– Она хотела идеальное Рождество. Не думаю, что неожиданное вдовство скрасит праздники. Я скажу ей правду после того, как праздники закончатся.
– Твой план кажется неразумным.
Они уже проходили подобное. Не обращая внимания на порицание и необходимость дать ответ, он поднял свой стакан:
– За здоровье леди Альберты и Джулии!
Джентльмены выпили, причем Эдвард, в отличие от своих друзей, глотал бренди с жадностью. Теперь ему нужно придумать новый тост, чтобы дать им повод выпить второй раз, а не продолжать инквизицию.
– А поцелуй? – спросил Эш.
Эдвард не пытался выказывать раздражение, оттого что Эш строил из себя компаньонку. Он не хотел, чтобы они неправильно поняли его недовольство. Ведь он просто был раздосадован их недоверием.
– Муж целует свою жену, когда она радует его. Разве не так?
– Не с таким энтузиазмом, – заметил Локк. – Вы двое излучали больше тепла, чем поленья в камине.
– Идите вы к черту!
– Она понравилась тебе.
– Я ценю ее больше, чем прежде.
В этом признании не было ничего постыдного. Джулия всегда им нравилась, и они считали его дураком, потому что он не соглашался с ними.
– Чем дольше ты ждешь…
– Черт побери, Эш, ты не думаешь, что я понимаю, что идеального момента, чтобы разбить ей сердце, не представится? Открыть ей правду во время праздников кажется мне необычайной жестокостью. В новом году она полностью оправится от родов и лучше справится с горем. Вот тогда я и раскрою ей правду.
Эш склонил голову в знак согласия, отхлебнул бренди и, сузив глаза, произнес:
– Сделай это, иначе мне самому придется рассказать ей правду.
– Это не твое дело.
– Как друг Альберта, я изволю не согласиться. Он не хотел бы, чтобы его женой пользовались.
– Каким образом я пользуюсь ей? Я не занимаюсь с ней любовью. Поцелуй не принесет никакого вреда. С самого начала я делал все, чтобы защитить ее. Я не получаю никакой выгоды.
– Он прав, – сказал Локк, постукивая пальцем по носу. – Теперь он действительно граф Грейлинг. Временная роль стала постоянной.
Эдвард кивнул, встретился взглядом с друзьями и признался в своих чувствах касательно нового титула:
– Я хотел, чтобы она родила мальчика. Титул должен был принадлежать сыну Альберта, а не его брату, но эта маленькая девочка украла мое сердце.
– Она – точная копия матери.
– О да. Альберт был бы доволен.
– Давайте выпьем за нового графа Грейлинга, – сказал Эш, поднимая свой стакан. – Добро пожаловать в наши ряды, милорд.
Они подняли свои стаканы, перед тем как выпить их содержимое до дна. Эдвард долил им бренди.
– Ты будешь хорошим графом, – сказал ему Локк.
– По крайней мере я попытаюсь, – усмехнулся Эдвард. – Не могу поверить, что Джулия пригласила вас сюда и держала все в тайне.
– Она боялась, что ты будешь грустить.
– Но вы двое не дадите мне вешать нос.
– Конечно. Для чего еще нужны друзья?
– Чтобы хранить тайны.
– Ты действительно доволен сюрпризом? – спросила Джулия, когда Альберт присоединился к ней в спальне.
Обед прошел потрясающе. За столом царили смех и веселое настроение. От радостного вида мужа у нее отлегло от сердца.
– Лучшего подарка было не придумать, – сказал он, сидя рядом с ней на диване.
Она уже переоделась в ночную рубашку, в то время как муж был все еще в вечернем костюме. Если бы она не знала, что компания уже разошлась, то предположила бы, что он собирается играть с друзьями в бильярд.
– Боюсь, что мой подарок бледнеет перед твоим.
– Ты уже подарил мне дневник, но я решила не читать его до окончания праздников. Тем более что мне хочется внимательно изучить его.
– Ты заслуживаешь чего-то гораздо большего, чем дневник.
Прежде чем Джулия успела сказать ему, что это самый лучший подарок, который он мог сделать ей, Альберт вытащил из внутреннего кармана кожаный футляр и положил на колени жены.
– Разве я не должна найти его под елью утром?
– Ты могла бы подумать, что его принес Дед Мороз. Я бы предпочел, чтобы ты открыла его сейчас, пока мы вдвоем.
Внутри футляра оказался браслет из оловянных роз.
– О, он прекрасен!
– Всякий раз, когда я вижу розы, то думаю о тебе.
Она улыбнулась ему:
– Это мой любимый цветок и аромат.
– Он стал и моим любимым после нашего первого поцелуя.
Альберт поцеловал ее с такой нежностью, что она чуть не расплакалась. Джулия все еще оправлялась от родов, и он был терпелив и заботлив, не настаивал на своих правах. Не то чтобы ему нужно было настаивать на чем-то. Если бы она была полностью здорова, то в эту же секунду увлекла бы его в кровать.
Стон вырвался из его груди, и он потянулся к ней. Внезапно она оказалась у него на коленях, а его язык стал скользить по ее шее, ключицам и декольте. Внутри нее пылал жар, а женское естество стало влажным. Джулия начала расстегивать пуговицы на ночной рубашке. Ей хотелось, чтобы он прошелся языком по ее грудям.
