– Возможно, я узнала, как мудро быть глупой. – Жюльетта уселась на пятки. – А ты – как глупо быть мудрой. – Она широко улыбнулась, и ее карие глаза блеснули в свете свечи. – Правда, это звучит безобразно глубокомысленно. А теперь мы должны найти способ объединить и то и другое в некой гармонии.
У Катрин неожиданно поднялось настроение.
– Оставайся сегодня на ночь в моей комнате, – порывисто сказала она. – Помнишь, как иногда в аббатстве я проскальзывала в твою келью и мы болтали и смеялись почти до утренних молитв?
Жюльетта вскочила на ноги и подбежала к кровати.
– Надевай ночную рубашку. – Она откинула покрывало и нырнула под одеяло.
Катрин засмеялась и направилась к комоду за ночной рубашкой. Она вдруг почувствовала себя юной и беззаботной, полной радости просто от того, что живет на свете.
Жюльетта болтала о портрете Мишеля, затем перескочила на более чем сомнительную оценку характера Филиппа, а потом перешла на искусство изготовления вееров.
Катрин скользнула в постель рядом с Жюльеттой и уже нагнулась, чтобы задуть свечи. Жюльетта замолчала.
Катрин обернулась к подруге.
– Жюльетта!
– Все не так, как прежде. Мы не можем вернуть этого прошлого, правда?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Прежние времена… Я думала, мы можем уйти туда, хотя бы ненадолго… Но мы теперь уже совсем не те. Мы не можем болтать и хихикать до рассвета. Не можем стать детьми.
– Нет. – Катрин поразмыслила. – Но, наверное, это и к лучшему. – Она протянула руку и взяла пальцы Жюльетты в свои. – Я думаю, наша дружба теперь крепче. Сегодня днем ты призналась, что любишь меня. А тогда ты этого сказать не могла.
Пальцы Жюльетты переплелись с пальцами Катрин.
– Я тебя действительно люблю. И если бы не это, то я бы оставила тебя жить в тишине и покое в твоем саду, где мне не надо было бы о тебе беспокоиться. – Она сделала попытку рассмеяться. – Ты же знаешь, какая я эгоистка. На следующей неделе я, наверное, скажу тебе, чтобы ты забыла все, что я сказала, и… Нет, это не правда. Я хочу, чтобы твоя жизнь была полной и богатой. Я не позволю, чтобы ты этого лишилась.
Между ними наступило молчание.
– Я тоже хочу, чтобы твоя жизнь была полной и богатой, Жюльетта. – Катрин нерешительно помолчала, а потом робко спросила:
– Почему именно Жан-Марк? Ты же знаешь, он…
– Знаю. Но это ничего не меняет.
Так они и лежали, дружески сплетя пальцы и глядя на обрамленные серебром тени комнаты.
Спустя долгое время Катрин спокойно произнесла:
– Когда ты соберешься в Париж, я поеду с тобой.
Филипп помог Жюльетте сесть в экипаж, а потом помедлил, глядя на Катрин.
– Я этого не одобряю. Ваше место здесь.
– Мое место там, где я сама решу. – Катрин улыбнулась и протянула руку. – Позаботьтесь о моем Вазаро, Филипп. И не оставьте вниманием Мишеля. Смотрите, чтобы он каждый день делал уроки.
– Хорошо. – И, поднося ее руку к губам, Филипп серьезно прибавил:
– Я стараюсь, Катрин.
– Я знаю. – Катрин позволила ему подсадить себя в экипаж и расположилась рядом с Жюльеттой.
Филипп отступил, дал знак Леону, и экипаж рывком тронулся с места.
Он загрохотал по подъездной аллее мимо лимонных деревьев по направлению к дороге. Филипп стоял, глядя им вслед, и, когда они повернули на Канны, поднял руку, прощаясь. Луч раннего утреннего солнца осветил его волосы, позолотив их.
– О чем ты думаешь? – с любопытством спросила Жюльетта, глядя в лицо подруги.
– О том, какой он красивый. – Голос Катрин звучал отстраненно. – Если бы не аббатство, я, наверное, вышла бы за него замуж и была бы счастлива. И мне никогда не пришло бы в голову желать чего-то большего, чем то, что я видела в нем, потому что во мне самой было не больше глубины.
– Ты более основательный человек, чем считалось!
– Я была нестерпимо чопорной.
– Просто чопорной. – Глаза Жюльетты озорно блеснули. – Я же тебя терпела, правда?
– Мы обе терпели друг друга. – Катрин рассмеялась. – Боже праведный, и как я только позволяла тебе заставлять меня бегать за тобой в тот склеп!.. – Смех оборвался, но Катрин удалось обуздать ужас. Она решительно улыбнулась, изгоняя воспоминания и оставляя лишь те, которыми можно было дорожить. – Временами ты вела себя по отношению ко мне возмутительно.
Жюльетта, заметив ее усилия, протянула руку, сжав пальцы Катрин с осторожной небрежностью.
– Зато это было хорошо для твоего характера. Теперь Франсуа по сравнению со мной покажется тебе святым.
Франсуа. Катрин откинулась в экипаже, испытывая смешанное чувство возбуждения и страха. Откуда ей знать, нужна ли она еще Франсуа? Жюльетта сказала, что нужна, но она могла ошибаться. Шесть месяцев – большой срок. Возможно, у него уже есть другая.
Что ж, если уже слишком поздно, у нее хватит сил принять эту новость с достоинством.
Она не могла больше жить в райском саду.
