Горький пепел — страница 39 из 93

ьян, – и смыл вину передо мной кровью. Ты же вправе вызвать его на поединок или принять виру за пленение Тарьи, но после войны. Во время войны я междоусобицы не потерплю, накажу обоих.

– Да, мой король, – проворчал Свенсен, опуская глаза. Ровент удовлетворенно рыкнул.

Тайкахе, глядя на них, щурил глаза-щелочки и, что-то шепча, кидал в парящий кувшинчик содержимое разных баночек, выстроенных тут же рядком.

– Ровент, – сдержанно продолжил Демьян. – Ты виноват перед Свенсеном, но он стребует с тебя плату потом. Сейчас знай: он остался в замке, чтобы охранять мою жену и матушку. По-твоему, это недостойное и неважное занятие?

Ровент, до этого победно скалившийся, побагровел и тоже опустил взгляд.

– Нет, мой король.

– Что – нет, Ровент?

– Достойное и важное, мой король! – рявкнул линдмор зло.

– Запомни это. Руку починили тебе?

Ровент покрутил локтем.

– Виталисты потрудились, ваше величество. Вчера гипс сняли.

– Хорошо, – проговорил Демьян. – Благодарю, что исполнил мою просьбу. Оставь мне иглы и можешь возвращаться в свой линд. Позже я позову тебя и других на разговор. Снятие наказания и возвращение всех прав подтверждаю, сегодня же про это объявят в прессе.

– Спасибо, ваше величество, – Ровент отцепил с пояса мешок с иглами, отдал его Демьяну в руки и, поклонившись, вышел.

– На, медвежий сын, выпей, – протянул королю чашку шаман. – Крови много потерял, поможет восстановить.

– Хиль, Полина не просыпалась? – нетерпеливо поинтересовался Демьян, отхлебывая обжигающий напиток. Сразу накатила бодрость, будто выпил крепкого кофе.

– Просыпалась, – доложил Свенсен, уважительно косясь на шаманьи баночки, – но не оборачивалась. Медведицей по двору бродит, ваше величество. Как раньше.

– Тайкахе? – тяжело обратился Бермонт к старику.

Шаман, собирающий утварь в свою котомку, укоризненно поцокал языком.

– Говорил же, медвежий сын, – как солнце встанет над головой, вкалывай, не тяни. Зачем пропустил, эй?

– Виноват. Помоги, видящий.

– Эх, медвежий сын, – прокряхтел старик. – И силен ты, и умен, да самонадеянности в тебе слишком много. Но что делать, и на камне есть трещины. Не хмурься, уже помог, не нужны мне твои просьбы, чтобы ей помогать. Как увидел в воде королеву медведицей, сразу поспешил сюда, день на лыжах шел, день на поезде ехал. В замок пришел, посмотрел на нее – здорова, а потом медведь, – он кивнул в сторону Свенсена, – меня сюда привел. Две иглы теперь каждое утро тебе вкалывать, по одной в каждую руку. И, смотри, не пропусти больше ни одного полудня! Если кто из якорей еще пропустит, не вернется она больше, навсегда в шкуре останется!

– Я прослежу за этим, – пообещал Бермонт. – Когда она снова обернется, Тайкахе?

– Может, и сегодня, – сощурился старик. Демьян поднялся на ноги, покачнулся. – Э-э-э, какой нетерпеливый. – Шаман мягко махнул рукой, в грудь его величества словно теплой ладонью ткнуло, и он сел обратно. – Не спеши, медвежий сын. До полудня еще далеко. Послушай пока, что я увидел. А я тем временем тебя подправлю.

Свенсен замер у двери, но никто его не гнал, а Тайкахе, достав еще скляночки, подошел к королю.

– Сними-ка, – велел, указывая на сорочку, и, когда Бермонт послушался, сунул склянки ему в ладонь и начал проминать его величество острыми и на диво сильными пальцами, словно выправляя покореженные жилы и недавно сросшиеся ткани. От шамана пахло жиром, дымом и травами. – Трижды воскуривал я траву о́сью, позволяющую будущее увидеть, с духами у столба ледяного танцевал, бубном границы времен пробивал… видел я белого змея обезглавленного с тремя язвами огромными на спине. И тигра золотого – зреет на лапе его нарыв, вот-вот лопнет. И сокола красного – взлететь он пытается, но перебиты у сокола оба крыла и раны на них кровоточащие. Тьма с трех сторон и, если поглотит кого-то из великих, снова в землю Бера придет…

Демьян кивал, не перебивая и стараясь даже не дышать, потому что глаза Тайкахе остекленели, стали неподвижными, и вещал он голосом напевным, гортанным, не прекращая зачерпывать пахнущую жухлой листвой мазь из скляночек и больно вдавливать ее в какие-то точки на теле.

– Трижды кидал я кости тюленьи и вопрос задавал: откроется ли на земле Хозяина лесов еще проход в иной мир? Трижды кости сложились в знак «нет», медвежий сын.

– Точно ли это, Тайкахе? – забывшись, спросил Демьян.

– Э-э-эх, – сердито заморгал и закрякал шаман, выходя из транса. Замер, что-то соображая, и продолжил промазывать едва заметный шрам на груди Бермонта, – мое дело тебе рассказать, а уж тебе решать, что делать дальше. Точно я только то сказать могу, что детей тебе поскорее надо, и побольше, медвежий сын. Может, тогда остепенишься и навстречу смерти с такой ретивостью прыгать не будешь. Хозяин лесов степенный, обстоятельный, а Бермонты все рискуют, будто вместо твердого камня в крови то ли огонь, то ли ветер… А удачлив ты так, словно Инлий у тебя первопредком, сколько раз от смерти уходил…

– Разве ты не слышал истории о молодых годах Михаила Бермонта? – с улыбкой спросил Демьян. – Не скажешь сразу, кто был неистовей, он или Иоанн Рудлог.

