Олег и в самом деле был там. Возлежал в шезлонге мокрый, видимо только что вылезший из воды, и наслаждался солнцем. Он сразу же заметил подошедшую подругу. А она пожалела, что так разоделась. Тут был куда более уместен купальник и легкое парео на бедрах. Она приняла решение тут же пойти переодеться, но он ее задержал.
— Выглядишь как картинка, дорогая. — Он поднялся и подошел к ней, взяв за руки.
— Только эта картинка тут явно не к месту, — скорчила она гримаску, — пойду облачаться в купальник. Тут так жарко!
— Ты оделась так для меня? — спросил он, с надеждой заглядывая ей в глаза.
— В общем-то да, хотела тебе показать, что ценю твой вкус и… решила тебя порадовать.
— Это приятно! Но, радость моя, теперь ты свой долг исполнила. — Он расцвел улыбкой, которая делала его почти неотразимым, и легонько, с видом собственника, шлепнул ее по попке. — А теперь иди переодевайся. Твой вид в купальнике мне нравится еще больше! Жду!
Через некоторое время вся троица плескалась в лазурной воде бассейна с превеликим наслаждением. Все-таки отдых получился просто классным, этого Полина не могла отрицать. А что касается всех остальных проблем, которые мерещились ей, так пусть они подождут. До Коста-Бланка оставалось еще несколько часов. Лучше расслабиться и не морочить себе голову пустыми размышлениями и не менее пустыми, но такими тревожными разговорами и с Олегом, и с Акулиной. К счастью, они решили, наверное, так же.
По дороге в Кульеру, маленький городок на побережье Валенсии, где и располагалась вилла Игнасио Васкеса, их вез в новеньком красном «Паджеро» молчаливый шофер, пожилой худощавый мужчина с каменным лицом, на котором особенно выделялись густые брови и кривой перебитый нос, составивший бы конкуренцию любому кавказскому носу. Акулина пыталась с ним заговаривать по-испански, но он лишь бросал отрывистые ответы, явно на беседу не настроенный. Испанский певицы был гораздо слабее, чем у Полины. Пресс-секретарь Акулины владела и английским, и итальянским, и испанским. Языки она осваивала быстро и училась всегда с удовольствием. Английский изучала в школе и университете, так что говорила на нем свободно, а вот вторые два языка осваивала на курсах, и с большим успехом. Она всегда думала, что лишних знаний не бывает, так, во всяком случае, ей внушали ее интеллигентные бабушки. И вот теперь ее правота стала очевидной. Здесь придется общаться на испанском. Отлично! Такая практика! Полина глубоко вдохнула йодистый, напоенный запахом водорослей и растущих по всему побережью пиний воздух и почувствовала, как по всему телу разливается благодатная бодрость. Это оказалось поистине восхитительное место. Побережье Коста-Бланка, окруженное со стороны суши белыми скалами, которые и дали название этому месту, поросшее стройными величественными соснами, утопающее в апельсиновых и оливковых рощах, казалось сном, прекрасным и вселяющим надежду.
Из блаженного состояния ее вывел недовольный голос Акулины:
— Черт бы побрал этого старого хрена Рико! Я пыталась у него узнать, кто сейчас на вилле, там ли мальчишка и с кем он, но он уходит от ответа.
— Я поняла, — сказала Полина, — но кто там может быть еще?
— Ну прислуга, скорее всего, разбежалась, кто им стал бы платить? Может быть, там вообще никого нет, кроме этого болвана. Рико я звонила, поставила его в известность, что мы приезжаем, чтобы он нас встретил. Ему все равно пока жить негде, вот и ошивается в маленьком домике в саду. Он мастер на все руки: и шофер, и садовник, и этот, как его? Чертов камердинер! Он знает, вернее, знал Игнасио с детства, еще у его родителей служил. Верный пес Рико.
— Слушай, Акулина, а почему так случилось, что у Игнасио никого из родственников не осталось? Это как-то странно. И нет ни братьев, ни сестер? Как это?
— А очень просто. Ему было лет пять, когда его родители уплыли в море на своей яхте, и яхту эту больше никто никогда не видел. Что уж там случилось, не знаю. Может, взорвалось что-то, может, просто исчезли…
— Как это «исчезли»? — поразилась Полина.
— А что, ты никогда не слышала о таких случаях? — удивился Олег, который до сих пор не принимал никакого участия в разговоре, сидел, глядя в окно на проплывающие пейзажи без особенного восторга. Видимо, на этот раз тема его заинтересовала.
— Слышала. Но мне всегда казалось, что это какая-то мистификация. Легенда, вроде летучего голландца. Неужели так бывает, чтобы судно исчезло без следа?
— Бывает, — вдруг заговорил по-русски Рико, от которого родной речи услышать не ожидала и сама Акулина. Этот человек оказался полон загадок. — В море бывает все, — сказал он, как припечатал, и снова замолчал, внимательно глядя на дорогу, которая поворачивала к потрясающей красоты тропическому саду за чугунной причудливой оградой.
— Ах ты, гад! Рико! Ты что из меня дуру делаешь? Я стараюсь, лопочу на твоем идиотском языке, а ты, оказывается, говоришь по-русски! Это что за штучки?!
Рико не удостоил ее ответа.
— Все! Как только дела улажу, тебя уволю к свиньям собачьим! — кипятилась Акулина.
— Сеньора бежит впереди лошади, — изогнув бровь, заметил Рико без всякого волнения.
