Она некоторое время просто смотрела на свое отражение, потом, наконец, осмелела настолько, чтобы прикоснуться к подвеске. И потихоньку улыбнулась, как будто до этого момента не верила, что украшение реально.
— Мне никто не делал подарков, — сказала едва слышно.
— Непростительное упущение, я считаю.
— Прости… Кажется, я с трудом держусь за реальность. Боюсь рот лишний раз открыть, если честно.
— Почему? — На самом деле Макс догадывался о причине такой молчаливости.
— Потому что все равно не смогу сказать то, что сейчас чувствую. — На ее лице появилось выражение глубокого раскаяния.
— Одуванчик, достаточно того, что я и так уже вижу. — Макс не удержался и уткнулся носом ей в макушку. — Далеко не всегда нужны слова.
Она порывисто обернулась, обхватила его руками за талию — и расплакалась. Тихо, беззвучно, если бы не мелко дрожащие плечи то и не догадаться. Макс собирался успокоить ее, найти те самые слова, чтобы навсегда вытравить слезы из ее глаз, но в горле отчего-то встал ком. Поэтому, вместо всех слов мира, он просто обнял ее в ответ, впервые за многие годы наслаждаясь взаимным молчанием.
_____________________
[1] Имеется в виду орхидея Ванда
Их странную идиллию прервал осторожный стук в дверь.
— Кажется, наш завтрак прибыл, — сказал Макс.
— А я даже не умылась, — шмыгнула носом Эль.
— У тебя есть минут десять, чтобы сделать это.
— А если не успею?
— Тогда я съем все самое вкусное.
— Какой жестокий! — Габриэль показала ему язык.
Стук повторился.
— Секунду! — в сторону двери повысил голос Макс. Затем снова посмотрел на Одуванчика. — Успеешь?
— Ты же не думаешь, что я позволю тебе одному съесть всю вкуснятину.
— Именно так я и подумал. Совсем ненадолго.
Он выпустил ее из объятий.
Габриэль решительно подтянула одеяло выше и направилась в ванную. Макс проводил ее задумчивым взглядом.
«Интересно, она помнит, что после умывания ей не во что будет переодеться? Хотя… халаты, там есть халаты». Большие и пушистые. В таком Одуванчик плавно превратится в сонного взлохмаченного медвежонка. Эта мысль вызвала улыбку, что говорится, от уха до уха.
Макс принял заказ, но стол для завтрака сервировал сам — ни к чему Габриэль видеть постороннего человека в номере. Почему-то казалось, что это может смутить ее еще больше.
Она действительно почти успела, задержалась на каких-нибудь пару минут. И действительно нарядилась в большой пушистый халат.
— Там еще осталось что-нибудь вкусное? — спросила, втягивая носом воздух.
— Самая малость. Но тебе хватит.
— Я очень голодная, — предупредила Габриэль.
Макс пододвинул ей стул с высокой спинкой, помог сесть.
— Надеюсь, ты хорошо выспалась, а то вздремнуть днем не получится. Как смотришь на то, чтобы начать знакомство с Лондоном прямо с Букингемского дворца?
— А это ведь там стоят караульные в таких смешных шапках… — Эль, удерживая в пальцах творожный блинчик, показала над головой подобие высокой трубы.
— Именно, — кивнул Макс. — И каждый день, в одиннадцать тридцать, насколько мне известно происходит смена караула. Только чур не строить им смешные рожицы.
— И даже не щекотать?
Макс поморщился.
— Щекотать, думаю, можно. Но никаких рожиц. Мы же не варвары.
— Не обещаю, что сдержусь, но буду стараться изо всех сил.
— Договорились. Я знал, что ты умная девочка.
Некоторое время они ели молча.
— Не очень умная, если честно… — вдруг сказала Эль.
Макс поднял на нее взгляд.
— Что-то случилось?
— Нет… — она смотрела на него со странным выражением не то смущения, не то непонимания. — Но…
— Спокойно. Все хорошо. Я здесь. Ни о чем не беспокойся.
Она улыбнулась, и ее лицо снова залил румянец. Как недавно, когда он назвал ее Одуванчиком.
Макс поднялся, обогнул столик и опустился перед ней на одно колено. Коснулся ладонью щеки. Эль зажмурилась, прильнула к нему.
— Не пугай меня, — забеспокоился он.
— Я глупая, — снова улыбнулась Эль. — И, наверное, немного не дружу с головой. Знаю, что неправильно такое говорить… но с некоторых пор не хочу ничего скрывать и оставлять на потом. Знаешь, как будто всю жизнь до этого я просто стояла за порогом жизни, и только сейчас начинаю пробовать ее на вкус. И хочется попробовать сразу так много! И не боятся закрывать глаза, и вообще.
Макс продолжал смотреть на нее, терпеливо дожидаясь развязки признания. Ее голос становился все тише, глаза больше не искали его взгляд.
— И то, что происходит между нами. Оно… только наше. Как будто и нет больше никого. И я не хочу останавливаться, не хочу думать, что если попробую слишком много, то потом уже не смогу начинать заново. Мне все равно. — Габриэль мотнула головой. — Я хочу тебя… — проговорила уже совсем шепотом. — Но я не знаю, должна ли давать понять…
Макс притянул ее к себе, крепко обнял, только теперь осознав, с каким облегчением услышал эти слова. Она все еще боится собственных желаний — самых обычных и естественных, но уже не хочет идти против них.
