[147]. Хочет писать трилогию Давид, Христос, Савва-Цеви[148]. Прескверно говорит по-русски и превосходно доказывает необходимость для искусства приобщиться примитивов Библии, Магабхароты[149] — прозе и стихам предрекает углубление в романтизм, театру — мелодраму!!! (600) Каково? По сим причинам — зову его жить на Капри[150] [АГ (II). С.34].
На протяжении всех последующих лет, когда Аш, покинув Россию, жил на Западе, Горький неизменно выказывал свою симпатию по отношению к этому прозаику и драматургу, который был исключительно глубоко привязан к еврейскому наследию. Что же касается эксцессов недовольства или раздражения, связанных с личностью этого еврейского писателя, то, как отмечалось выше, они не выходили за рамки интимной переписки с друзьями. Начав свою писательскую деятельность как реалист-бытовик, певец еврейского местечка, Аш затем связал мир литературы на идиш с главными течениями европейской и американской культуры. Наряду с Шолом-Алейхемом он стал одним из первых представителей этой литературы, не только завоевавшим всемирное признание, но и пользовавшимся широкой популярностью у нееврейского читателя [ЭЕЭ, article/10363]. Напомним здесь также про интервью, которое Горький дал Шолому Ашу в Берлине в 1921 году и которое тот в переводе на идиш опубликовал в американской еврейской газете «Форверст». Тогда оно стало литературной «бомбой» и послужило поводом для обвинений в адрес Горького. С советской стороны было гневно заявлено, что «от дерзаний буревестника» писатель скатился «к болоту обывателя», см. в [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ.
С. 485–493][151] одноименную разгромную статью в журнале «Жизнь национальностей» И. П. Трайнина — бывшего богостроителя и сотоварища Горького по группе «Вперед», впоследствии академика-правоведа, а тогда сотрудника сталинского Наркомата национальностей. Выступив с публичными разъяснениями своей позиции, Горький, отметив неточности, возникшие из-за переводов слов на другой язык, тем не менее, ни в чем не упрекнул лично Шолома Аша. Последний раз они встречались друг с другом во время празднования 60-летнего юбилея Горького СССР в 1928 году. Аша в СССР пригласили — вопреки противодействию функционеров Евсекции, по личному настоянию Горького. От этой встречи сохранилась, ставшая в силу своего высокого портретного качества, весьма известной фотография Шолом Аш и Максим Горький на Красной площади. Благодаря Горькому в СССР Шолома Аша, несмотря на его неприязненные отношения с еврейскими коммунистами, до 1930-х и после 1960-х годов печатали18 и его имя можно было упоминать в позитивных тонах — см, например, одноименную статью о нем в «Краткой литературной энциклопедии»[152] [КрЛЭ. Т.1. С.380]. Впоследствии, однако же, из всех еврейских идишевских писателей Горький особенно выделял Шолом-Алейхема, чьи произведения, насыщенные горьким юмором и одновременно оптимизмом, ему очень нравились. Знакомство с Шолом-Алейхемом у него завязалось еще при подготовке к изданию сборника переводов еврейских писателей.
М. Горький — Шолом-Алейхему
Вторая пол. дек. 1901 (янв. 1902)
Милостивый государь
Соломон Наумович!
В целях ознакомления русской публики с еврейской жаргонной литературой мною, вместе с компанией лиц, издававших, наверно, известный Вам сборник «Помощь», предпринято издание сборника рассказов еврейских авторов. Доход создание, — если таковой окажется, — будет употреблен в пользу евреев западных губерний.
Прошу Вас об участии в сборнике. Форму участия Вашего, как и вознаграждение за труд, будьте любезны определить сами…[ГОРЬКИЙ (III). Т. 28. С. 209].
В ответ на это письмо-предложение Шолом-Алейхем в письме от 30 декабря 1901 года ответил согласием на участие в задуманном издании и сообщил своему адресату:
Через несколько дней я Вам пришлю копию с некоторых моих вещей, уже переведенных с еврейского жаргона. Я хочу, чтобы Вы познакомились с характером моих писаний, и поэтому просил бы Вас покорнейше уделить им несколько минут внимания.
Затем позвольте пожать Вам дружески руку и пожелать Вам Нового года и полного восстановления сил на пользу неблагодарного человечества [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С. 94].
Несмотря на то, что проект издание сборника не осуществился, отношения между обоими писателями оставались вполне дружескими. Об этом свидетельствует в частности письмо Шолом-Алейхема своим детям от 15 ноября 1904 года, в котором дается подробное описание внешности русского писателя и его манеры общения с незнакомым человеком.
Дорогие дети!
Пишу вам всем под свежим впечатлением моего первого визита к кумиру наших дней, властителю дум, Максиму Горькому. Он принял меня по-товарищески. После первых же слов он оглядел меня с головы до ног и пригласил в столовую выпить чаю. И пошел у нас разговор о делах литературы вообще и в частности о еврейской. Не успел я, право, оглянуться, как прошёл час (с 11 до 12). Он просил приходить к нему запросто. Сам взялся познакомить меня с лучшими представителями прессы, одним словом, был дружелюбен, совсем не как некоторые другие! Внешность его вовсе не такая, какой мы себе ее представляем. Интересный человечище, русский человек в полном смысле слова, с хорошим, открытым, ясным лицом и широким носом. Сам высокий, крепкий (совсем не больной), мягкий, хотя немного угловатый, разумеется, и в высоких сапогах… [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С. 102].
