Со своей стороны, Сталин, зная переменчивый нрав Горького и его врожденную строптивость, тоже не спускал с него глаз. Как верный ученик Ленина он к мнению Горького прислушивался, но в политических и кадровых вопросах его точку зрения, как правило, игнорировал. Видный советский чиновник, один из создателей Союза писателей, автор термина «социалистический реализм», И. М. Гронский вспоминал:
Сталин делал вид, что соглашается с Горьким. Он вводил в заблуждение не только его, но и многих других людей, куда более опытных в политике, чем Алексей Максимович. По настоянию Горького Бухарин был назначен заведующим отделом научно-технической пропаганды ВСНХ СССР (затем главным редактором газеты «Известия». — П. Б.), а Каменев — директором издательства «Академия» [БАСИНСКИЙ (II). С. 67].
А вот мнение американского горьковеда Ирвина Уайла:
Едва ли не каждый попавший в беду писатель или ученый считал естественным немедленное обращение за помощью к Горькому; лучшее подтверждение этому можно найти, пожалуй, в воспоминаниях Иванова-Разумника, критика, который всегда выступал против марксистского подхода в литературе и был в числе тех, кто читал Горького «правительственным лакеем» Иванова-Разумника не раз арестовывали по ложным обвинениям, и он не мог, даже выйти из тюрьмы, продолжить исследовательскую работу. Оказавшись в столь сложном положении, он попытался обратиться с письмом к Горькому, объяснив свою ситуацию. Иванов-Разумник в воспоминаниях убеждает, что письмо его передали Горькому лично в руки; ответа на него он не получил. Уже это укрепило критика во мнении, что Горький просто лакей, не питающий никакого интереса к «жизненным мелочам». Чего не мог ни понять, ни принять в расчет человек, оказавшийся в положении Иванова-Разумника, так это растущей беспомощности Горького при Сталине. Писатель начал мучительно осознавать, что имеет дело уже не с Лениным, да и ситуация в целом отлична от раннего советского периода. Сталин всегда искал повода, чтобы публично польстить Горькому, и в советской прессе не стихала компания по демонстрации дружбы великого вождя и Горького, которого к той поре уже не упоминали иначе как с титулом «великий пролетарский писатель и гуманист». Широкую огласку получила собственноручная надпись Сталина на сказке Горького «Девушка и смерть», гласившая, что эта простая легенда сильнее «Фауста» Гете. Фотокопия странички с надписью Сталина воспроизводилась во многих советских книгах, посвящённых Горькому. Ленин в своей критике был всегда беспощаден, высказывал свои замечания в глаза Горького, но делал всё, чтобы выполнять просьбы Горького, заступавшегося за многих людей. Сталин же в глаза льстил — и вредил, где только мог, старанием Горького помочь писателям. <…>. В любом случае <Горький> явно страдал от необходимости постоянно кланяться в ножки Сталина. Позднее письма Горького выдают нарастающее чувство беспомощности. «Виноват пред вами — не ответил на письмо ваше по поводу Ленинград<ского> изд<ательства> писателей. И сейчас не могу ответить, ибо И<осиф> В<иссарионович> в — отпуску, а без него толка не добьешься».
Дэн Левин[LEVIN] воспроизводит в своей книге любопытную сцену, описанную одним писателем. В комнату незаметно скользнул секретарь Горького и сказал: «Иосиф Виссарионович на проводе». Горький вскочил, проворно направился к двери. Потом, как говорит вспоминавший эту сцену писатель, он опамятовался: он ведь Горький — и замедлил шаг [УАЙЛ (II). С. 113–114].
Лев Борисович Каменев являлся в 1917–1927 гг. одной из центральных фигур в стране: Председатель всероссийского центрального исполнительного комитета в октябре-ноябре 1917 года[108], член ЦК партии большевиков, в 1919–1926 годах член Политбюро ЦК (после смерти Ленина председательствовал на заседаниях Политбюро), одновременно в 1918–1926 гг. председатель Моссовета, в 1923–1926 гг. заместитель председателя Совета народных комиссаров, в 1922–1924 гг. заместитель председателя, а в 1924–1926 гг. председатель Совета труда и обороны, а в 1923–1926 гг. еще и директор Института Ленина.
При всем этом он, будучи высокообразованным и в лучшем смысле слова интеллигентным человеком, не прочь был играть роль советского мецената.
Алексей Максимович Горький познакомился с Каменевым лично в 1907 г., а заочно — еще в 1905-м; в 1917-м Каменев печатался в газете Горького «Новая жизнь». В 1920 г. на отношениях Горького с Каменевым отрицательно сказывалось, хочешь не хочешь, соперничество М. Ф. Андреевой и О. Д. Каменевой[109] за власть в ТЕО Наркомпроса[110].
<…>
Раскольников: Как администратор Каменев был доступен. Умный и благодушный «барин-либерал», со склонностью к меценатству, он быстро схватывал суть дела и своим авторитетом пресекал произвол
первым главой РСФСР. Он покинул этот пост 4 (17) ноября 1917 года, требуя создать однородное социалистическое правительство (коалиционное правительство большевиков с меньшевиками и эсерами). На этом посту его сменил Яков Свердлов.
Вы, жрица мирная народных эвменид, Нашли в душе высокой и незлобной, Что просвещенных единит [ВЛАСТЬ И… С. 80–81].