Его величество слушал старческое ворчание шамана без гнева, почтительно, как слушал бы отца или деда. Тайкахе был вне титулов, а уж в Бермонте и вовсе оставался единственным, кто мог бы пожурить короля без оглядок на статус. И Демьян ценил это. И помнил, как после смерти отца растерянным девятнадцатилетним мальчишкой пришел за советом к Тайкахе. И вышел из яранги, не успев сказать ни слова.

«Придешь после боев», – пробурчал шаман, не вставая с места.

И Демьян пришел второй раз, победив всех линдморов, подтвердив свое право на трон и доказав, что клан Бермонт по-прежнему сильнее остальных. Пришел уже почувствовавшим вкус власти и крови побежденных. Тайкахе встретил его на входе и поклонился, как сыну Хозяина лесов и своему королю.

С тех пор Демьян пусть редко, раз в несколько лет, но навещал старого шамана. Тайкахе к силам своим взывал редко, прямых советов не давал, часто разговаривал на отвлеченные темы, а то и вовсе сидел напротив и попыхивал трубкой, но всегда король выходил от него с созревшим решением.

– О Михаиле слышал, да и видел кое-что, – все так же ворчливо отозвался Тайкахе, затыкая баночки пробками. Его величество покрутил плечами – после шамановых притираний тело казалось наполненным силой и резвостью, как у малого медвежонка.

– Расскажешь? – полюбопытствовал Демьян, бросая взгляд на старающегося выглядеть невозмутимым и незаметным Хиля.

– Ох, медвежий сын, и зачем тебе пересказы слушать, когда ты у самого спросить можешь, – запричитал Тайкахе, хитро блеснув черными узкими глазами. – Приходи к его яблоне с детьми, если война кончится и жену вытащишь. Медвежатам тоже полезно прадеда послушать будет, и ему уважение приятно. Ну, пора мне, – он притопнул, заплясали пестрые лоскуты и кусочки меха на одеждах, мелькнул красный тряпочный браслет на запястье.

– Куда ты? – Демьян встал, прислушался к себе – больше не шатало, тело было послушным. – Не поел, не отдохнул. Будь моим гостем, Тайкахе. Сейчас меня выпишут, вместе в замок поедем.

– Нет, медвежий сын, – покачал головой Тайкахе. – Благодарю, но некогда мне прохлаждаться. У тебя своя забота, у меня своя. В тайге и людям, и зверям, и духам помощь нужна, не люблю надолго их оставлять. Скажи жене, пусть приезжает ко мне летом, как спать перестанет. Я люблю ее, рад буду. А теперь пора, пора…


Демьян вернулся в замок, когда до полудня оставалось еще более двух часов, и, приказав собрать военное совещание, направился во внутренний двор. Полина, растянувшись на боку и вытянув вперед лапы, мирно спала у своей любимой ели на берегу пруда и не отреагировала ни на его появление, ни на поглаживание по холке, ни на низкое рычание с просьбой проснуться.

Демьян еще погладил ее – на душе было тяжело, – пощекотал толстенькую шею и встал. Нужно было успокоить матушку и засвидетельствовать ей свое почтение. Да и дела не могли ждать.

Леди Редьяла уже ждала его на выходе из внутреннего двора, деликатно давая возможность побыть рядом с женой. Невозмутимая и величественная, как всегда, матушка окинула Демьяна внимательным взглядом и почти незаметно с облегчением вздохнула.

– Я горжусь своим сыном и королем Бермонта, – сказала она торжественно, протягивая ему руки. Он склонился, поцеловал их. – И отец бы гордился тобой, Демьян. Мне рассказали, как ты сражался, и отец наверняка с гордостью наблюдал за тобой из небесных чертогов Великого Бера.

Демьян склонил голову, принимая похвалу, и обнял матушку.

– Спасибо, что приглядывала за Полиной, – проговорил он. Леди Редьяла стиснула его с такой силой, что стало ясно, какие переживания скрываются за ее спокойствием и невозмутимостью.

– Она не требует присмотра, – немного укоризненно сказала матушка. – У тебя хорошая жена, Демьян. Ответственная. Люди за это время еще больше полюбили ее. Она посещала больницы, военные части…

– Полина мне писала, – улыбнулся он. – Для нее это забава.

Леди Редьяла с сомнением покачала головой.

– Нрав у нее легкий, но к таким вещам она подходит серьезно. Но что случилось? Почему она перестала просыпаться?

Его величество потер лоб, поморщившись от чувства вины и злости на себя.

– Не успел вовремя вколоть иглу, матушка. Тайкахе обещал, что это поправимо и Полина снова проснется. Может, я неплохой король и боец, – проговорил он глухо, – но пока что муж из меня получается никакой. Плохой я ей муж, вот что случилось.

– Только она считает иначе, – мягко сказала леди Редьяла. – Любит тебя, Демьян. Боги, как она тебя обожает! Нам, берманам, странна и чужда такая яркость чувств, но я бы приняла твою жену только за ее любовь к тебе. Видел бы ты, как горят ее глаза, когда она слушает о твоем детстве и юности или смотрит на портреты. А уж после того, что случилось на свадьбе и позже, я на нее молиться готова. У тебя достойная и хорошая жена, сын. И она понимает, что ты прежде всего правитель, несешь ответственность перед страной и не можешь все время быть рядом.