– Жюльетта де Клеман. – Нана повернулась к Уильяму. – Не могу добраться до этого крючка. Помоги мне, пожалуйста, Уильям.
Его ловкие пальцы быстро и уверенно справились с женскими премудростями, и платье соскользнуло к ее ногам. Нана взглянула на его руку, квадратную и сильную, руку солдата или человека, трудившегося на земле. Легкая дрожь предвкушения охватила ее при мысли, что эти пальцы будут делать с ней через несколько минут. Она никогда не знала любовника более искусного, чем Уильям, такого, кто мог бы распознавать состояние женщины с такой точностью. Нана пять долгих лет была замужем за человеком вдвое старше ее и, оставшись вдовой, поклялась, что больше никогда не выйдет замуж. Однако иногда она раздумывала, что ответила бы Уильяму, потребуй он, чтобы ее тело принадлежало ему одному.
Впрочем, Уильяму было нужно только то, чего хотела она сама. Иногда приходить в эту маленькую захудалую гостиницу, где никто не задавал вопросов, обмениваться информацией, а потом получать от ее тела такое же острое удовольствие, какое получала от него она. Если и бывало временами, что они испытывали взаимное чувство теплого товарищества или смеялись вместе, то все это казалось преходящим.
– Мужчину зовут Жан-Марк Андреас. По-моему, она его любовница.
Уильям поцеловал ее в лопатку.
– Правда?
Нана кивнула.
– Между ними что-то есть. Ты думаешь, риск стоит денег?
– Возможно. Она не сказала тебе, что это за предмет?
– Надо было выяснить?
– Нет, ты поступила правильно. Мы можем узнать все, что нам нужно, как только получим информацию к размышлению.
– Ты собираешься передать сообщение королеве?
– За два миллиона ливров? Разумеется. Нам всегда нужны деньги. Месье не так щедр, как следовало бы, да еще столько поставлено на карту.
– Ты всегда можешь направить послание в Лондон премьер-министру. – Глаза Нана блестели. – По-моему, у такого благородного английского господина, как ты, должно быть много способов для разведки.
– Иди ко мне в постель, и я покажу тебе один-два способа для разведки вдвоем, распутница.
Нана хихикнула и обнаженная, вертя бедрами и пританцовывая, подбежала к кровати.
– Не уверена, что ты знаешь, как это делается. Тебе известно, как я люблю спать с французами. Вот кто знает, как доставить удовольствие женщине. А вы, англичане, слишком… – Она взвизгнула, смеясь, когда он повалил ее на кровать, развел широко ноги Нана и одним рывком вошел в нее. Сегодня никакой дразнящей подготовки, только жаркие, резкие и частые удары, пока она не взмолилась о пощаде. Она даже не думала, что сегодня ночью хотела его именно так, но Уильям, как всегда, знал. Нана закусила губу, чтобы сдержать рвущийся откуда-то снизу яростный крик восторга, когда наслаждение достигло высшей стадии исступления, оставив ее слабой и бездумной от полученного удовольствия.
Прошло несколько минут, прежде чем Нана могла снова заговорить:
– Очень интересный способ. – Она прижалась щекой к впадине между его плечом и шеей. – Ты побудешь со мной немножко?
– Да. – Он дотронулся до ее щеки губами. – Не хочу сегодня ночью быть один.
Нана подняла голову и взглянула ему в лицо. Было странно услышать такое от Уильяма. Казалось, что, кроме плотских удовольствий, ему ничего ни от кого не нужно. Он выполнял задания, данные ему Месье, тонко и умно, и поэтому вся их группа полагалась на него как на руководителя безоговорочно, однако Нана не видела, чтобы он как-то проявлял свои чувства в отношении этих обязанностей. Но с тех пор, как от Месье пришло последнее послание, Уильяма не покидало беспокойство.
– Почему ты… – Нана умолкла, заметив замкнутое выражение его лица. Он не нуждался в ее помощи. Они хорошо работали вместе и доставляли друг другу плотскую радость. И этого было достаточно. Нана поцеловала его в плечо и сказала притворно-легкомысленным тоном:
– Хорошо, что ты остаешься. Не можешь же ты бросить меня в таком состоянии.
Уильям удивленно посмотрел на нее.
– Ты не получила удовлетворения?
– О, ты прекрасно справился! – подмигнула Нана. – Для англичанина. – Она протянула к нему руки. – А теперь иди сюда и позволь мне показать тебе, насколько лучше это получается у парижанки.
Кто-то открывал парадную дверь.
Жан-Марк поднял глаза от своих бухгалтерских книг и поглядел на часы, тикающие на камине в кабинете. Кто это мог быть в такое время? Звук через закрытую дверь кабинета доносился очень слабо. Возможно, он ошибся. Жан-Марк сам запер входную дверь, когда они с Жюльеттой возвратились из кафе.
Нет, черт побери, он не ошибся! Кто-то там возился.
Жан-Марк поднялся и вышел за дверь.
– Робер?
Ответа не последовало.
Входная дверь была распахнута настежь, и вестибюль заливал ледяной дождь, оставляя лужи на мраморном полу.
Жан-Марк пересек вестибюль и встал на пороге, оглядывая улицу. Ветер рвал на нем рубашку.
В нескольких метрах впереди, в темноте, что-то белело.
Жюльетта!
Одетая в одну развевающуюся на ветру белую ночную рубашку, Жюльетта решительно шагала по улице.
– Господи Иисусе! – Жан-Марк сбежал по ступенькам и бросился следом за девушкой. Догнав, Жан-Марк схватил ее за плечо и круто развернул лицом к себе.
– Что еще вы затеяли теперь? Матерь Божья, да вы даже без туфель! И куда это вы собрались?
