– Я не хотел отвлекаться, когда ты находилась в моих объятиях. Потанцуй со мной.
Она огляделась вокруг, страстно желая потанцевать с ним, но боясь, что это может отвлечь ее.
– Что? Здесь? Или ты предлагаешь пойти в бальный зал?
– Бальный зал слишком велик.
Он встал и протянул руку:
– Холл лучше подходит для этого. Там более интимно, но в то же время достаточно места, чтобы мы не врезались в мебель. Шкатулка заменит нам оркестр.
– Это безумие.
– Тогда давай сойдем с ума.
Он смотрел на нее всерьез, торжественно, и все же в этих карих глазах читался вызов. Никто из них не надел перчатки. Его рука не напоминала ей об изящном Альберте. Эдвард казался сильнее. На подушечке его указательного пальца была мозоль. Он вернулся несколько месяцев назад, а его руки все еще были грубыми, как у людей, которые предпочитали находиться на улице. Она поднялась, когда Эдвард забрал у нее шкатулку.
– Я не танцевала с прошлого сезона, – сказала она, когда они выходили из комнаты.
– Я не танцевал с тех пор, как в последний раз танцевал с тобой.
– Но ты танцевал с другими дамами.
Она видела, как он танцует с ними, и каждая из них казалась очарованной и влюбленной.
– Да, но обычно я удалялся в игровые комнаты. Мне нравилось, когда твой запах оставался на мне. Довольно по-мазохистски с моей стороны.
– Я действительно не знала.
– В этом и был весь смысл моего непростительного поведения.
Они подошли к холлу, и он отпустил ее.
– Теперь я должен доказать тебе, что человек, которого ты знаешь, – не тот, кем он является в действительности.
Эдвард запустил механизм и поставил шкатулку на стол. Музыка заполнила комнату. Он подошел к ней и обнял.
А потом они начали танцевать. Он обнимал ее сильнее, чем требовалось, словно боялся отпустить. А может, Эдвард просто хотел убедиться, что она не врежется в мебель, статуэтки или цветочные вазы. Как ему удавалось вести танец, если его взгляд был прикован к ней, так и осталось для нее загадкой.
Джулия поняла, что ранее, в те годы, когда они танцевали, он уделял ей полное и безраздельное внимание. Просто она не замечала этого, потому что не ожидала от него преданности. Ей казалось, что он пытается заставить ее чувствовать себя некомфортно или издевается над ней каким-то непонятным для нее образом. И все же она наслаждалась, танцуя с ним в паре, потому что Эдвард был одним из самых изящных танцоров, которых она знала. Возможно, такое ощущение баланса развилось в нем благодаря тому, что он проводил время, лазая по горам и проходя по опасным тропам. Он постоянно преодолевал препятствия, чтобы достичь цели…
Но в ту ночь в саду он ушел. Он ушел, потому что его брат любил ее, а она любила его брата. Эдвард любил Альберта.
Музыка стихла, но все еще ощущалась в воздухе, не желая уходить совсем. Эдвард неохотно отпустил ее и наклонил голову.
– Если ты поцелуешь меня, я потеряюсь, – сказала Джулия.
– Я найду тебя и верну обратно.
– Я должна сама вернуть себя. Эдвард, я должна быть уверена, что мои чувства не зависят от моих потерь.
– Я обещал тебе время, и ты получишь его, – сказал он и отошел, чтобы взять шкатулку.
Какая же она глупая! Теперь она расстроилась из-за того, что он отошел от нее, хотя сама настояла на этом.
Эдвард предложил ей свою руку и сказал:
– Я провожу тебя.
Поднимаясь по лестнице, они молчали. В этом молчании не было напряжения. Он не обиделся и не сердился. У двери он протянул ей шкатулку.
– Спокойной ночи, Джулия.
Затем он ушел, сбегая вниз по ступенькам. Она вошла в свою спальню, приблизилась к окну и села в кресло. Держа музыкальную шкатулку на коленях, она завела ее, откинулась на спинку кресла, закрыла глаза и позволила музыке и воспоминаниям увлечь ее.
Она не собиралась сравнивать братьев. Но то, что она чувствовала к Эдварду, было не похоже на то, что ей когда-либо доводилось испытывать. Ее чувства были яркими, живыми и сильными. Честно говоря, они пугали ее. Казалось, Эдвард мог понять ее и раскрыть все ее тайны так, чтобы она не чувствовала ни стыда, ни раскаяния, ни вины. Конечно же, они не были здоровыми. Конечно же, они сжигали ее изнутри. Но эти чувства были чем-то бо́льшим, чем плотские утехи. Они были соединением душ, общностью страсти.
Она любила когда-то, все еще любила. Но чувства, вызванные Эдвардом, были слишком сильными и достигли грани безопасности. Но как она могла понять их, не поддавшись им?
Глава 20
Допив свой скотч, Эдвард подумал о том, чтобы снять брюки, спуститься босиком по холму, окунуться в ледяную реку и найти волка или дикого кабана для схватки. Тот факт, что Джулия поддавалась его чарам и хотела его, немного успокоил Эдварда. Как же иначе он мог истолковать ее осторожность к поцелуям и тому, что может последовать за ними.
В его понимании поцелуи привели бы их к ее постели.
