На следующий день мне позвонил Перепелкин. Сказал в телеграфном стиле:
– Освобожусь в шесть. Без руля. Не обедал.
Отказать голодному Васе значило как минимум лишиться лицензии на детективную деятельность. И я покорно сказал:
– Пойдем в «Дрова». Там хавчик – съешь сколько влезет.
А качество хавчика Васю никогда особо не волновало.
В «Дровах» Вася выбрал самую большую тарелку. Перемешал корейскую морковку с селедкой и свиным рубцом. Тяпнул добрый стопарик, заел огурчиком, накинулся на еду. Я вяло жевал невкусные пирожки, водку хлебал по глотку и терпеливо ждал, пока Перепелкин утолит первый голод.
Ждать пришлось долго. Наконец Вася откинулся над пирогом с вязигой и сообщил:
– Не колется твой муж. И так с ним, и сяк – на своем стоит. Говорит, только следил, а убивать – это никогда, ему без нее жизни нет. Ирочка, мол, единственный свет в окошке. Всю ночь рыдал, спать людям мешал. Сокамерники ему по зубам надавали.
– Артист, – пожал я плечами.
– Семенюк тоже не колется, – продолжал Вася. – Что следили – признался. Трубу свою подзорную сдал. А про убийство молчит.
– Ну и молодец. Не хочет соучастником идти.
– А он и не соучастник. – Вася снова хватанул водочки и приступил к пирогу с вязигой. – Эксперты сказали, что стреляли, скорей всего, не с шестого, а с чердака.
– Да ну! – я аж водкой поперхнулся.
– Вот тебе и ну. – Вася налил себе еще стопку. – Проверили чердак. Картина маслом: свежие следы, открытое окно. И самая песня – винтовочка… Новенькая, чистенькая, нигде не светилась. Два выстрела. Оба в цель.
– А отпечатки?
– Обижаешь. Ни одного. Даже следов – и тех не установили. Убийца, судя по всему, шел в целлофановых бахилах, какие посетителям больниц выдают.
– Значит, муж хитрей, чем казался. Вышел от Семенюка и отправился на чердак. Два выстрела – это пять минут. А Семенюк подтвердил его алиби.
– Складно, – похвалил Перепелкин. – Только тут еще соседка нарисовалась. Ну та, из шестнадцатой квартиры. Которой он карниз прибивал. Заявила, что видела в подъезде незнакомого человека. Вчера, около семи вечера. Говорит, поднимался он пешком и пытался прятать лицо. Но она его все равно хорошо разглядела. Фоторобот составили.
– Покрывает мужа, – нахмурился я. – И фантазирует.
А Вася только руками развел:
– Покрывает – не покрывает, а мы на всякий случай начали рабочие связи этой Ирэны разрабатывать. Выяснять, что у нее за бизнес, с кем ссорилась, кому дорожку перешла…
Он снова сходил к стойке и притащил себе очередную порцию резиновых пирожков. Я подозвал официантку и попросил еще водки. Девушка просияла: спиртное здесь стоило по-королевски, наверно, дороже, чем в «Метрополе».
– А завещание у нее было? – спросил я.
– Было, – кивнул Вася. – Могу процитировать: «Хочу особо подчеркнуть: единственный наследник – это мой муж. Любые претензии со стороны остальных моих родственников прошу считать неправомерными».
– А ты, значит, будешь искать врагов у нее на работе! – хмыкнул я.
– Придется, – вздохнул Перепелкин.
…Труп исполнителя нашли в Лосиноостровском парке тем же вечером. Он был убит единственным выстрелом в голову.
По приметам убитый походил на фоторобот, составленный со слов старушки из шестнадцатой квартиры.
Бабке предложили проехаться в морг. Та охотно согласилась и уверенно опознала убийцу в ряду схожих по половозрастным характеристикам тел.
Перепелкин форсировал поиски заказчика. Выяснилось, что не так давно Ирэна Викторовна «проглотила» небольшую фирмочку, а ее бывшего президента выставила вон с волчьим билетом. Президент же – сначала ему обещали место в совете директоров – принес публичную клятву мести.
Сейчас искали и его, и еще пару-тройку людей, обиженных Ирэной Викторовной.
Оказалось, что моя заказчица в средствах не стеснялась. «Кидала» партнеров по бизнесу как могла. То вставляла в договор еле видимое глазу грабительское примечание, то «крутила» чужие деньги…
– Зарабатывала, короче, мужу на новые носки, – прокомментировал Вася. И со вздохом добавил: – В общем, заказчика мы найдем. Может быть. А мужа придется выпускать.
Едва выйдя из СИЗО, муж явился ко мне в агентство. Я стыдливо прикрыл рекламные проспекты с фотографиями офисных помещений. Мелькнула трусливая мыслишка: «Может, он свои деньги хочет обратно потребовать?»
Но муж никаких претензий не высказывал.
Он грустно притулился на краешке стула, отказался от кофе и жалобно попросил:
– Пожалуйста, Павел Сергеевич… Расскажите, что она вам говорила?
Его глаза заблестели. Он извинился, извлек из кармана платок в крупную клетку, смахнул слезинки… Проговорил чуть не шепотом:
– Я любил ее! Я так ее любил! И так боялся потерять… Ведь кто я – ноль! Ученый с крошечным окладом! А она… она занималась серьезным бизнесом. И ее постоянно окружали мужчины. Много красивых, состоятельных, уверенных в себе мужчин!
