Даже медвежье ухо Зернова чутко вслушивалось во вдохновляющие переливы.
Пара трепетно кружилась, уводя за собой зрителей под музыку. В них было столько страсти, столько огня. Из зрителей был только Зернов. Но он очень увлекся происходящим.
Вот Герман взял партнершу за руку, выполняя циркуль, а она начала описывать вокруг него круги, выгнув тело параллельно льду. Это они делали тодес.
Зернов, совершенно далекий от фигурного катания, затаив дыхание, наблюдал как Герман и Алена синхронно совершили прыжок и затем параллельно завращались в волчке.
Они катались так, что не давали ему возможности дышать.
Они чувствовали каждый звук музыки, проживая на льду свою маленькую жизнь.
Он подумал, как же тогда каталась Агата… Ведь она была лучшая.
И Зернов хорошо понимал теперь этого безутешного Бурова. Обладать таким сокровищем и потерять его…
Потом пара разбежалась, замерла в амортизации, и Зернов увидел, как партнер выбросил партнершу вверх. Она высоко зависла в воздухе в лутц-шпагате, в бешеном ритме прокрутилась с рукой вверх, а потом опустилась в его руки.
Они дальше заскользили по ослепительной поверхности, демонстрируя невероятные положения корпуса, головы.
Партнер, догнав девушку в параллельном скольжении, поднял парить хрупкое тело высоко над головой, крутя ее, выполняющую «разножку». Потом опустил на лед, и они замерли в объятиях друг друга. Это был финальный аккорд.
Музыка закончилась.
– Отлично сработано, – услышал он громкий поставленный голос невысокой женщины, стоявшей рядом с ним. – Можно выходить на соревнования.
– Очень красивая музыка, – задумчиво произнес Зернов. – Что это? – спросил он Стеллу Аркадьевну.
– Это Эцио Боссо. Rain, In your Black Eyes. Боссо – гений современной классической музыки. Итальянец. Понравилось? – спросила железная леди, взглянув на него из-под объемной челки пышных каштановых волос.
– Да, музыка просто чудесная.
Он был не уверен, что она спросила про музыку. Может, про фигуристов? Поэтому добавил:
– Пара тоже чудесная.
Довольные запыхавшиеся фигуристы подкатили к бортику и, надев защиту на лезвия, собрались направиться к раздевалке.
– Мне нужно с вами поговорить, – окликнул Зернов их.
Его тучная фигура перегородила им путь.
Они недоуменно посмотрели на него.
– Где мы можем поговорить? – обратился он к Стелле Аркадьевне.
Заслуженный тренер предложила им пройти в тренерскую.
Это было небольшое, но уютное помещение с парой фиолетовых диванов, стульями, странно-белыми столами, кучей спортивных атрибутов и наград на стенах и стеллажах, и растением в углу в виде какой-то высохшей пальмы, которая упорно боролось за свою жизнь, нацеленная выжить любой ценой.
– Я – Василий Андреевич Зернов, – представился наконец он, когда все расселись на выбранные места. Сам он остался стоять, понимая, что стулья его веса не выдержат, а попадать в мягкие объятия дивана он не хотел. – Расследую дело об убийстве Агаты Пожарской.
– Убийстве? Так это было убийство? – огромные серые глаза Алены уставились на него в изумленном вопросе.
Он внимательно следил за их реакцией, но больше никаких телодвижений и всплесков эмоций не последовало.
– Да, к сожалению, – его речь была размеренной. – Что вы можете сказать?
– Мы? – Алена, занявшая теперь место Агаты, смотрела на него недоуменными пустыми глазами, и он не мог сейчас прочесть в этих глазах НИЧЕГО.
Абсолютно никаких эмоций, касающихся смерти Агаты.
Возможно, она не была ее подругой, пусть даже девушки назывались соперницами. Но все-таки они коллеги по льду. Эмоции должны же быть какие-нибудь?
Так вдохновенно каталась сейчас, а внутри – абсолютная пустота? Как так?
Светлые кудряшки обрамляли ее красивое холодное лицо. Обнимавший ее за плечи статный партнер с греческим профилем и прицельным взглядом миндалевидных карих глаз, правильно взял направление разговора:
– Я, понимаю, почему Вы пришли сюда. Мы, наверное, первые у вас на подозрении. На чемпионат мира могла поехать только одна пара. Или мы, или Агата с Денисом. В силу стечения обстоятельств едем теперь мы. Но это, смею Вас уверить, лишь стечение обстоятельств. Мы к этому никак не причастны.
– Есть небольшое подозрение, что это стечение обстоятельств устроили вы, – вяло сказал Зернов. Но равнодушие было показным. Он словно хищник из-за засады наблюдал из-под полуприкрытых век за своими оппонентами.
Какова сейчас будет реакция?
Ни один мускул не дернулся на лицах фигуристов. Они ждали такого вопроса, готовились к нему? Возможно.
Только их сверкающие возбуждением глаза вмиг потускнели.
Снова статный фигурист взял продолжение разговора в свои мужественные руки:
– Я понимаю, что случившееся выглядит, как злой умысел. Возможно, даже как наш злой умысел. Но я еще раз повторю. Хотя, конечно, нехорошо так говорить, но обстоятельства сработали на нас. И не более того. Мы эти обстоятельства за уши не притягивали.