Он понимал ее сомнения и не хотел становиться заменой брату. Он хотел, чтобы ее чувства принадлежали лишь ему, а не были отголоском чувств, которые она испытывала к Альберту. Он не ожидал, что они когда-либо будут такими же сильными или всепоглощающими, но он хотел быть их единственным властелином.
Он мог честно признаться в том, что никогда не испытывал ничего подобного ни к одной другой женщине. Это пугало его, но он даже не рассматривал возможность бросить ее. Наслаждаться ее присутствием, пусть даже издалека, – это лучше, чем вовсе не иметь возможности говорить с ней.
Терпение никогда не было его достоинством, но он готов ждать. Ради нее он будет создавать уникальные музыкальные шкатулки. Ради нее он будет меньше пить. Он отдаст ей все, что может.
Из-за нее он будет ворочаться в кровати целую ночь и просыпаться в ужасном настроении, которое сможет поправить лишь чашечка кофе. Он пил свой горький кофе в тот момент, когда она зашла в столовую. На ней было черное платье с большим количеством пуговиц. Слишком много ткани. И все же наглухо застегнутое платье обрадовало его. Он встал и поприветствовал Джулию:
– Доброе утро. Что-то случилось?
Она сладко улыбнулась и ответила:
– Я решила, что будет глупо завтракать в одиночестве, когда я могу насладиться твоей компанией. Поэтому я присоединюсь к тебе, если ты не возражаешь. Полагаю, мне следовало спросить об этом раньше. Возможно, ты предпочитаешь начинать свой день в одиночестве.
Пока Джулия говорила, Эдвард пытался понять, нервничает ли она, опасаясь, что ему не понравится ее присутствие за завтраком. Она может присоединиться к нему где угодно, даже в ванне.
– Я никогда не любил одиночество. Конечно же, я рад, что ты хочешь присоединиться ко мне.
Она подошла к буфету, взяла еду и заняла свое место в конце стола. Умная женщина. Если бы она сидела в пределах досягаемости, он бы коснулся ее. Он бы не мог противиться своим желаниям. Обычное прикосновение к руке или щеке могло уменьшить его потребность в обладании ею.
Дурак, ничего на свете не уменьшит эту потребность.
Сопротивляясь стремлению взять тарелку и подвинуться к ней, он сел на стул, отхлебнул кофе и понял, что тот слишком крепок. Его настроение улучшилось с приходом Джулии, и он более не нуждался в бодрящем напитке.
– Тебе хорошо спалось?
– На самом деле нет. А тебе?
– Ужасно.
Ее губы растянулись в шаловливой улыбке.
– И почему это меня радует?
– Потому что ты маленькая ведьма, и ты знаешь, кто является причиной моей беспокойной ночи.
– Я не предполагала…
Его смех прервал ее.
– Ты отказываешь мне в поцелуе и считаешь, что не несешь за это ответственности?
Она оглянулась, словно надеясь, что слуги внезапно исчезнут. Он хотел, чтобы она чувствовала себя комфортно, несмотря на то, что они обсуждали такую тему, как страстность их натур. Ее глубокие синие глаза уставились на него.
– Хочешь сказать, поцелуй скрасил бы твою ночь?
Он глубоко вздохнул и ответил:
– Нет. Подозреваю, он сделал бы ее еще хуже, но это небольшая цена за возможность почувствовать твои губы на моих.
Даже на таком расстоянии он увидел, как ее лицо покрывается румянцем. Он хотел бы начать с пальчиков на ее ногах. Он хотел бы целовать их, ее лодыжки и дойти до гавани между ее бедер.
Она посмотрела в окно и заключила:
– Кажется, сегодня выдался погожий денек.
Смена темы, несомненно, предназначалась для того, чтобы отвлечь его от пошлых мыслей, но ей не удалось достичь своей цели. Тем не менее он мог позволить ей поверить в то, что его легко отвлечь.
– Я собирался поехать в деревню. Я хотел проверить, как поживает миссис Ларк и ее семья. Ты не хочешь составить мне компанию? Кажется, я обещал тебе прокатиться верхом.
Ее лицо расцвело и засветилось от счастья.
– Я не прочь прокатиться. Я так скучала по верховой езде.
– Мы остановимся в таверне, чтобы поесть клубничных пирожных.
Ее улыбка стала шире.
– Это еще лучше.
– Отправляемся после завтрака?
– Мне нужно переодеться.
– Томас, – сказал он одному из лакеев, – передай конюхам, чтобы подготовили лошадей.
– Да, милорд, – ответил тот и поспешно вышел.
Джулия наклонилась к Эдварду и, несмотря на присутствие других лакеев, прошептала ему:
– Ты будешь хорошо себя вести?
– Я буду идеальным джентльменом.
Но даже идеальный джентльмен мог бы найти способ украсть поцелуй, если бы серьезно взялся за дело.
Как же приятно снова сесть на лошадь! Ее каштановой масти кобыла казалась такой же довольной, как и сама Джулия. Хотя конюх ухаживал за животным и тренировал его, Джулии было приятно думать, что ее старушка скучала по ней и радовалась, когда хозяйка вернулась в седло.
День оказался таким теплым, что ей не потребовались ни пальто, ни плащ. Джулии никогда раньше не приходилось ездить верхом вместе с Эдвардом. Он предпочел умеренный темп, в то время как она ожидала гонок по полям. По дороге домой она возьмет дело в свои руки, а пока что ей не хотелось предстать перед миссис Ларк растрепанной.