– А Ирэна Викторовна вас тоже любила? – перебил его я.
– Любила? Не знаю… Я так на это надеялся. Хотел бы надеяться. Она называла меня бельчонком. Говорила, что я – ее уютный бельчонок. И очень любила, когда я перед сном ее укрывал и гладил по голове…
– Раз она ревновала вас – значит, тоже любила, – утешил его я.
– Вы думаете? – расцвел несчастный муж. – Спасибо! Спасибо вам, Павел Сергеевич!
Странно было слышать такие слова от человека, который по моей милости два дня просидел в СИЗО, получил от сокамерников по зубам и едва не пошел по статье за убийство…
Муж еще долго рассказывал мне, какой замечательной была его Ирэна. Как она вкусно готовила, «если вдруг выходило окошко в ее делах». Какие дельные советы давала, когда он рассказывал ей об интригах в родном университете. Какой была стройной, и легкой, и ясноглазой…
Я еле дождался, пока он наконец выговорится и отправится восвояси.
– Спасибо еще раз, Павел Сергеевич, – пролепетал он и, волоча ноги, побрел к входной двери.
Рядом с дверью висело зеркало. Муж мельком взглянул в него, и я перехватил его взгляд.
Скорбно опущенные уголки губ распрямились. Печаль из глаз исчезла. Теперь они сияли торжествующими искрами. А лицо кривила довольная ухмылка победителя.
Лицо мужа вопило, орало, кричало: «Я сделал это! Я победил! И теперь я богат и независим!»
Впрочем, он тут же отвернулся от зеркала. Задержался на пороге и снова обернулся ко мне: печальный, с потухшими глазами, в грошовом костюмчике – вылитый Корейко из «Золотого теленка». Грустно сказал:
– Я очень надеюсь, что милиция найдет того, кто ее заказал.
– Я тоже надеюсь, – с нажимом ответил я.
Муж не разобрал намека в моих словах.
И ушел – сутулясь и шаркая, словно настоящий подпольный миллионер.
Парасейл по-русски
И зачем Римма согласилась на бесплатную путевку в этот дурацкий санаторий!..
Отдыхать в одиночку на российском курорте – удовольствие сомнительное. Будь они вдвоем с подружкой – хотя бы на экскурсии вместе ездили. И по дискотекам ходили бы. А когда одна как перст – каждый джигит в возрасте от пятнадцати до сорока считает своим долгом приклеиться, ни по парку не пройдешь, ни в кафешке не посидишь…
Но Римма, двадцатипятилетняя, в меру симпатичная и стройная девушка, нашла выход даже из этой непростой ситуации. Не зря же она в детективном агентстве служит, пусть и простой секретаршей. Решила: любви ни с кем из окружающих, поддатых и наглых, по определению возникнуть не может. Но покровитель, друг, спутник все равно необходим. Чтоб быть при ком-то, чтоб хотя бы на пляже не приставали. Значит, нужно найти: пусть никчемного, но – нетребовательного.
Главное – грамотно поставить задачу, и своего покровителя она нашла без труда, познакомились с ним на пляже. Римма вышла на пирс – полюбоваться на плещущихся в глубине ставридок. А к причалу как раз швартовался старенький, плохо покрашенный катерок. За штурвалом – одинокий дядечка, а над бортом плещется гордый транспарант: «ПАРАШУТ!»
Местный, видимо, вариант парасейлинга. Римка не удержалась – фыркнула. Дядечка за штурвалом обиженно спросил, чего смешного. Ну, она и объяснила: мол, надо хоть рекламу без ошибок написать.
– А ты возьми – и сама напиши! – вдруг предложил он. – Краска у меня есть…
И Римма неожиданно для себя согласилась. Целый час тщательно выводила по холсту: «ПАРАШЮТ». И, пока старалась, выяснила, что хозяина аттракциона зовут дядей Мишей. За плечами – пятьдесят прожитых лет, из них добрая половина – в алкогольном угаре. Сам парашютным спортом никогда не занимался («Что я, дурак?»). Зато не раз от других слышал, что, если таскать народ за катером, можно заколотить немалые деньги. Вот и организовал развлечение на собственное усмотрение, страх и риск. Катер достался от деда. Старый купол дядя Миша купил у знакомого десантника. Трос заказал у водных лыжников. И начал катать народ. И ничего. Летают. Все довольны. И денежка капает.
Римка, когда была в Турции, парасейлинг пробовала. До чего, как говорится, разительная разница! Там – катер со специальной платформой для мягкого старта. Команда из троих человек – руководитель полета, водитель катера и помощник. Специально разработанный для водных развлечений купол. Всякие фенечки вроде высотомера и защитных очков… А у нас – единственный, всегда поддатенький дядя Миша… И давно снятый с производства российский купол «ПО-16» – для полетов за катером уж точно не приспособленный.
Но дружить с дядей Мишей оказалось полезно. Пусть выглядит он затрапезно, скрывать лысину даже и не пытается, зато руки не распускает. Раз попробовал – Римка так зашипела, что дядя Миша скис и поклялся, что впредь – дружба, и только дружба. А ей ничего другого и не надо. Плюс: удобно. На дядь-Мишином катере всегда можно загорать, не уворачиваясь от приставаний местных джигитов. И купаться в открытом море. И поболтать есть с кем…