— Ты зря думаешь, что я не хочу тебя, — проговорил ей на ухо. — Знаешь, с утра мне было очень непросто оставить тебя в постели одну. Такую сонную и нежную. И потом, когда разбудил… Огромный соблазн выудить тебя из одеяла и заставить снова умолять о пощаде. Ты делаешь это так громко и искренне, что ни о какой пощаде можешь даже не мечтать. Так и знай.
— Но если хотел, почему не выудил? Я думала, может, тебе не понравилось. Прости, я не…
Он закрыл ее рот поцелуем.
— Не хотел сделать тебе больно. Наверное, если мы подождем несколько дней, то ты успеешь достаточно восстановиться. — «Боже, дай мне силы пережить эти дни и не наброситься на нее, как варвар».
— У меня ничего не болит, — упрямо и очень ответственно заявила она. — И больно почти не было.
— Мисс Кромби, признавайтесь, чем вы занимались вчера вечером?
— Я занималась сексом с самым замечательным мужчиной на свете.
— Похоже, на деле он оказался не таким уж и замечательным. Схалтурил негодяй.
— А вы, мистер Ван Дорт, считаете, что справились бы лучше?
— Определенно. После моих объятий вы бы, мисс, простите за прямоту, с трудом смогли бы сидеть.
— Какое неприкрытое хвастовство.
— Ах так…
Он подхватил ее со стула, поднял на руки и закрутился на месте. Одуванчик запищала, попыталась ухватиться руками за воздух.
— Будешь еще сомневаться во мне?! — спросил нарочито грозно, когда снова прижал ее к себе.
— Никогда, добрый мистер, — пискнула та. Но ее глаза говорили, что хозяйка бессовестно лукавит.
— Так что, смотреть на караульных в смешных шапках или проверять, что мы не доделали вчера вечером?
— Ты же сказал, что смена караула каждый день? — Она потянулась к вороту его рубашки.
— В точности так — можно и завтра посмотреть.
Не дожидаясь ее следующей фразы, Макс просто понес ее в спальню. Было во всем этом что-то такое до боли естественное, как будто и он, вместе с Габриэль, все это время только разминался перед генеральной репетицией.
— Я хочу видеть тебя, — смущенно, но уверенно потребовала Габриэль.
— А сейчас я невидимка?
— Хочу видеть, как ты будешь раздеваться.
— О, мисс заказала в номер стриптиз?
— Да! — Она закусила нижнюю губу и с выжиданием посмотрела не него. — Но можно без музыки и лишних движений.
— И никто не сгорит от стыда? — Макс посадил ее на край кровати. Эль тут же взобралась на нее с ногами, став похожей на нахохлившегося мышонка — очень любопытного мышонка.
— Не сгорит.
И она действительно не пропустила ни единого его движения. Следила пристально, жадно, как будто хотела одним только взглядом впитать каждую черту его тела. И это было чертовски приятно. Так как по мере того, как одежды на нем становилось меньше, Габриэль все больше закусывала губу, все больше ерзала на месте.
— Снимай их скорее, — сказала, когда на нем остались одни трусы. — Я обещала, что не сгорю от стыда, но, очень может случиться, лопну от нетерпения.
Последний элемент одежды полетел на пол. Макс уже давно находился в полной боевой готовности. Возбужденный член был напряжен.
Эль не спрятала взгляд, не отвернулась. Так и сидела, точно зачарованная. Похоже, она и думать забыла о каком-либо смущении, иногда присущем куда более опытным и зрелым девицам.
Макс шагнул к ней, хотел было присесть рядом, но Габриэль положила руку ему на грудь, настойчиво толкнула, опрокидывая на спину.
— Сейчас я хочу сама.
Он не совсем понял, чего именно она хочет, но возражать не стал — вытянулся на кровати.
Одуванчик перекинула через него ногу, расположилась сверху, балансируя над членом на коленях. Его головка едва касалась ее влажной промежности.
Она оперлась руками о его грудь и уже было начала садиться, когда он остановил ее.
— В кармане штанов презерватив.
На лице Эль отразилось разочарование, но девушка быстро соскользнула на пол, через секунду вернулась с заветным «квадратиком». Макс разорвал упаковку, раскатал презерватив по члену. Без слов, одним взглядом пригласил Эль занять утерянную позицию. Та не стала медлить.
— Мне это очень мешает, — Макс дернул за поясок халата.
Одуванчик улыбнулась, распахнула его, повела плечами, освобождаясь от одежды.
Некоторое время она еще продолжала балансировать на коленях, точно в предвкушении, а потом, чуть придержав его член рукой, расслабилась и медленно села на него. Глубоко вздохнула и закрыла глаза, снова закусила губу и чуть слышно застонала.
— Я чувствую тебя, — проговорила так, будто сообщала большую тайну.
— Я тебя тоже чувствую. И очень хорошо.
Она двигалась медленно. То почти полностью поднимаясь над ним, то глубоко насаживаясь, а то двигаясь в совсем небольшом диапазоне, но тогда все же ускоряла движение. Эль привыкала и изучала. Себя. Его.
А Макс только немного помогал. Поддразнивал ее руками, лаская везде, где мог дотянуться. В особенности грудь — возбужденную и упругую, с твердыми сосками, при касании которых Эль буквально разрядом тока пробивало. Подавался ей навстречу или отвечал неожиданными резкими толчками, от которых Габриэль вскрикивала и задыхалась. Сейчас он наслаждался ею. Наслаждался тем, как она выглядела, с какой искренностью отдавалась ему, как познавала себя и как сногсшибательно остро реагировала на его ласки.