– В аббатство.
– Что? Не слышу. – Его рука соскользнула с плеча девушки и схватила ее за запястье. – Вы что, хотите заболеть? Отродясь не видел такой глупой…
– Аббатство. Я должна пойти туда.
– Никакого аббатства нет, черт побери! – Жан-Марк потащил девушку за собой к дому.
– Нет, я должна идти. Еще ничего не кончено… В этот раз у меня получится лучше.
Жан-Марк ввел спотыкающуюся Жюльетту наверх по ступенькам в дом.
– Отпустите меня. Мне надо вернуться в аббатство.
Жан-Марк захлопнул дверь и запер ее.
– Успокойтесь. Я замерз и вымок, и мне совсем не доставляют удовольствия ваши хитрости, Жюльетта. – Он зажег свечи в серебряном подсвечнике на столике у двери. – Вы женщина, действующая импульсивно, но не иррационально. Вы хотели, чтобы я слышал, как вы ушли, и сделали это намеренно. А теперь признавайтесь, куда вы… – Жан-Марк осекся, увидев выражение ее лица.
Лицо Жюльетты было совершенно пустым, а глаза невидяще смотрели перед собой. Промокшая насквозь ночная рубашка прилипла к ее худенькому телу, капли дождя стекали по щекам, но она словно не замечала их.
Девушка повернулась и снова стала теребить замок.
– Аббатство. В этот раз я все смогу сделать как надо. Мне надо идти…
Жан-Марк остановился перед ней и оперся на дверь, преграждая путь Жюльетте, напряженно глядя ей в лицо. Его пронизал холод, но не от промозглой погоды и мокрой одежды.
Боже милостивый, да она спит! Жан-Марку доводилось слышать рассказы о людях, ходивших и говоривших во сне, но он им никогда не верил. Может, это был не сон, а какое-то умственное расстройство.
– Кровь. – Жюльетта отперла замок. – Я должна остановить кровь. – Девушка разволновалась, ее глаза блестели от слез. – Почему я не могу остановить кровь?
– Жюльетта, не надо. – Жан-Марк схватил ее за плечи. – Позвольте мне…
Она пронзительно закричала.
Жан-Марк отпустил ее, потрясенный этим мучительным диким воплем.
Этого он уже вынести не мог и с силой встряхнул Жюльетту. Потом еще раз, еще.
– Проклятие, да проснитесь же! Я этого не потерплю. Проснитесь…
– Да перестанете ли вы меня трясти? – Жюльетта говорила надменно и холодно. – Я знала, что вы хотите причинить мне боль, но это уже чересчур.
– Вы проснулись. – Жан-Марка охватило облегчение. Глаза Жюльетты гневно сверкали. Жан-Марк отпустил плечи девушки и отступил. – Матерь Божья, ну и напугали же вы меня!
– Так вам и надо. Я очень сердита. Зачем вы принесли меня сюда?
Жан-Марк от удивления чуть не потерял дар речи.
– Я вас не приносил. Вы во сне встали и вышли на улицу…
– Чушь! Никто не ходит во сне, и, уж конечно, не я.
– Пусть будет по-вашему. Так вы ничего не помните? – Он недоверчиво смотрел на нее.
– А что я должна помнить? Вы, по всей вероятности, вошли в мою комнату и принесли меня сюда с какой-то своей целью. – Жюльетта потрогала свою ночную рубашку и поежилась. – А зачем вы открыли дверь и залили все дождем? Я вся промокла.
– Приношу свои извинения. – Она явно не только ничего не помнила, но и придумывала объяснения, чтобы не вспоминать. – Возможно, вам лучше пойти к себе и переодеться. Я разбужу Мари и велю приготовить чай.
– В этом нет необходимости. Я без труда засну, если вы уже закончили со своими шуточками.
– О, вполне!
Жюльетта повернулась, и ее ночная рубашка заколыхалась в такт ее движениям, когда она стала подниматься по ступенькам.
– Вам когда-нибудь снится аббатство, Жюльетта?
Девушка остановилась, но не обернулась.
– Нет, конечно. Это Катрин снятся дурные сны. А я выбросила из головы все мысли об этих негодяях.
– Понятно. – Жан-Марк провожал взглядом Жюльетту, пока та не исчезла в коридоре.
"Еще ничего не кончено.
Мне надо вернуться в аббатство.
В этот раз я все смогу сделать как надо".
Странные слова для женщины, выбросившей из головы эти воспоминания.
Жан-Марк задул свечи и направился к лестнице. Он знал, что теперь ему совсем не заснуть: прежде мешало растревоженное тело, теперь его ум был заинтригован той загадкой, что поставила перед ним Жюльетта.
Анна Дюпре кокетливо расположилась на атласной кушетке, аккуратно расправив широкие парчовые юбки.
– Кажется, вы пребываете в добром здравии, Рауль. Вы не приезжали повидаться со мной более двух месяцев, и если бы я не услышала о том, как вы заняты, то упрекнула бы вас в пренебрежении мною.
– Я не мог выбраться. Марат считает меня незаменимым.
В своем платье из розовой парчи мать выглядит такой неподражаемо великолепной, как самая знатная герцогиня, а некоторая полнота придает ее высокой фигуре еще более величественный вид, с обожанием подумал Рауль Дюпре. Он смотрел на мать со смешанным чувством почитания и страха. Седеющие волосы Анны Дюпре были уложены по последней моде – год назад Рауль доставил ей служанку. Ее чувственные губы были накрашены в такой ярко-красный цвет, что рот казался кровавым, а чуть левее от верхней губы красовалась мушка в форме сердечка. Анна Дюпре обожала мушки и час