Встанет, тарелку за собой не уберет и молча в комнату. Захожу – лежит одетая, поверх одеяла, и взгляд в потолок.
«Чего не доела?» – спрашиваю.
«Отстань!»
Вот и весь разговор. «Мама, не доставай! Мама, отстань! Мама, я хочу помолчать!»
Я сначала не понимала: «Может, ты заболела, Лиля? Может, неприятности на работе? Может, с Сергеем что-то не так?»
Молчит. Потом еле-еле прошелестит в ответ: «Все нормально, мама. Все хорошо».
Я и вправду подумала: может, болезнь какая-нибудь ужасная? Она узнала, а нам боится сказать? Жалеет. И похудела здорово… Бледная вечно, глаза ненормальные и блестят.
А потом поняла! Все поняла! Дело – швах! Влюбилась моя дура, и крышу снесло! Господи, что же будет? Что она еще придумает, эта малахольная? Что ей в голову взбредет? А если?.. Да не дай бог! Тьфу-тьфу!
У таких, как она, уж если заклинит… Жди беды. Она ведь и не встречалась ни с кем толком! Так, в институте сходила пару раз с мальчиком в кино. Потом еще на даче с сыном соседей… Ну, это вообще детский лепет! Было им тогда по четырнадцать лет.
А тут Сережа. Мы, конечно, обрадовались: такой парень, с такими перспективами! И собой хорош, и семья приличная. И настроен серьезно. На брак. На семью. Такого днем с огнем не сыскать! А он вокруг нашей дурочки круги нарезает. Мы-то с отцом понимаем: нельзя упускать! Ни в коем случае! Такое бывает раз в жизни. Сейчас все норовят пожить гражданским браком. Да и вообще, острый дефицит хороших мужиков. Да и вообще любых!
И тогда я решила: уж в этом я Лиле помогать точно не буду! Еще не хватало! Выручать ее с детьми, чтобы она свободу обрела. Разбежалась! «Мама, сделай то, сделай это…» Мне нетрудно! Для любимых внуков особенно. Но потакать ей я не стану! Чтобы она совсем с катушек съехала?
Вот и рвись сама – между детьми, мужем и… этим… твоим!
Я тебе в этом деле не помощница. Может, так скорее все и закончится? Если я ее не стану страховать? И нечего обижаться! Была бы поумней – поняла бы, что все во имя ее же блага! Ее счастья и ее семьи.
Сестрица моя, Наташка… Вот уж пример! От мужа ушла – «не хочу больше терпеть». Как я ее уговаривала! Семья – главное, основа всего. Дочь у тебя, пораскинь мозгами! Квартира какая! На Пречистенке! Набита, как шкатулка, добром. Родители мужа – известные люди, архитекторы.
Когда Наташка собралась от него уходить – смеялась: «Да я еще сто раз замуж выйду! Не беспокойся!»
И что, вышла? Есть какой-то мужичок на работе. Женатый. И что? Праздники – с семьей, в отпуск – с семьей. А к ней – украдкой, на пару часов. Обнимает и на часы смотрит. А Наташка, между прочим, настоящая красотка! Глаз не оторвать! Хотя при чем здесь красота? Чтобы семью сохранить, нужны мозги! Мозги и терпение – вот основа всего.
Да, он поддавал! Ну и что? Мог поскандалить. Но ведь не бил! Добро из дома не выносил.
Нет, и все! Как рогом уперлась! И никакие уговоры не помогли! Надоело, говорит! Скандалы и пьянки. Обрыдло! И дочка растет в этом кошмаре… Что будет с Машиной психикой?
Что будет с психикой? А то, что дочке нечего жрать? А то, что сидит с чужой и дремучей бабкой? А то, что кроссовки ее по десятому разу латает? Это как? Хорошо?
Зато, говорит, спокойно. «Сплю по ночам, а не жду, когда вломится в спальню и скандалить начнет. Да еще и пьяный полезет. Тебе хорошо! Твой муж ни разу пьяным в дом не пришел! И ты меня не суди, поняла?»
Ну и черт с тобой! Бейся, как рыба об лед! Да, мне хорошо! Мой муж до скотского состояния ни разу не напивался. Зарплату всю отдавал, это так. Ни разу меня не оскорбил и не обозвал, все правильно.
А то, как мне хорошо…
Никто не узнает. Никто!
Я скучаю. Я очень скучаю по ней! Даже сам от себя такого не ожидал! Влюбился… Конечно, влюбился! Отрицать это смешно! Честно говоря, думал, что это уже нереально. После того, через что пришлось мне пройти. После развода – два года лечился. У кого? Да и так понятно. У того самого. Эндогенная депрессия – ни больше ни меньше. Такая гадкая штука, надо сказать. Еле вылез, ей-богу! Еле спасся, еле ноги унес. Накрыло конкретно! Лежал на диване и думал. Времени было навалом! С работы тогда уволился – кто бы стал меня терпеть такого? Я и сам терпел себя с огромным трудом.
Лежал и думал: жизнь, в сущности, мерзкая вещь. Предательство самого близкого человека… Есть что-то страшнее? Решил тогда: если выскочу – больше никогда и ни за что! Никогда не поверю, никогда не открою душу. Звучит по-девичьи… да. Но у нас, мужиков, тоже имеется сердце! И ранимая душа, вы уж поверьте!
Женщин стал откровенно презирать и почти ненавидеть. Надеялся, что это уже установка, а не болезнь.
А вышло, что нет. Не установка. Потому что, когда начал выскребаться из этого дерьма… Опять захотелось… Нет, любви тогда не хотелось. Совсем не было сил. На себя не было – какая там любовь? До сортира еле доползал – ноги дрожали и подкашивались.
