азрешавшего распространение «Беседы» в СССР, встретило возражение со стороны «особо бдительных» партийных бюрократов и было отменено. Несмотря на заступничество Каменева и Луначарского — по-видимому, не очень-то решительное, журнал так и не появился в России, и после смерти Ленина его пришлось закрыть.
Из всех большевистских вождей, с которыми Горького связывали личные дружеские отношения, Каменев был единственный еврей. Впрочем, по государственному законодательству Российской империи, да и с точки зрения Галахи, Каменев евреем не являлся. Он родился в христианской семье в Москве. Его отец, крещеный еврей Борис Иванович Розенфельд, работал тогда машинистом на Московско-Курской железной дороге, куда пошел служить после окончания Петербургского Технологического института. После 1890 года он стал главным инженером на гвоздильном заводе в Ландворово близ Вильнюса. В 1896 году семья переехала в Тифлис, где отец стал заниматься транспортировкой нефти по транскавказской железной дороге. Мать Каменева происходила из русской православной семьи. Она окончила Бестужевские курсы и работала частной преподавательницей. В бытность свою в Тифлисе семья Каменевых, несомненно, воспринимала себя как христианско-православную, потому что Лев посещал в гимназии уроки Закона Божьего. Его, несомненно, крестили, но когда именно, установить не удалось [ЮРГ. С. 27].
Однако Лев Борисович Каменев по каким-то сугубо личным соображениям, возможно, с целью усиления своим авторитетом борьбы с антисемитскими эксцессами среди большевиков, в партийной анкете предпочел в графе «национальность» написать «еврей», хотя:
С 1902 года, всякий раз, когда Каменева задерживала полиция, он, напротив, отвечал на вопрос о принадлежности к той или иной «народности», что является русским [ЮРГ. С. 27].
Сталин, близко знавший Каменева более 30 лет и, кстати говоря, многим лично ему обязанный[111], несомненно, педалировать его «еврейство». Лев Троцкий в интересной статье «Термидор и антисемитизм» (1937 г.) писал:
После перехода Зиновьева и Каменева в оппозицию <…> открылась полная возможность говорить рабочим, что во главе оппозиции стоят три «недовольных еврейских интеллигента». По директиве Сталина Угланов в Москве и Киров в Ленинграде проводили эту линию систематически и почти совершенно открыто. Чтоб легче демонстрировать перед рабочими различие между «старым» курсом и «новым», евреи, хотя бы и беззаветно преданные генеральной линии, снимались с ответственных партийных и советских постов. Не только в деревне, но даже на московских заводах травля оппозиции уже в 1926 году принимала нередко совершенно явный антисемитский характер. Многие агитаторы прямо говорили: «Бунтуют жиды». У меня были сотни писем, клеймившие антисемитские приемы в борьбе с оппозицией. <…> В месяцы подготовки исключения оппозиции из партии, арестов и высылок (вторая половина 1927 года), антисемитская агитация приняла совершенно разнузданный характер. Лозунг «бей оппозицию» окрашивался нередко старым лозунгом: «бей жидов, спасай Россию». Дело зашло так далеко, что Сталин оказался вынужден выступить с печатным заявлением, которое гласило: «Мы боремся против Троцкого, Зиновьева и Каменева не потому, что они евреи, а потому, что они оппозиционеры и пр.». Для всякого политически мыслящего человека было совершенно ясно, что это сознательно двусмысленное заявление, направленное против «эксцессов» антисемитизма, в то же время совершенно преднамеренно питало его. «Не забывайте, что вожди оппозиции — евреи», таков был смысл заявления Сталина, напечатанного во всех советских газетах.
<…>
Физическое истребление старого поколения большевиков есть для всякого, кто способен думать, неоспоримое выражение термидорианской реакции, притом в её наиболее законченной стадии. А в истории не было еще примера, когда бы реакция после революционного подъема не сопровождалась разнуздыванием шовинистических страстей, в том числе и антисемитизма. По мнению некоторых «друзей СССР» ссылки на эксплуатацию антисемитских тенденций значитель-
РКП(б), а 21 мая 1924 года на экстренном Пленуме ЦК, посвященном рассмотрению «Завещания Ленина», сделал все возможное, чтобы Сталин остался Генеральным секретарем партии. Он также твердо поддержал Сталина в его политической борьбе с Троцким, которого сам в личном отношении уважал и высоко ценил как исключительного интеллектуала.
ной частью нынешней бюрократии представляют собой лишь злостный вымысел в целях борьбы со Сталиным. С профессиональными «друзьями» бюрократии спорить трудно. Эти люди отрицают и термидорианскую реакцию. Они принимают на веру и московские процессы. Есть «друзья», которых посылают в СССР со специальной целью не видеть пятен на солнце. Немало таких, которые получают особую плату за свою готовность видеть лишь то, что им показывает пальцем бюрократия. Но горе тем рабочим, революционерам, социалистам, демократам, которые, говоря словами Пушкина, предпочитают горькой истине «нас возвышающий обман». Здоровый революционный оптимизм не нуждается в иллюзиях. Действительность нужно брать такой, как она есть. Надо в ней самой находить силы для преодоления её реакционных и варварских сторон. Этому нас учит марксизм [ТРОЦКИЙ Л. (II)][112].