«власти на местах», устранял «головотяпство» помпадуров и с наслаждением восстанавливал попранную справедливость. Со свойственной ему добротой и гуманностью он нередко по просьбе родственников заступался за арестованных, и немало людей обязано ему спасением жизни. Он увлекался театром, литературой, искусством, заботился об украшении Москвы и с пеной у рта защищал от разрушения художественные памятники московской старины. <…> Каменев никогда не рвался к личной власти, не претендовал на лидерство, политическое честолюбие не было главным мотором его существования. <…>
Раскольников: «Еще во время болезни Ленина руководство страной и партией перешло к „тройке“: Сталин, Зиновьев, Каменев. Как музыкальное трио они великолепно дополняли друг друга: железная воля Сталина сочеталась с тонким политическим чутьем Зиновьева, уравновешивалась умом и культурой Каменева. Зиновьев и Каменев были более на виду, чаще выступали с докладами на огромных собраниях в Большом театре и в Колонном зале Дома Союзов, но меткой пчелиного улья, хозяином „тройки“ Политбюро и всего Центрального Комитета с самого начала был Сталин». Не будучи интриганом, Каменев все-таки оказался втянутым в политические схватки — сначала он поддавался влиянию Зиновьева в его, тайно и явно поощряемой Сталиным, борьбе с Троцким, а вскоре вместе с Троцким и Зиновьевым выступил против Сталина, но здесь его ждало полное и окончательное поражение <…> Последующие этапы карьеры Каменева: в январе-августе 1926 г. — нарком внешней и внутренней торговли, с декабря 1926-го — полпред в Италии, затем председатель научно-технического управления ВСНХ; в ноябре 1927-го исключен из ВКП(б) и, как и Зиновьев, выслан на полгода в Калугу; 22 июня 1928 г. восстановлен в ВКП(б) и возвращен в Москву, где назначен на административно-хозяйственную работу…
Троцкий: «Каменев — „умный политик“, по определению Ленина, но без большой воли и слишком легко приспосабливающийся к интеллигентной, культурно-мещанской и бюрократической среде».
Луначарский: «Помимо нашей общеполитической работы — нас сразу соединило и многое другое, например, большая любовь Каменева к литературе, его сердечная мягкость и значительная широта взглядов, которая выгодно отличала его даже от самых крупных работников социалистического движения…
Настоящее призвание Каменева не столько ораторское, сколько писательское». Литераторы, обращаясь к Каменеву с письмами, неизменно подчеркивали его репутацию человека гуманного и внимательного к деятелям культуры. <…> Поэт Владислав Ходасевич, чью парижскую жизнь не назовешь сладкой, вспоминал свои советские годы не иначе, как о времени, «когда русской литературой при помощи безвольного Луначарского управлял Каменев» — а ведь запросто приходил к Каменеву в Кремль, делился бытовыми невзгодами, получал поддержку. <…>
Куприн: «В конце 1918 года мне пришлось быть по одному делу в Москве, на Тверской, в старинном генерал-губернаторском доме, занятом тогда, если не ошибаюсь, Московским Советом. Мне пришлось там беседовать довольно долго с одним видным лицом большевистского мира, человеком, кстати сказать, весьма внимательным, умным и терпимым <…>. Этот человек был — Л. Б. Каменев…» <…>
Раскольников: «С 1918 по 1926 годы я часто бывал в уютной квартире Каменева в Московском Кремле. <…> У него всегда можно было встретить артистов, писателей, художников, музыкантов. Это не был салон, но интеллигенция охотно посещала его гостеприимный дом. В начале 1920-х годов я познакомился там с Федором Ивановичем Шаляпиным, Всеволодовичем Эмильевичем Мейерхольдом, Ильей Григорьевичем Эренбургом, Максимилианом Александровичем Волошиным, Георгием Ивановичем Чулковым. Каждый приходил туда со своими нуждами, жалобами, просьбами, зная, что он найдет благожелательное отношение. Мейерхольд просил дотацию для своего театра и вдохновенно рассказывал о планах постановок. Приехавший из Парижа Эренбург жаловался на травлю журнала „На посту“. Георгий Чулков, ссылаясь на отъезд Бориса Зайцева, просил отпустить его за границу. Писатели и поэты просили Каменева прослушать их новые произведения, и он всегда находил время…» [ФРЕЗИНСКИЙ (I). С. 2].
По своим человеческим и интеллектуальным качествам Лев Каменев, несомненно, импонировал Горькому, нравился он ему и как администратор. По слухам, которые до него доходили, Каменев был единственным из числа Вождей и руководителей высшего ранга, включая либерала Луначарского, кто не был против того, чтобы выходивший под патронажем Горького в Берлине (1923–1925 гг.) журнал «Беседа», распространялся в СССР. По замыслу самого Горького это политически нейтральное издание предназначалось, прежде всего, для российского читателя. Однако партийные ортодоксы в Москве на «Беседу» смотрели иначе. В секретном бюллетене Главлита «Беседа» характеризовалась как издание, идеологически вредное и политически неприемлемое. Журнал обвиняли в организационной близости к меньшевизму, в пропаганде идеалистической философии, оторванности от проблем советского государственного строительства. Первоначальное постановление Политбюро ЦК РКП(б) от 10 апреля 1924 г., р