о приеме в кадетские корпуса», запрещалось зачислять в них детей еврейского происхождения, даже если крестились их отцы или деды [ЭЕЭ/article/15442], [ПОЛЯКОВ]. Приходится, с сожалением, констатировать, что задолго до введения «расовых законов» в нацистской Германии «еврейство» в Российской империи стало определяться по этническому признаку (sic!).
Этой политики власть Российской империи, в общем и целом, придерживалась вплоть до своего крушения. Вместе с тем:
В конце XIX века в среде русской либеральной интеллигенции были широко распространены симпатии по отношению к евреям, что в некоторой степени уменьшало влияние официального антисемитизма и антисемитизма правах кругов русского общества. Среди наиболее видных защитников прав евреев можно назвать философа Владимира Соловьева, писателя Владимира Короленко, музыкального и художественного критика Владимира Стасова. В последние годы своей жизни резко изменил свое отношение к евреям прежде антисемитски настроенный писатель Николай Лесков. В русских либеральных журналах того времени было не принято публиковать что-либо, что могло бы быть истолковано как антисемитское выступление и вообще антисемитизм в среде русских либералов считался дурным тоном.
Пожалуй, можно говорить об определенном филосемитизме русского либерального общества конца 19 — начала 20 века. Таким образом, Горький находился в рамках существовавшей традиции, но его выделяет то, что он пошел дальше других русских писателей и общественных деятелей в интересе к евреям, в последовательной защите их гражданских и политических прав… [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С. 6–7].
По мере стремительного обнищания еврейского местечка и не менее стремительной пролетаризации и политизации русских евреев — «появление Бунда и взрыв революционной активности еврейских ра-бочих»[ПЕТРОВСКИЙ-ШТЕРН. С. 4], «еврейский вопрос» стал одним из наиболее «жгучих», непременно стоящим на повестке дня.
В среде интеллигенции[34] — самой образованной и активной в общественном отношении группы тогдашнего русского социума, состоящей из лиц «высокой умственной и этической культуры»[35], антисемитские настроения не приветствовались. Более того, они считались неприличными, моветоном, присущим малообразованным сословиям, «охотнорядцам»[36]. Авторитет царского правительства, как и самого императора Николая II, среди интеллигенции был невысок и проводимая ими политика государственного антисемитизма ею осуждалась. По утверждению Горького:
Имея своим основанием политику бюрократии, антисемитизм, однако, не пустил таких глубоких корней в русском обществе благодаря тому именно обстоятельству, что общество и бюрократия две враждебные силы и принимаемое одним из этих противников отвергается другим. Интеллигентные слои русского общества вовсе не заряжены ядом антисемитизма. Даже торговые промышленные классы в России мало прониклись антисемитизмом. Но тут я принужден, к своему великому прискорбию, заметить, что русская интеллигентная публика всё же никогда еще не отнеслась к евреям так, как того требовала справедливость [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С. 116].
Добавим к этому: дискриминация 5 % населения Империи по религиозно-этническому признаку никогда не становилось причиной массовых протестных компаний в этой среде. В ожесточенной полемике различных партий и групп, как в Государственной Думе, так и на страницах печати, еврейская тема была в те годы не более чем разменной монетой во внутриполитической игре. По большому счету отличие состояло лишь во фразеологии. У «западников» — либералов и социалистов, речь шла о «положительном решении еврейского вопроса» в духе идей Просвещения («Свобода, равенство, братство»). В речах и писаниях их оппонентов — правых государственников-славянофилов и консерваторов-монархистов, исповедовавших идеологию «официальной народности» («Православие, самодержавие и народность»), на все лады муссировалась тема «еврейского засилья», вездесущего «жида-эксплуататора», умучивающего великий русский народ. Сравнивая эти две, — отметим, до сих пор (sic!) ведущие между собой ожесточенную полемику группы русских интеллектуалов, поэт Василий Курочкин писал в 1868 г.:
Мы смехом грудь друзей колышем;
Вы желчью льетесь на врагов.
Мы с вами под диктовку пишем
Несходных нравами богов;
Мы — под диктовку доброй феи;
Вы — гнома злобы и вражды;
Для нас евреи суть евреи;
Для вас евреи суть жиды.
Нельзя не напомнить в этой связи, что в Российской империи «еврей» являлся не только одной из колоритнейших «знаковых деталей» на огромном пространстве ее многонациональных и наиболее населенных западных территорий — от Балтийского до Черного моря, но и непременным участником (банкир, меценат, махинатор) громких политических скандалов и социальных акций того времени. Что касается тогдашнего русского народа, который, по убеждению Горького, «в массе его антисемитизма не знает», то он, в целом мирно сосуществуя бок о бок с евреями, когда речь заходила «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений»[37] «безмолвствовал». И лишь малая, хотя и весьма активная, часть его свое отношение к «еврейскому вопросу» выражала в форме кровавых погромов. Сам Горький, в одном из своих первых рассказов «холодно и просто, справедливым языком свидетеля и судьи» описавший нижегородский погром 1884 г.