Учитывая точку зрения Льва Троцкого — одного из главных «игроков» той эпохи и вдумчивого аналитика сталинских технологий «построения социализма в отдельной взятой стране», не следует при этом упускать из вида, что
приводимые в <его> эмоциональной публицистике <…> факты, которых, кстати, не так уж много, либо не поддаются однозначной трактовке <…>, либо сомнительны в смысле их достоверности.
<…>
Тем не менее из этого не следует, что Сталин не использовал антисемитизм в качестве политического инструмента. Но при всей своей беспринципности и неразборчивости в средствах диктатор разыгрывал еврейскую карту отнюдь не так грубо и топорно, как пытался изобразить Троцкий, который, считая себя выдающимся революционером-марксистом XX века, стремился к максимальной дискредитации своего главного политического противника и потому не упускал случая, чтобы наградить того такими, например, уничижительными эпитетами, как «наиболее выдающаяся посредственность нашей партии», «упорный эмпирик, лишенный творческого воображения», «политический кругозор» которого «крайне узок», «теоретический уровень совершенно примитивен»
<…><Сталин> являлся типичным цезаристом-прагматиком, действовавшим исходя из анализа текущей ситуации и одинаково легко изменявшим любым политическим партнерам, сохраняя приверженность только собственным властным амбициям. Предпочитая действовать решительно и жестко, Сталин не был инертен в следовании какому-либо политическому курсу, в любой момент он в зависимости от обстоятельств готов был круто изменить его направленность и содержание.
<…>
Используя антисемитизм как некое тайное оружие в верхушечной борьбе за власть, причем в строго дозированном виде, Сталин, <…> боролся с открытыми проявлениями бытовой юдофобии. И тут он руководствовался <…> соображением, что рядовой обыватель, проклинавший в 20-е годы евреев, часто имел в виду не столько саму эту национальность, сколько отождествляемую с нею ненавистную ему советскую власть. Проявлялось это и в открытой форме, когда из темных и невежественных слоев народа, еще далеко не вышедших из-под остаточного влияния дореволюционной черносотенной пропаганды, неслись такие вот призывы: «Бить коммунистов и жидов, доведших страну до гибели», «Даешь войну, вырежем евреев, а потом очередь за коммунистами».
<…>
Недовольство «еврейским засильем» в ключевых общественно-политических институциях страны широко распространилось не только в социальных низах, но и в определенных (прежде всего «почвеннических») кругах старой интеллектуально-культурной элиты, ратовавшей за «сохранение национального лица России». Антиеврейские лозунги широко использовались и основными силами антисоветского подполья, от монархистов до анархистов. Вот почему Сталин не мог допустить разгула антиеврейской народной стихии. Как и Александр III, не испытывавший добрых чувств к евреям, но силой оружия быстро подавивший погромный разгул 1881 года, вождь не мог не осознавать, что массовый антисемитизм, способный породить хаос и анархию в стране, — серьезная угроза власти. Поэтому, выступая в декабре 1927 года на XV съезде ВКП(б), он счел необходимым акцентировать внимание делегатов на опасности проникновения антисемитизма в рабочую среду и партию:
«У нас имеются некоторые ростки антисемитизма не только в известных кругах средних слоев, но и среди известной части рабочих и даже среди некоторых звеньев нашей партии. С этим злом надо бороться, товарищи, со всей беспощадностью».
На том же съезде в поддержку этого призыва высказался верный соратник Сталина, председатель ЦКК ВКП(б) и нарком РКИ СССР Т. К. Орджоникидзе, приведший в своем отчете подробные данные о национальном составе государственных служащих и сделавший на их основании вывод о том, что «аппарат в своем огромном большинстве состоит из русских» и потому «всякие разговорчики о еврейском засилье и т. д. не имеют под собой никакой почвы».
<…> Пустили в ход и пропагандистскую артиллерию главного калибра. В сентябре 1929 года великий пролетарский писатель и давний защитник гонимого еврейства Максим Горький <…> опубликовал в «Правде» статью, в которой негодовал по поводу распространения антисемитских листовок в преддверии 12-й годовщины Октября. А в 1930 году он заявил: «Антисемитизм у нас резко усилился. Против него нужно бороться».
<…>
Достигнув своего апогея в 1929 — начале 1930 года, кампания борьбы с антисемитизмом затем стала ослабевать, пока не сошла на нет в 1932 году, что было обусловлено не только началом процесса «па-триотизации» идеологии, но и тем, что значительно укрепившемуся к тому времени режиму власти уже не составляло большого труда сначала пресечь открытые проявления антиеврейских настроений, а затем прекратить (якобы в интересах консолидации общества) публичное обсуждение и самой проблемы антисемитизма. Активно использовались и экономические рычаги: в рамках перехода от нэповской экономики к командно-плановой была ликвидирована в директивном порядке безработица, а значит устранена чреватая многочисленными конфликтами на национальной почве ожесточенная конкуренция в сфере труда. Нейтрализации антисемитизма в рабочей среде способствовало еще и то обстоятельство, что в ходе развернувшейся широкомасштабной индустриализации страны в народное хозяйство вовлекалось (главным образом путем вербовки рабочей силы в сельской местности) множество представителей таких нацменьшинств, которые в большинстве своем не владели русским языком и еще больше, чем евреи, выделялись по своему внешнему облику, культуре и традициям на фоне основного славянского населения. Поэтому они теперь становятся главными объектами травли обывателей-шовинистов [КОСТЫРЧЕНКО (I). С.32]