Захотелось тогда, чтобы просто был человек рядом. В каком качестве – мне было без разницы. Друг, сестра, любовница… Просто положить голову на колени и… забыться. Со сном, кстати, тоже было тогда очень паршиво. Дремал целый день от бессилия. Но вздрагивал от каждой мелочи, от каждого шороха, скрипа. Ни радио, ни телевизор тогда не включал – бесило все страшно, и голова рвалась.
Не секса хотелось, не пылких страстей – немножко тепла и покоя. И еще, чтоб пожалели.
Правда, стыдно было. Жалость, как нас учили, – тема совсем не мужская.
Ладно, думал, я же болею! Ну и прощу себе эту слабость. Мужчины тоже ведь люди! И тут… Наша встреча. Вот чудеса! В страховой компании. Начинался обеденный перерыв. Она была впереди меня, и нам с ней не повезло – перед ее носом начался обед у сотрудников.
Мы вышли на улицу, погода располагала. Зашли в кафе, выпить кофе. И как-то потек разговор. Первая мысль про нее: «Какая она милая!» Именно так: не красивая, не сексуальная, не манкая, а именно милая! Есть женские лица с этой отметиной милоты. Что это? Честно говоря, не очень понимаю. Сдержанность какая-то, смущение. Никакого блеска в глазах – только робость. И при этом чувствуется пылкое сердце и способность разрушить все на своем пути во имя любви. Отчаяние какое-то было в ней, откровенность. О, как сказал! Сам застеснялся. Пафос какой-то. Но чистая правда! В голове так и стучало: милая, милая…
Она от всего смущалась: протянул ей салфетку, подвинул стул, подал упавший шарфик. Краснела, как девочка.
Есть такие лица: неброские, словно написанные акварельными красками. Вроде ничего особенного. А приглядишься, точнее – вглядишься, и сердце замрет от восторга!
Кажется, что женщина с такими глазами и с такой улыбкой никогда не сможет предать. Пунктик у меня на это дело образовался конкретный.
В общем, в офис страховой компании мы не вернулись, а пошли погулять. Когда она услышала мое предложение, просто зарделась, как школьница: «Погулять? – переспросила она. – А как… погулять?»
Как будто она не знает, как люди гуляют…
Нервничала здорово. Смотрела на часы, оглядывалась по сторонам. Вздрагивала, все время роняла свой многострадальный шифоновый шарфик.
А в парке мы сели на траву. И я разглядел в солнечном свете ее почти прозрачную, молочно-белую кожу и тоненькую голубоватую жилку на правом виске. И темную родинку, со спичечную головку, на мочке левого уха. Было все это как-то трогательно, что ли. И ее растерянность, и смущение…
Словно она не женщина бальзаковского возраста, не мужнина жена и мать двоих детей. А восьмиклассница на первом свидании.
Это только потом я понял: по сути, так и есть – она восьмиклассница.
Замуж вышла по-дурацки – рано и без любви. Родители настояли: прекрасная партия, прекрасный жених…
А что она, дурочка, не воспротивилась – так это понятно. Послушная дочка, почти отличница. Родители – большие авторитеты. Она их боялась. Такая вот глупая девочка.
Муж оказался неплох, но… счастлива с ним она не была – это было сразу понятно. По глазам. Говорить о нем она не хотела, плохого в его адрес – ни-ни. Но в разговоре что-то проскальзывало, все равно прорывалось.
Правда, хвалила его: заботливый, внимательный, любит детей и порядок.
– А что больше? – шутливо спросил я.
Она не поняла:
– В каком смысле?
Она оказалась нежной… Такой нежной, что у меня начинало болеть сердце. Робость ее, смущение, скованность – отступили. Вот бы никогда не подумал, что…
Не люблю об этом говорить, но страстность ее меня зачастую пугала. Не только в постели – вообще. Страстность натуры. Решительность. Готовность на все. Именно так: готовность на все!
В ней не было ни грамма расчетливости, ни грамма разумности, ни грамма опаски и страха!
Летела, как мотылек на огонь. Абсолютно бесстрашно.
Все готова была сокрушить, разрушить, преодолеть.
Для того чтобы нам с ней… быть вместе. Дом, квартира, машина, достаток. Дети, родители – все нипочем. Лишь бы… Любовь.
«Я и не знала, что так бывает! – шептала она. – Ты просто лежишь рядом или сидишь. К примеру, на кухне – не важно! Главное, что ты рядом, ты – здесь! Мне важно то, что ты просто есть! В этом городе, на этой земле. Что ты просто ходишь, дышишь, живешь… Этого достаточно. Потому что я уже счастлива!»
Милая моя! Спасибо тебе! Спасибо за жизнь – ни больше ни меньше. Ту, что ты мне опять подарила! Это чистая правда: к жизни меня она точно вернула. Ценнее подарка нет. Я влюбился. Я думаю о ней постоянно. Мне нужно видеть ее. Хотя бы раз в неделю. Мне хорошо с ней! Так хорошо мне не было ни с кем. Никогда. Я верю ей, как, возможно, не верю себе. Она – моя женщина! Это я понял.
Такое огромное счастье…
Просто встречать ее на пороге, прислушиваться к шуму лифта, смотреть в окно. Нервничать, не спать, терять аппетит. Нюхать ее волосы, слышать ее дыхание, замирать от ее слов, ловить их жадно, как будто я – юный пацан.
Проверять каждые десять минут, все ли нормально с моим телефоном. Строить планы.