– Мадемуазель Катрин, как приятно видеть вас в добром здравии! – Робер тепло улыбнулся, придерживая входную дверь. Его взгляд устремился через плечо Катрин на улицу, где Жюльетта присматривала за разгрузкой своих красок и холстов. Неожиданно она обернулась и взбежала по ступенькам.
– Здравствуйте, мадемуазель! – Робер так и засиял улыбкой при виде девушки. – Месье Андреас будет очень рад вашему возвращению. С тех пор как вы уехали, дом кажется совсем пустым.
Жюльетта усмехнулась.
– Я уверена в одном: в нем было гораздо тише. – Она развязала ленты шляпки. – Но почему вы открываете дверь? Где слуги?
– Никого больше нет, кроме Мари и меня. Месье Андреас уволил их всех через несколько дней после вашего отъезда из Парижа.
– Как странно! – Жюльетта нахмурилась. – Я поговорю с ним об этом. Где он?
– Он еще не вставал.
– Боже правый, да ведь уже почти полдень! Он ведь всегда встает рано. – Глаза Жюльетты тревожно заметались. – Он болен? – И она бегом бросилась к лестнице. – Я должна посмотреть, Катрин. Проследи, чтобы при разгрузке не повредили портрет Мишеля.
Минуту спустя Жюльетта ворвалась в комнату Жан-Марка.
– Что случилось? Ты болен? Я же знала, мне ни за что не следовало уезжать. – Она поспешила к окну и отдернула шторы, впуская свет. – Смотри, что вышло. В доме нет слуг, ты заболел и…
– Жюльетта. – Голос Жан-Марка звучал хрипло со сна и от удивления. – Какого черта ты здесь делаешь?
– Мне пора было возвращаться. – Жюльетта подбежала к кровати и бросилась в объятия Жан-Марка. Прежде чем он успел что-то сообразить, девушка покрыла его лицо поцелуями. – Ох, Жан-Марк, я так по тебе соскучилась! Пожалуйста, не болей. Все время, пока я бежала по ступенькам, я думала: «Что, если он заболел? Что, если он умрет?» Я не вынесу, если ты…
– Тише! – Жан-Марк обнял ее и крепко прижал к себе. – Я вовсе не болен.
– Тогда почему ты еще в постели?
– По весьма уважительной причине – я лег в постель почти на рассвете.
Его сердце громко билось рядом с ухом Жюльетты, и она прижалась щекой к темным волосам, покрывавшим его грудь.
– Что ж, с твоей стороны очень нехорошо так пугать меня.
– Могу я обратить твое внимание на то, что не знал о твоем возвращении? Почему ты не прислала записку и… А, ладно! – Он запрокинул ей голову, и его губы с яростной страстью прижались к ее губам.
Жюльетта крепче обняла его – ее душа ликовала и разрывалась от радости. Он был здоров, силен, и они снова были вместе.
Жан-Марк поднял голову. Его дыхание участилось.
– На ком-то из нас слишком много всего надето, и, по-моему, этот человек – ты. Разденься, Жюльетта. Господи, как же я скучал по тебе!
– Правда? Я и хотела этого. – Жюльетта задумчиво посмотрела на Жан-Марка. – Правда, Жан-Марк?
– Правда. – Он отбросил ее шляпку, и та полетела в другой конец комнаты. – Что я и собираюсь немедленно продемонстрировать, если ты будешь так любезна и снимешь…
– Не могу. – Жюльетта неохотно встала. – Тебе следует одеться и спуститься вниз. Здесь Катрин.
– Катрин? – Жан-Марк нахмурился. – Зачем она приехала в Париж? Ей не следовало покидать Вазаро. Вам обеим незачем было возвращаться.
– Ты же знал, что я вернусь, – спокойно произнесла Жюльетта. – Я не могла оставить тебя одного, и есть кое-что, что я должна сделать.
Жан-Марк отбросил одеяло и потянулся за парчовым халатом, висевшим на стуле.
– Проклятие, вы что, не слышали, что здесь творится? Якобинцы окончательно взбесились. Они хватают и убивают всех, кто попадается им на глаза. Они казнили жирондистов, обвиняя их в измене, и аристократов, кто попался им под руку, и всех остальных, против кого что-то имели. После смерти королевы гильотина работает день и ночь. Черт побери, вам здесь небезопасно!
– Гильотина. – Жюльетта содрогнулась, вспомнив тот день на площади Революции. Королева в ее хорошеньких красных прюнелевых туфельках… – Еще смерти?
Жан-Марк запахнул халат и обернулся к ней.
– Возвращайтесь в Вазаро. Когда смертей так много, они становятся будничным делом. У меня было бы мало шансов спасти тебя, если бы ты попала под трибунал.
Жюльетта сделала попытку улыбнуться.
– А ты бы не хотел, чтобы я попала на гильотину? Было бы очень печально, если бы меня было некому оплакивать.
– Я бы не хотел, – медленно произнес Жан-Марк. – Настолько бы противился, что скорее всего был бы вынужден найти способ уничтожить и эту чертову гильотину, и нацию, приказавшую применить ее к тебе.
У нее перехватило дыхание.
– Как… удивительно! Ты действительно стал бы меня оплакивать?
– Боже милостивый, разве я не сказал… – Жан-Марк умолк и отвернулся, чтобы девушка не могла увидеть его лица. – Однако Франсуа был бы крайне огорчен, если бы я уничтожил его драгоценные права человека, а это, по-видимому, было бы следствием моих действий. Так что давай постараемся любым способом избежать этого. Возвращайтесь в Вазаро.
Жюльетта только улыбнулась.