В 1910 году начало выходить первое издание собраний сочинений Шолом-Алейхема на русском языке. Горький, живший тогда на Капри, получив и прочитав первый том этого собрания, в который вошла повесть «Мальчик Мотл» — в тогдашнем русском переводе «Дети черты», и другие рассказы, написал Шолом-Алейхему трогательно-дружеское письмо.
М. Горький — Шолом-Алейхему
21. IV.1910 г., Капри.
Искренне уважаемый собрат!
Книгу вашу получил, прочитал, смеялся и плакал. Чудесная книга! Перевод, мне кажется, сделан умело и с любовью к автору. Хотя местами чувствуется, что на русском языке трудно передать печальный и сердечный юмор оригинала. Я говорю — чувствуется. Книга мне сильно нравится. Ещё раз скажу — превосходная книга! Вся она искрится такой славной, добротной и мудрой любовью к народу, а это чувство так редко в наши дни. Искренне желаю Вашей книге успеха, не сомневаюсь в нём.
Крепко жму руку [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С. 129].
Шолом-Алейхем, страдавший туберкулезом легких, в это время пребывал в Нерви — рыбацкой деревушке неподалеку от Генуи, которая считалась местом, особо подходящим тем, кто страдает заболеваниями легких. Как видно из нижеприводимого письма его дочери, чувствовал он себя в это время плохо, и теплое письмо Горького было ему в радость.
Ляля Кауфман — М. Горькому
22 апреля 1910, Нерви.
Многоуважаемый Алексей Максимович
Пишу под диктовку моего отца, Шолом-Алейхема.
Ваша короткое, но выразительное и прочувственное письмо застало его в постели, как раз во время сильного недомогание, постигшего его вследствие наступившей у нас неслыханной жары. Потребовались консультации врачей, вызов профессора и прочая бестолочь, которым, по мнению больного, грош цена. Братски выраженное Вами мнение подействовал на него, говорит он, лучше всяких велемудрых профессоров и хитро придуманных лекарств.
Папа просит передать Вам, что, по словам американских еврейских газет, Вы собираетесь будто к будущему сезону с супругою на гастроли в собственном театре, где будут играть исключительно Ваши пьесы на английском и русском языках. Папа сообщает вам это потому, что те же газеты в прошлом году чуть не похоронили его в развалинах Мессины. Так что приходилось ему писать опровержение, что благодаря счастливой случайности Нерви лежит далёконько от Мессины и что поэтому он чудом спасся от землетрясения.
Примите рукопожатия от дочери Шолом-Алейхема, которая является Вашей, неведомой Вам, поклонницей [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С. 130].
В начале ноября 1910 года Горький в своем письме к Амфитеатрову отмечает: «И хорош III-й том Ш. Алейхема». Амфитеатров, со своей стороны, также высоко оценил этот новый том собрания сочинений Шолом-Алейхема, в который вошли рассказы «Маленькие люди» с предисловием автора — см. «Одесские новости». — 1910. № 8070. — 20 марта (2 апр.). Их переписка продолжалась и последующие годы.
Шолом-Алейхем — Горькому М.
Дорогой Алексей Максимович!
18 октября 1912 г.
Если Вас не затруднит, Будьте добры сообщить, Действительно ли бывают на Капри зимою, как говорят, сильные ветры? Это раз. Второе — название отель-пансиона (лучшего) и цена какая приблизительно.
Четыре зимы провел я в Нерви. Хотя я и выздоровел окончательно, но на декабрь-февраль, когда здесь выпадает снег, я бегу на Ривьеру. <…> [ШОЛОМ-АЛЕЙХЕМ (II). Т. 6. С. 668].
До конца жизни Шолом Алейхем сохранял чувства симпатии к Горькому и преклонения перед его дарованием. В уста одной из дочерей своего знаменитого персонажа Тевье-Молочника он вложил следующие слова: «Горький нынче почти первый человек в мире…»
13 мая 1916 года, в разгар Первой мировой войны, в Нью‐Йорке подошло к концу земное странствие Шолом‐Алейхема — «главного еврейского писателя» и одного из основателей еврейской литературы на идише. Тысячи людей, пришедших проститься с ним, прощались с эпохой, воспетой им в произведениях, ставших сегодня мировой классикой. Шолом‐Алейхем был похоронен на бруклинском кладбище Маунт‐Небо в Нью‐Йорке, почти как просил писатель в литературном завещании: «Похороните меня среди бедняков, чтобы памятник поставят на моей могиле, украсил простые могилы вокруг меня, а их простые могилы украсили мой памятник». С того времени миновало столетие. Исчезли воспетые Шолом‐Алейхемом еврейские местечки — штетлы, Вторая мировая война и Холокост практически уничтожили идишскую Атлантиду — идишланд. Однако интерес к творчеству Шолом‐Алейхема не ослабевает и по сей день, а в русской культуре оно традиционно занимает одно из почетных мест. Книги Шолом‐Алейхема на русском языке выходят почти каждый год. Более того, «главным еврейским писателем» его провозгласили именно в СССР.