– Крайне утомительно для меня выслушивать вас, – сухо произнес Жан-Марк. – Поражаюсь, как это монахини могли терпеть вас больше двух лет.
– Они считали меня карой, полезной для их душ.
Неожиданная улыбка прогнала раздражительность с лица Жан-Марка.
– Я тоже так считаю.
Трудно сердиться на мужчину, способного улыбаться после своей не правоты.
– Полагаю, вы довели ее до слез.
Жан-Марк только развел руками.
– Я и вообразить себе не мог, что она так расстроится. Вам лучше пойти к ней. Она, похоже, совершенно обезумела.
– Возможно, мне следует пойти к ней и объяснить, что я сам хочу на ней жениться и по своей воле. Не понимаю, почему она вдруг так меня невзлюбила. Я ведь хочу только помочь бедной малютке, – недоумевал Филипп.
– Чтобы она чувствовала вашу жалость к себе? – Жюльетта уже стояла у лестницы. – Даже Жан-Марк был бы ей лучшим мужем, чем вы.
– Стало быть, вы передумали насчет моих возможностей? – осведомился Жан-Марк.
– Нечего иронизировать только потому, что я оказалась права, а вы – нет. Не вижу, почему муж должен быть проблемой. Франсуа говорит, что вы весьма сильны в подкупе. Так купите ей мужа.
– Ах, теперь я должен купить ей мужа! На рынке рабов в Аравийской пустыне? Где же я найду такого удобного мужа?
– Это ваше дело. Я сказала, что вам нужно. Ваша забота – устроить это.
Дверь комнаты Катрин затворилась за Жюльеттой, и она немного постояла, про себя ругая Жан-Марка и всю мужскую половину человечества. Катрин лежала на кровати в полном отчаянии, и ее хрупкое тело сотрясалось от рыданий.
– Прекрати реветь! – Жюльетта шагнула к ней. – Со всей этой глупостью уже покончено.
Катрин быстро перекатилась на спину и села.
– Я не могу этого сделать, Жюльетта, а Жан-Марк сердится на меня.
– Я знаю, что ты не можешь. – Жюльетта взяла со столика у кровати полотняный носовой платок и ласково вытерла щеки подруги. – Никто не собирается заставлять тебя выходить замуж за Филиппа, если ты этого не хочешь.
– Как мог Жан-Марк просить его о таком? – недоумевала Катрин. – Филипп заслуживает жены чистой и незапятнанной…
– Филиппу несказанно повезло бы, если бы он женился на тебе.
– Нет, я не гожусь для…
– Хватит молоть чепуху! – Жюльетта старалась обуздать свое нетерпение. – Я не стану пытаться уговорить тебя выйти замуж за Филиппа, но ты понимаешь, что должна это сделать – стать замужней женщиной.
Катрин покачала головой.
– Это и Жан-Марк сказал. Из-за того, что я опозорена?
– Да, из-за того, что они с тобой сделали.
– Это мне кажется… нечестным. Я не хочу выходить замуж.
– Я знаю, Катрин. – Жюльетта уселась рядом с подругой на кровать и взяла обе руки Катрин в свои. – Но ты понимаешь, что я никогда не попросила бы тебя сделать что-то, если бы это не было тебе во благо?
Катрин безучастно кивнула.
– Значит, ты сделаешь так, как я скажу?
– Не за Филиппа.
– Нет, не за Филиппа. – Жюльетта крепче сжала руки Катрин. – За кого-нибудь другого.
Катрин напряглась.
– Он не причинит мне боли?
Приступ ярости у Жюльетты тут же сменился страстным приливом нежности.
– Обещаю, тебя не обидят.
– Я не перенесу, если кто-то еще раз так дотронется до меня.
– Этого не случится. Доверься мне.
– Я тебе доверяю. Я сделаю все, что ты захочешь. – Катрин высвободила руки из пальцев подруги, и Жюльетта поняла, что та уже снова отдаляется. – По-моему, мне лучше сейчас посидеть в саду.
– Не забудь захватить шаль. – Жюльетта поднялась. – Ты присоединишься к нам за ужином?
– Что? О нет, спасибо. Я, наверное, сегодня пораньше лягу спать.
Она уже спит, в отчаянии подумала Жюльетта. Когда же она проснется?
– Хочешь, я приду и расчешу тебе волосы после ужина. Иногда это помогает спокойно уснуть.
– Нет, спасибо. Мне лучше побыть одной. – Катрин отвела глаза от Жюльетты. – Только если ты не считаешь, что это необходимо.
Услышать такое от Катрин, которая настолько не выносила одиночества, что иногда искала общества Жюльетты в склепе сестры Бернадетт!..
– Нет, я просто подумала, может, тебе захочется посидеть вместе. – Жюльетта направилась к двери. – Я скажу Мари, что ты будешь ужинать у себя в комнате.
И тут на лестнице Жюльетте в голову пришла идея.
Это было слишком абсурдно.
А может, и нет?
– Вы не можете проработать здесь и весь этот ужин, Жан-Марк. – Жюльетта открыла дверь кабинета уже на следующий вечер. – Вы должны сегодня поужинать с нами.
– Должен? – насмешливо переспросил Жан-Марк. Жюльетта кивнула.
– У нас гость.
– Какой еще гость? – Стул Жан-Марка скрипнул, когда он оттолкнул его от стола. – Черт побери, вы же знаете, мы не можем принимать гостей, пока вы с Катрин в доме!
– Присоединяйтесь к нам в золотом салоне через несколько минут. – И Жюльетта вышла из кабинета.
