И сейчас мне ему ответить нечего. Он абсолютно прав.
Я все еще стою на месте, как сталагмит, вросший в асфальт. Чувствую себя несчастной и слабой.
Все мои смутные, невысказанные надежды разбиты. Я ему не нужна…
Потом, обретя небольшое равновесие, медленно шагаю дальше вниз.
«Да какого лешего», – яростно шепчу себе, резко разворачиваюсь на каблуках и иду в противоположном офису направлении. В сторону метро.
Как я могла так ошибиться в оценке ситуации? На что рассчитывала?
Конечно, кроме легкого одноразового секса его во мне больше ничего не привлекает. Это все мои глупые мечты, никак не подкрепленные реальным положением дел.
Надо немедленно прекратить любые с ним контакты. Тогда будет легче прийти в себя.
Во-первых, я больше не буду ходить к нему в офис, – размышляю я, меряя быстрыми шагами асфальт, планомерно приближаясь к входу в метрополитен. – Пусть выбирает другого стажера. Желающих – завались. Во-вторых, – вот это уже будет посложнее, но тоже решаемо. Его лекции в университете. Как избежать с ним встречи в универе? Не ходить на его лекции? Возможно, даже и так. Возьму потом у Ленки тетрадку, посмотрю, что он там наболтал.
Спускаясь в подземный переход, в его полумраке, я вдруг остро осознаю горечь положения. Я прислоняюсь к стене и обхватываю голову руками. О чем я думала, когда подпускала его так близко к себе? Когда позволяла себе увлечься им? Сердце поет заунывную мелодию, разрывающую душу в клочья. Глаза полны непрошеных слез. Почему они льются из моих глаз?
Я обнимаю себя за плечи, злясь на себя за такую нелепую ситуацию. Мне хочется превратиться в маленькую птичку и улететь куда-нибудь в теплые страны, на прекрасный необитаемый остров где-нибудь в океане.
Бессмысленная боль, которую я позволила причинить себе, заставляет мое сердце заходиться в тоске, заставляет плакать, сотрясая все тело. Плакать от потери того, чего у меня и не было. Нелепо расстраиваться от потери того, что не было твоим. Глупо горевать о разбитых мечтах и обманутых ожиданиях.
«Прекращай! Возьми себя в руки! Ты – сильная, – приходит на помощь рассудок. И на этот раз я ему благодарна. – Ты справишься. Забудь его и больше не вспоминай! Езжай делать свой курсовой! И хватит сопли распускать!»
Я глубоко вздыхаю, пытаясь унять слезы. Нельзя быть такой ранимой и беззащитной. Надо сосредоточиться на учебе и не думать больше о нем.
Я собираюсь с духом и иду к стеклянным дверям входа в метро, на ходу вытирая пролившиеся слезы.
Больше он не заставит меня плакать. Я ему этого не позволю.
Глава 28.
Павел
Два года назад
Приглашенные эксперты тогда нашли много разных отпечатков в квартире Агаты, все запротоколировали и покинули помещение.
Еще я рассказал Зернову по поводу гребаного покровителя Агаты.
Он все-таки тоже соизволил приехать вместе с остальными. Немного позже.
Услышав фамилию, он как-то сразу напрягся.
– Боюсь, у нас слишком короткие руки для такого человека, – произнес он.
Черт, вам только тех, кто мелочь по карманам тырит, ловить.
– Я сам разберусь, – сжал я челюсти.
– Не советую Вам лезть в это жерло, – с сомнением протянул Зернов. – Не все возможное безболезненно.
– Заряженному танку в дуло не смотрят, – ответил я мрачно.
Какие все обеспокоенные моей судьбой.
Когда все эти блюстители справедливости ушли, я остался опять один на один с тишиной и со своими мыслями.
Мир жесток, но я еще хуже.
Я принялся методично разгребать содержимое, разбросанное по полу.
Но был ли в этом смысл?
Если то, что искали, нашли, то уж точно здесь не оставили.
И меня терзал вопрос:
«Нашел ли тот, кто побывал здесь, то, что ему было нужно?»
Этот вопросительный знак не давал мне покоя.
Ценное не тронули. Значит, в квартире было спрятано что-то такое, что являлось компрометирующим обстоятельством против кого-то. Что-то такое, что он даже рискнул проникнуть в чужую квартиру.
Я стал пролистывать книги. Потом вдруг меня осенило. Я вспомнил, что Агата часто хранила ценные вещи под своим бельем.
Я прошел в спальню, стараясь не будоражить себя мучившими меня воспоминаниями.
Так, я на яхте и соленые брызги летят мне прямо в лицо.
Я выдвинул верхний ящик ее комода. Тонкий шелк нежного белья вырвал глубокий стон из моей груди.
Как это все невыносимо.
Запустив руку ниже, я нащупал под ее личными вещами твердый пакет и выудил наружу папку. В ней лежал только один листок бумаги.
Это была долговая расписка.
Синицын был прав. Она заключила договор с дьяволом. И я не зря взялся за это чудовище. Я прочитал буквы, которые разъезжались перед моими глазами:
«Я, Агата Иннокентьевна Пожарская, обязуюсь вернуть Сулейманову Салавату Артуровичу деньги или расплатиться другим способом».