— А что было дальше с Игнасио? — попыталась сменить тему Полина, хотя они уже почти приехали и разговор этот получался ни к месту.
— Да какая разница? Потом расскажу, если захочешь. Или вот этот монстр тебе расскажет. Если, конечно, пожелает.
— Акулина, как-то несолидно называть этого сеньора Рико, — прошептала подруге на ухо Полина, — как его на самом деле зовут?
— Сеньор Риккардо! — поджав губы, ответила та.
Рико, он же сеньор Риккардо, подогнал машину к воротам и вышел их отпереть. Он все делал медленно, но аккуратно. И «Паджеро» бесшумно по дорожке из поросшего мхом дикого камня подрулил к дому.
Это было чудесное здание, и Полина поняла, что, наверное, сама бы не удержалась и попробовала бы его заполучить. Вилла не казалась слишком роскошной, не поражала размерами, не потрясала изысками архитектуры, но это был ДОМ, в самом хорошем смысле этого слова. Построенный из розоватого кирпича, потемневшего от времени, он сейчас настежь распахнул высокие створчатые двери, украшенные сине-красными витражами, словно приглашая войти, и, как показалось Полине, этому дому было нечего скрывать. Хотя что же это за тайна с родителями его владельца? Но это потом. Она обязательно расспросит сеньора Риккардо. Каким бы суровым тот ни казался, он понравился ей. В нем чувствовалось редкостное для людей, находящихся в услужении, достоинство. Ни малейшего заискивания перед «сеньорой», ни малейшего страха перед увольнением. Или он знал, что ничего подобного не случится и что эта женщина, одетая вовсе не как «сеньора», в неизменных обтягивающих укороченных брючках и попугайски-ярком полосатом топике, с оголенными роскошными плечами и выпирающей грудью, ни на что тут, в этом аристократическом доме, претендовать попросту не может?
Риккардо проводил их в холл, отделанный резным черным деревом, где на стенах висели портреты каких-то мрачных людей в темной одежде, мужчин и женщин. И единственными выбивающимися из общего темного фона пятнами были многочисленные жардиньерки с терракотовыми вазами, в которых радовали глаз букеты жасмина и магнолии, источающие сладкий и в то же время горьковато-ядовитый аромат. Шофер, он же садовник, камердинер и еще бог весть кто, не потрудился проводить их в комнаты, просто оставил стоять посреди гулкого холла и ждать, пока он принесет их вещи. Акулина понеслась по широкой лестнице с отполированными самим временем перилами наверх, на ходу бормоча что-то нелицеприятное в адрес Рико, наглеца и подлеца. Олег и Полина остались ждать его. Полина рассматривала очередную картину, когда почувствовала на себе чей-то взгляд, и тут же повернулась. На лестнице, где только что вихрем пронеслась Акулина, стоял и улыбался мужчина, одетый в узкие, обрезанные до колен белесые джинсы и простую черную майку. Он был босой, и первым делом Полина обратила внимание на его узкие смуглые ступни. Удивительное дело, она никогда не обращала внимания на мужские ноги, это вообще мало свойственно женщинам. Ведь не зря говорят, что мужчины глупы только потому, что могут жениться из-за стройных ножек, чего еще более слабая умом и плотью половина человечества никогда не сделает. Но тут представительница прекрасной половины обомлела, еще не видя лица незнакомца. Таких узких бедер, таких совершенных и стройных линий, такого чувственного изгиба невероятно тонкой талии, переходящей в плоскость живота, расширяющуюся к груди, она не видела никогда в жизни. Этот незнакомец был бы волшебно красив, даже если бы его лицо оставляло желать лучшего. Неважно! Его фигура компенсировала бы любые недостатки. Но, как с изумлением отметила Полина, недостатков в его облике практически не существовало. Лицо мужчины, стоявшего в полном молчании на лестнице и взиравшего на гостей, было тонким, как на средневековых портретах. Полине вспомнилось знаменитое стихотворение Лорки, где герою приписывались «прядь, вороненый виток, зеленолунная смуглость, голоса алый цветок». Голоса его она пока не слышала, но могла себе представить, каким он должен быть. Черные, как драгоценный бархат, глаза изучали ее, четко очерченные губы змеились легкой усмешкой, чуть обнажая ряд белоснежных зубов, тонкие ноздри раздувались, как у дикого зверя, будто он пытался почувствовать запах чужаков и определить, насколько они опасны. Он был сам опасен. Это Полина поняла мгновенно. Опасен, как ягуар. Но не восхититься им было невозможно. Олег мгновенно потерялся на фоне этого великолепного… животного? Она не могла понять, не могла постичь его сути, хотя обычно определяла людей с первого взгляда, оказывавшегося, как правило, верным.
Так они и стояли бы молча друг напротив друга, если бы не появился Рико.
— А! Сеньор Эредья! — воскликнул он и опустил на пол сумки и чемоданы, которыми нагрузился сверх меры. — Вы уже познакомились с нашими гостями?
— Нет, — пожал плечами тот, кого назвали «сеньор Эредья», — я столкнулся с Акулиной, она пронеслась мимо, как комета, едва поздоровалась. Может быть, не ожидала меня здесь увидеть? Или ты ее обидел, Риккардо? Но неважно. Эта прекрасная сеньорита и достойный сеньор, они говорят по-испански? Нет? Им требуется переводчик? В любом случае представь меня. Акулина этого не сделает из принципа. Она меня не любит.