Когда они закончили с десертом, Эдвард пригласил ее присоединиться к нему в библиотеке. Войдя в комнату, которая больше не напоминала ей об Альберте, Джулия подошла к полкам и взглянула на тома, выстроенные в ряд, будто дисциплинированные солдаты.
– Я думала о том, чтобы почитать вслух.
Такое развлечение устранило бы небольшое напряжение от необходимости поддерживать разговор.
Внезапно она остро почувствовала его присутствие за ее спиной, тепло, исходящее от его тела и согревающее ее. Она затаила дыхание в надежде, что сердце перестанет так отчаянно биться в груди. Он подошел к книжной полке, скинув пиджак так грациозно, словно бабочка, расправляющая крылья. Она сделала глубокий вдох, и ее нос заполонил мужской аромат. Как она могла думать, что братья пахли одинаково? Запах Эдварда был более терпким и менее тонким.
– Возможно, эта книга тебя заинтересует, – сказал он низким голосом, в котором звучал вызов и который действовал на нее гипнотически.
Она хотела повернуться к нему, прижаться к его груди и обнять. Но для подобной близости было слишком рано. Ей нужно было избавиться от сомнений в своих чувствах к Эдварду. Нужно, чтобы горе и перспектива одиночества не могли повлиять на них. Поэтому она не пошевелилась, наблюдая, как он медленно достал книгу и протянул ей.
Затем он спросил:
– Бренди?
– Да, пожалуйста.
Почему ее голос казался прерывистым? Почему он так легко мог играть на ее нервах?
Проклиная слабость в ногах, она направилась к креслу у камина. Он протянул ей бокал с янтарной жидкостью, поднял свой и сказал:
– За новые начинания!
Она посмотрела на него и откинулась на спинку кресла. Он всегда с легкостью относился к своему месту в жизни. Второй сын, младший брат. Даже притворяясь Альбертом.
Сделав глоток, Джулия отставила бокал в сторону и посмотрела на обложку книги, лежащей у нее на коленях.
– «Уход за овцами»? – рассмеялась она.
– В ней содержится замечательная глава об их разведении. Я бы назвал ее довольно пикантной.
– Ты ее прочел?
Она не потрудилась скрыть от него свой скептицизм.
– Эта книга была самым рискованным чтивом, которое мы могли найти в Хэвишем-холле. Я мастерски приукрасил повествование, когда пересказывал ее содержание.
Он протянул ей руку и спросил:
– Хочешь, я продемонстрирую?
Улыбаясь, она покачала головой:
– Как я могла даже на секунду поверить в то, что ты – Альберт?
– Потому что альтернатива была немыслима. Именно на это я и полагался.
А теперь она вряд ли сможет смириться со смертью Эдварда. Она отложила книгу, подняла свой бокал и сделала глоток бренди.
– А что, если Элли – это единственный здоровый и сильный ребенок, которого я вообще могу родить?
– Ты мне нужна не из-за своей репродуктивной способности.
Но ему нужен наследник. Теперь, когда они знали о ее проблемах, жениться на ней казалось худшим выбором для мужчины, которому требовался наследник.
– И все же, – медленно произнес он, – ты очень интересуешь меня во всем, что касается самого акта разведения.
Он говорил о спаривании так, словно его не следовало ограничивать лишь кроватью и темнотой. Она зарделась, подумав о том, чем может закончиться то, что они только что начали.
– Ты оказываешь на меня дурное влияние.
– Именно это тебе во мне и нравится.
Он прав, но в ее чувствах было нечто большее.
– Некоторые мои мысли заставляют меня испытывать стыд. У меня сложилось впечатление, что ты в подобной ситуации не переживал такого унижения.
Наклонившись вперед, он уперся локтями в бедра и поболтал жидкость в бокале.
– Я всегда придерживался мнения, что то, чем люди занимаются наедине, не должно волновать других.
Его взгляд был настолько пронизывающим, что ей пришлось заставить себя не отвернуться.
– Что, если я хочу сделать что-то, что тебе кажется отвратительным? – спросила она.
– Например?
Зачем она согласилась пойти сюда?
– Ты уже хорошо знаком с моей склонностью шептать непристойности.
– Основываясь на моей реакции в ту неудачную ночь, я заключил, что ты поняла, что я не возражаю против слов, которые ты произносишь. Некоторые мои любимые слова непристойны. Ты не должна стыдиться их. Что еще?
Снова сделав глоток, Джулия поняла, что в ту ночь она не обратила внимания на его реакцию. Она была возмущена его обманом и чувствовала себя униженной из-за того, что он слышал ее. Но такая реакция была вызвана лишь ее чувством стыда. Он никогда не давал ей никаких причин чувствовать себя униженной. Он никогда не дразнил, не наказывал и не мучил Джулию из-за ее поступков. Она провела пальцем по краю бокала.
– Иногда я думаю о том, чтобы попробовать языком то, чего не должна.
– Что именно?
– Твой… – Она указала на его колени, ну или попыталась указать.
– Мой член?
Она сердито посмотрела на него:
– Ты произносишь это слово с такой легкостью.