Другим – это каким? Что за…
Дурацкая расписка. Абсолютно дурацкая формулировка. Разве так составляют документы? И документ ли это вообще?
Я в сомнении повертел расписку в руках.
Синицын плел там что-то про замужество. Но здесь, по-моему, никаким замужеством и не пахло. Способ расплаты тут какой-то другой предусматривался.
Все мои мускулы заныли от осознания того, какая могла быть расплата.
Сумма долга была озвучена внизу. И ее не было. Она была оторвана.
Сердце отбивало бешеный ритм у меня в висках, нарушая скопившуюся вокруг меня тяжелую тишину.
Но потом правильная мысль неожиданно осветила мою голову (не понятно, почему она не озарила мой мозг сразу, как я увидел эту расписку):
«Расписка была оригинальная. А что это значит? Что? А то, что долг выплачен! Ведь расписку отдают должнику только в том случае, если он больше ничего не должен».
Выплачен. Но каким образом?
Это была вторая мысль, которая закралась в мой мозг и моментально отравила мою душу чернильной темнотой преисподней. Я представил свою Агату рядом с этим Сулеймановым в жесточайшей оргии, и у меня потемнело в глазах.
Не в силах стоять на ногах, я сел на диван.
Постепенно приходя в себя, я решил больше не думать об этом. Я решил остановиться на такой мысли:
«Не важно, как был выплачен долг. Сейчас уже не важно. Но, вероятнее всего, он был выплачен, раз расписка была у Агаты. И, вероятнее всего, Сулейманов все же в смерти Агаты не виноват».
Вполне вероятно, я был слишком импульсивен, когда начал атаку на Сулейманова.
Но нет. Что-то подсказывало мне, что здесь не все так просто.
Зачем Агате нужно было хранить эту расписку? Почему не уничтожила ее?
Почему оторвана сумма долга?
Кто это сделал? Сама Агата? Или кто-то другой?
И вообще удивительно, что расписка вообще существовала. Что-то мне подсказывало, что таким людям, как Сулейманов, расписки в принципе никакие не нужны, чтобы выбить долг.
У меня было слишком много вопросов и ни одного ответа.
–А как насчет того, что эту расписку подбросили после того, как Агату убили? – подсказка пришла неожиданно. – Возможно, весь этот кавардак устроили для того, чтобы не найти что-то, а подложить нечто. Чтобы я, глупый герой, начал разыскивать ключ к головоломке, и радостно нашел его. Ведь если бы я не увидел весь этот кавардак, я вряд ли стал так методично что-то разыскивать. Эта мысль была оригинальной и имела право на существование. Еще какое право!
Да, в дерьме брода нет…
По замыслу я бы нашел эту расписку и понял, что…
Что я понял? Что она должна Сулейманову? И что из того?
Я попытался восстановить хронологию событий.
Соседка сказала, что слышала шум в квартире примерно неделю назад. Как раз в то время я начал свою работу по истреблению Сулейманова, сейчас она уже практически доведена до своего финального аккорда.
Я обанкротил его, лишил его бизнеса. А он даже не вышел на мой след. Это ему было не под силу. Я был лучше всех его информационных гениев, вместе взятых.
Час его расплаты пробил. И я считал, что хорошо разобрался с ним.
Нелегко обрести друга. Еще труднее потерять врага.
Я не мог убить его, как это сделал бы он, как делал он, если ему переходили дорогу.
Я поквитался с ним способом, на который был способен.
Но вот эта записка в квартире Агаты, если ее сюда подложили не специально, доказывала, что я был не прав, считая, что он – виновник ее смерти. Ведь она, получается, была уже ему ничего не должна, и он не имел к ней вопросов.
И, возможно, наоборот, если рассматривать вариант, что он догадался, что я копаю под него и его бизнес, он таким оригинальным способом решил меня успокоить. Типа не должна ему ничего Агата уже. Все тип-топ.
Я подумал, что, наверное, большого о себе мнения. Бандюки не будут так ласково разбираться со своими противниками. Просто закатают в асфальт и все.
Мне уж понятно это было по предупреждающим разговорам и не менее красноречивым взглядам Синицына и Зернова. Они посчитали бы меня сумасшедшим, узнай, в какую опасную игру я ввязался. Но они не знали о том. Никто не знал. Я действовал в одиночку. Мне хватило своих ресурсов, чтобы подвести черту под достойным бизнесом.
Стоило ли сейчас мне выйти из тени и потребовать объяснений взамен на разблокировку счетов и компьютерных сетей?
Сложно сказать. Мне не надо было объяснений. Никаких. Я упивался своей местью и беспомощностью врага. И этого было мне достаточно.
Я представлял, как он брызжет ядовитой слюной, но ничего не может сделать. Абсолютно ничего.
И это меня удовлетворяло. Я думал о том, что последний аккорд: натравить на него таких же отморозков, как и он сам, будет звучать громко.
И тогда с ним будет покончено навсегда чужими руками.
Я прочитаю в газете его некролог. И буду очень доволен собой.
Вот такой у меня был план.
Но теперь, имея на руках эту расписку, ее оригинал, я начал беспокоиться, правильную ли я тактику выбрал, на того ли я обрушил своей гнев?