Его рука перехватила ее, он внимательно посмотрел на нее и сказал:
– Я не смогу остановиться.
Она рухнула в его объятия. У нее все еще шла кровь, так что она едва ли могла быть соблазнительной. Зарывшись пальцами в его волосы, Джулия пыталась успокоить ритм сердца.
– Я так хочу тебя. Недели кажутся вечностью.
Она провела рукой по его груди и ощутила, как бешено бьется сердце.
– Позволь мне, по крайней мере, осчастливить тебя на Рождество.
Он медленно покачал головой:
– Ты знаешь правило джентльмена. Тем более это воздержание поможет нам, когда мы вновь будем вместе.
Его рот вновь накрыл ее губы. В этот раз касания были мягче, теплее, но в них чувствовалось больше голода. Он был сдержаннее в касаниях и нежно гладил ее спину и бедра. Но его губы и язык поддались порыву, ласкали ее, извлекали из нее вздохи и стоны, едва ли не сводя с ума.
Она старалась вести себя целомудренно, пока ее руки скользили по его спине и груди, развязывали галстук, расстегивали пуговицы. Но они никогда не опускались ниже талии, к его мужественности, которая упиралась в нее.
Джулия осознала, что они постепенно сменили положение и растянулись на диване, их ноги переплелись, и единственным, что не давало ей упасть, были его объятия.
Оторвавшись от нее, он разразился глубоким мужественным смехом.
– Почему, черт возьми, мы оказались здесь, на диване, когда могли бы лечь в кровать?
– Потому что то, что мы делаем, кажется запретным.
Опустив взгляд, он медленно провел пальцами по ее щеке и шее.
– Тебе нравятся запреты.
Ее щеки зарделись при воспоминании о тех словах, что она пробормотала ему в ухо, глухое ухо. Слов, которые приличная дама не должна была даже знать, не то что говорить. Эти пикантные слова были ее секретом. Что бы он подумал о ней, если бы слышал их?
– Ты не должна ничего скрывать от меня, Джулс, – тихо сказал он. Джулия хотела, чтобы таким же тоном он шептал ей непристойности. – Со мной ты можешь быть самой собой.
Только она не могла этого сделать. Если она произнесет подобные слова и он услышит их, пути назад не будет. Что, если она обидит его, повергнет в шок или потеряет его уважение? А если нет? Очарование такого поступка постепенно развеется. Подобные вещи нравились ей, потому что были запретными.
– Я всегда такова с тобой, – заверила она его, ведь секреты были частью ее сущности.
Она опустила голову, их губы встретились, языки сплелись в танце, а стоны отдались эхом по комнате. Страсть и голод заставили их переместиться с дивана на пол. Альберт упал на пол первым и смягчил ее падение.
Она отчаянно желала его сейчас, этим вечером. Хотела, чтобы он двигался в ней…
– Хватит!
Он отодвинулся от нее к стене, вытянув перед собой одну ногу и согнув в колене другую. Тяжело дыша, Альберт провел рукой по волосам, потер ухо и ласково посмотрел на нее. В его глазах пылала страсть.
– Ты – чертовка!
Издав самодовольный смешок, она поднялась на диван, прижала колени к груди и поправила подол ночной рубашки.
– Ты хочешь меня.
– Конечно, я хочу тебя. С каждым вдохом все больше.
Она хихикнула, совсем как юная девушка. Альберт выглядел растрепанным, рубашка и вовсе наполовину сползла с груди. Весь этот беспорядок устроила Джулия. Они никогда не делали подобное нигде, кроме кровати. Он был прав. Ей нравились запретные вещи.
– Вы проявляете удивительную сдержанность, милорд.
Ей хотелось встать на четвереньки и приползти к нему, словно кошка, но пока их страсть не могла найти выход, дразнить его подобным образом было бы жестоко.
– Ты не представляешь себе, чего мне это стоит.
Она кокетливо захлопала ресницами и ответила:
– О, я прекрасно тебя понимаю.
Смеясь, он откинул голову и сказал сквозь смех:
– Ты меня в могилу сведешь.
– Говорят, это маленькая смерть, разве нет? – спросила она, делая вид, что стесняется. В последнее время она чувствовала себя смелее, чем прежде. Возможно, рождение ребенка заставило ее примириться с телесными потребностями. – В этот момент весь твой мир рушится.
– Ты чувствуешь подобное?
Кивнув, она почувствовала, что краснеет. Какова же будет его реакция, если она скажет ему то же, что прошептала в глухое ухо?
– А ты?
Альберт глубоко вздохнул и ответил:
– Мне кажется, что я могу покорить весь мир. Я чувствую себя чертовски изумительно.
Она засмеялась и осмелилась повторить:
– Да, я тоже чувствую себя чертовски изумительно.
Поднявшись, он протянул ей руку.
– Пойдем в кровать, моя маленькая чертовка. Завтра нам предстоит развлекать компанию, давать званый ужин и наслаждаться новым днем.
Радуясь тому, что он назвал ее чертовкой, она взяла его под руку.
– Минус еще один день, отделяющий нас от близости, – добавила она.
– Еще один день, – сказал он, ведя ее к кровати.
Ей показалось странным, что он выглядел опечаленным, когда произносил эти слова. Задумавшись о своем наблюдении, она забралась под одеяла и вскоре оказалась в его объятиях. Она хотела, чтобы ничто не помешало им провести идеальный сочельник.