– Это хорошее слово. Поверь мне, я бы не возмущался, если бы ты попробовала языком мой член.
– Я не знаю, почему ты заставляешь меня думать о таких вещах.
– Посмотри на меня.
Гораздо легче было смотреть на огонь. Может, лучше ей сгореть в нем?
– Джулия, – настойчиво произнес он.
Она перевела взгляд на него. Он снова откинулся на спинку кресла, локти упирались в подлокотники, а подбородок уперся в ладонь. Ей захотелось поцеловать его.
– Я не буду возмущен, если ты коснешься языком или губами любого места на моем теле.
– Это неправильно.
– Это принесет тебе удовольствие, радость, удовлетворение?
Она старалась не шевелиться.
– Думаю, да. Я не знаю наверняка, поскольку я никогда не была такой смелой. Я всего лишь думала об этом.
– Тогда в этом нет ничего неправильного.
– А как узнать, что правильно, а что нет?
– Полагаю, путем экспериментов.
– Мужчинам легче. Вы можете посещать бордели. Я подозреваю, что у тебя была тысяча женщин. И если тебе не удавалось что-то с одной, то ты переходил к другой.
– Не тысяча.
– Сотня?
– На самом деле я никогда не считал, но подозреваю, что их число намного меньше. Запомни: я никогда не унижу тебя. – Он умоляюще протянул к ней руки и добавил: – Ты можешь делать со мной все, что пожелаешь, и я буду рад этому.
– Даже если я хочу выпороть тебя за то, что ты скрывал от меня правду?
Он поморщился и ответил:
– Я бы, скорее всего, принялся протестовать. Я не считаю, что боль можно приравнять к удовольствию. Хотя думаю, что сейчас я в безопасности, потому как говорю только правду. И все же у меня есть один секрет.
Внутри нее все сжалось.
– Что ты скрываешь от меня?
Когда он взглянул на нее, в его глазах появился злой блеск.
– Мне отдать тебе его прямо сейчас?
Она нахмурилась и сказала:
– Так это предмет, а не секрет в обычном смысле?
– Пока я не показал тебе его, это секрет.
– Как же с тобой сложно.
Он усмехнулся и ответил:
– Так и есть. Но ты не ожидала иного, не правда ли?
Она ожидала, что он будет дразнить ее, выводить из себя и заигрывать. Странно, как те черты, которые прежде раздражали, теперь очаровывали ее.
– А вдруг он мне не понравится?
– Именно страх, что ты бросишь подарок в огонь, являлся причиной, по которой я не подарил его раньше.
Она надулась, вздохнула и закатила глаза.
– Я не брошу его в огонь, но рассказывать и не дарить – очень несправедливо.
– Думаю, ты права. Подожди немного.
Эдвард допил напиток, затем встал и подошел к столу. Из нижнего ящика он вытащил продолговатую коробку, завернутую в коричневую бумагу, и протянул ей.
– Я собирался подарить его тебе на Рождество, но передумал, потому что боялся, что он выдаст меня.
Взяв подарок, Джулия поставила его на колени и проследила, как Эдвард возвращается к своему креслу, не отрывая от нее взгляда, словно ее реакция на подарок имела для него первоочередное значение. Она начала разворачивать обертку и увидела маленькую шкатулку из красного дерева с маленьким рычажком с одной стороны.
– О, Эдвард, она великолепна!
– Она открывается.
Подняв откидную крышку, Джулия увидела механизмы, защищенные прозрачным стеклом.
– Что она играет?
– Заведи ее и узнаешь.
Медленно и нежно она повернула рычажок, боясь, что может сломать что-то настолько хрупкое. Когда он перестал поворачиваться, она отпустила его и из шкатулки полилась мелодия «Зеленых рукавов»[4].
Она погрузилась в воспоминания. Бальные залы, вальсы, его близость. Она даже не подозревала, что помнит об этом, но воспоминания были такими яркими, словно все происходило лишь вчера.
– Ты всегда вальсировал со мной, когда оркестр играл эту мелодию.
– Я не был уверен, что ты замечала, что мы танцуем под одну и ту же песню.
Он все еще не двигался и, казалось, даже забыл, как дышать.
– Я поняла это только сейчас. Почему ты выбирал одну и ту же песню?
– Если тебе нравилось танцевать со мной, то я хотел, чтобы эта песня ассоциировалась со мной. А если нет, то я не хотел, чтобы каждая мелодия, под которую мы танцевали, напоминала тебе об этом.
Закрыв крышку, она погладила полированное дерево и ощутила вибрации мелодии.
– Мне всегда нравилось танцевать с тобой. Казалось, только в танце мы и не ссоримся. Я думала, что это объяснялось нашей сосредоточенностью на том, чтобы не наступить друг другу на ноги.
– Возможность потанцевать с тобой была единственной причиной, по которой я ходил на балы.
Джулии хотелось не столько ухаживаний, сколько ясности и возможности увидеть истинную сущность Эдварда. Она должна быть уверена, что знает его и испытывает чувства, которые он заслуживает. Но когда он произносил подобные слова, она чувствовала, что ее обожают и льстят. Как она могла не реагировать на это?
– Мы никогда не разговаривали во время танца.