– Это не выглядит, как злой умысел. Это он и есть, – холодно выдал Зернов. – Чей-то кровавый план по устранению чемпионки с пьедестала почета. Где вы были в момент наезда на Агату?
Алена сидела, прижавшись к боку своего партнера, и словно срослась с ним в единое целое. Она молчала, хмуря красивые татуажные брови.
«Какие у них отношения? Любовники? – размышлял Зернов. – Красивая пара, конечно».
У Зернова начала складываться узорность впечатления, что Алена что-то пытается утаить, а Герман всеми силами старается ей в этом помочь.
Но ему также думалось, что если уж парочка и причастна к убийству чемпионки, то вероятнее всего, в полном комплекте, то есть в количестве двух человек, оба сразу, а не кто-то один. Хотя могли быть и варианты, конечно. Первое, что приходит на ум, не всегда правильно. Это он знал по своему опыту.
– Мы в то время, когда все случилось, ходили в кинотеатр. Вдвоем, – среагировал Герман, проведя ладонью по узкому овалу лица. Он даже не спросил ни время, ни день, на который требовалось их алиби. Но об этом было общеизвестно из новостей, поэтому вопроса о его неуместной осведомленности Зернов не задал.
Так, отлично. Дали друг другу алиби. Разве это можно считать за алиби?
– Кто-то еще может подтвердить ваше алиби? – задал следующий вопрос Василий Андреевич.
– У нас остался билет на сеанс, – просипела Алена.
Как все замечательно продумано.
– Милые мои, – сказал он с натяжкой, будто пробуя слова на вкус. – А вы не подумали о том, что в кинотеатре установлены видеокамеры и у нас есть превосходная возможность проверить достоверность ваших слов?
А как иначе? Сейчас не девятнадцатый век, и дедукция уже часто и не нужна.
– Но тем лучше для нас, – по плотно сжатым губам Германа промелькнула странная растерянная улыбка. – Это нам на руку. Видеокамеры и подтвердят наше алиби лучше любых других свидетелей.
Как уверен в себе. Самонадеян. Чувствует за собой правоту? Вполне вероятно. Но улыбка совсем не понятна его тогда растерянная.
– Замечательно. Думаю, мы еще встретимся, – многозначительно хмыкнув, парировал Зернов.
Когда пара покинула помещение, Зернов обратился к Стелле Аркадьевне:
– Вы мне поведаете, какая была Агата?
Ему показалось, что в ее глаза закралась слезинка, но она взмахом головы тут же отмела всю неуместную, по ее мнению, сентиментальность. Волевая жесткая женщина, кремень. Профессионализм не позволял ей проявлять сердечные порывы.
– Агата была очень сильной натурой. Прирожденный боец. Победитель. В большом спорте нет места слабохарактерным, награды зарабатывают лишь настоящие трудяги, которые каждую свободную минуту проводят на тренировках и подготовках.
Зернов стоял, скрестив руки на груди, и молча слушал незаурядную в своей воли женщину.
– Она была как раз такая. Редкое сочетание таланта и трудолюбия. Именно такие и становятся чемпионами. В каждом прокате она умудрялась показывать максимум артистизма и танцевального таланта. Под ее наточенными коньками буквально таил лед, так же, как и сердца поклонников и болельщиков на трибунах.
– А какие отношения у них были с Денисом? – проявил не просто любопытство Зернов.
– Они показывали на ледовом покрытии настоящую страсть двух влюбленных. Но они не были парой влюбленных. Вернее будет сказать, что тут Агата была противницей развития их личных отношений.
– Вот как? – Зернов нахмурил густые брови.
–Да. У нее была огромная любовь с Буровым. Знакомы уже с ним, наверное?
Зернов кивнул.
– Денис очень переживал по этому поводу. Я думаю, он по-настоящему любил Агату. И как ее можно было не любить?
– А зачем Вы постоянно предупреждали ее о возможной замене на других фигуристов? Создавая тем самым нездоровую конкуренцию среди пар?
– Я? Не было никогда такого! – гневно повела дама плечом.
Зернов удивленно изогнул бровь:
– У меня другая информация.
– Кто Вам ее сообщил? – ее голос возмущенно завибрировал.
– Есть у меня информаторы, – холодно выдал он. – И Вы понимаете, конечно, что я Вам имен не назову.
– Агата для меня всегда была самой лучшей, – взяла она себя в руки. – Она забирала с собой всех зрителей, все жюри. Все смотрели только на нее, когда она была на льду, проживали танец вместе с ней. Как я могла ее заменить? Я же не враг себе? Она – абсолютный чемпион. Была. И по характеру, и по таланту, и по упертой воле к победе.
Что за мозаика? Кто из них врет?
Буров, который сказал Зернову о том, что Стелла хотела заменить Агату. Или Стелла сейчас врет, изображая праведный гнев, преследуя свои, вполне понятные цели?
Конечно, Стелла струхнула, ведь капля малейшего подозрения, прокравшаяся на полосы СМИ, может навсегда испортить ей репутацию. Сейчас, когда Агаты не стало, негативный окрас отношений между тренером и фигуристкой, может отрицательно сказаться на ее карьере.