Франсуа Эчеле, когда его проводили в столовую, выглядел на удивление элегантным. Его темные волосы были зачесаны назад и перевязаны черной лентой, а темно-синий камзол сидел на нем так же безупречно, как на Жан-Марке и Филиппе. Его изящный поклон был исполнен светскости, и Жюльетте припомнились слова Филиппа о Франсуа – признанном соблазнителе. Очевидно, в характере пантеры есть скрытые от глаз грани.
– Добрый вечер, месье Андреас, – приветствовал Франсуа Жан-Марка и нетерпеливо продолжал:
– В этой пародии на светский ужин нет никакой необходимости. Давайте займемся делом. Зачем вы за мной посылали?
– Я не посылал за вами.
– Тогда почему я здесь?
– Понятия не имею. – Жан-Марк обернулся к Жюльетте. – А что, если мы спросим мадемуазель де Клеман?
– Потом, – сказала Жюльетта, не сводя глаз с Франсуа. – Поговорите пока. Я еще поразмышляю об этом.
– Как прикажете. Мы не осмеливаемся нарушать ваши глубокомысленные думы. – Жан-Марк стал разливать вино из серебряного кувшина в бокалы, поставленные Мари на стол из розового дерева. – Дюпре еще в Париже, Эчеле?
– Наверное, теперь уже ненадолго. Жорж-Жак вскоре может отправиться на фронт. Он попросит Марата приказать Дюпре сопровождать его.
– Наверное? – Жан-Марку стало не по себе. – Я не привык зависеть от неопределенности. Не можем ли мы чуть-чуть ускорить это дело? Сколько понадобится, чтобы стражи на посту смотрели в сторону?
– Этого сделать нельзя.
– Я мог бы как следует расщедриться.
– Невозможно.
– Неподкупных людей не бывает.
Франсуа наклонил голову.
– И никто не знает этого лучше вас, не так ли? Вы посещаете Национальный конвент чаще самих депутатов.
– Вы против, что я увеличиваю состояние ваших товарищей-революционеров? – негромко спросил он.
– Жорж-Жак говорит, и я с ним согласен, что революция – это воплощение сияющей добродетели. Такой она должна быть. – Франсуа покачал головой. – Но он ошибается. Я знаю, какими продажными могут быть некоторые люди в Конвенте.
– И вы против этого не возражаете?
– Я признаю это. – Франсуа помедлил. – Пока это не бьет в сердце революции. Подкупайте кого хотите, чтобы обойти таможенные сборы и торговые эмбарго. Мне все равно. Только держитесь подальше от прав человека и конституции.
Жан-Марк, сощурившись, с вызовом спросил:
– А что бы вы стали делать, если бы я попытался внести парочку поправок в эти августейшие документы?
Франсуа приветливо улыбнулся.
– Вырезал бы у вас сердце.
Жан-Марк медленно, как бы нехотя, улыбнулся.
– Не думаю, что мне понадобится трогать ваши права человека. Большей частью я их одобряю.
– Какое счастье для нас обоих!
Жюльетта следила за разговором с живейшим интересом. Эти двое мужчин были совершенно разными, однако они улыбались друг другу с полным пониманием. Ей следовало остановить этот словесный менуэт.
– Почему невозможно подкупить солдат на постах?
Франсуа обернулся к ней.
– Потому что их страх перед Дюпре сильнее жадности до франков, мадемуазель. Жадность – всеобщее явление, но у нее есть определенные пределы.
– Вполне растяжимые. – Жан-Марк протянул один из серебряных бокалов с вином Жюльетте. – Может быть, вам удастся уговорить их… Что не так?
– Ничего. – Жюльетта не могла отвести глаз от темно-красного вина в бокале. Приступ тошноты болезненно сжал желудок. Ее не должно стошнить.
– Вам дурно? – Взгляд Жан-Марка был прикован к ее лицу. – Вы побелели. Глотните вина.
– Нет! – Жюльетта оттолкнула от себя бокал. – Мне не станет дурно.
– Прекрасно. Только не надо так яриться. Я просто подумал, что глоток вина приведет вас в чувство.
– Жюльетта не любит вина, – сказал Филипп. – Я часто дразню ее этим. Во время еды она пьет только воду.
– Как странно! – Жан-Марк внимательно вглядывался в Жюльетту. – И нездорово. Вода в аббатстве, должно быть, гораздо чище, чем в Париже.
Жюльетта отвела глаза от бокала.
– Не знаю, так это или нет.
– Я припоминаю, Катрин рассказывала, что вино в аббатстве было превосходным. Что монахини сами выращивали виноград и…
– Я возьму его. – Франсуа взял бокал из рук Жан-Марка. – Нам, бедным республиканцам, не часто выпадает возможность дегустировать вина из погребов королей торговли. – Он поднес бокал к губам и сделал глоток. – Превосходное.
К облегчению Жюльетты, внимание Жан-Марка тут же переключилось на Франсуа.
– Я в восторге, что республиканцы умеют ценить еще кое-что, помимо прав человека.
Франсуа улыбнулся:
– Я баск. А никто не умеет ценить радости жизни больше, чем баски.
Франсуа намеренно отвлек внимание Жан-Марка, когда понял, что Жюльетте не по себе, – поступок, казалось, совершенно не в его характере. Но так ли это? Жюльетта задумчиво посмотрела на молодого человека.
– Пора ужинать, – коротко объявила она. – Мари прекрасная кухарка, Франсуа. Лучшая из всех, кого вы можете найти на кухне любого заведения в Париже.
Мари уже подала четвертую перемену блюд, когда Жюльетта неожиданно нарушила молчание: