«Мне нужно попасть к Сэму». Если я буду знать, где он, то, может быть, смогу украсть у кого-нибудь ключи и выпустить его… Закрываю глаза и думаю об этом; как перебраться за ограду и как хорошо будет сбежать отсюда и вернуться к маме и Ланни. Это помогает мне помнить о том, что это место – ненастоящее. Там, снаружи, все настоящее. А здесь все… поддельное.
Застенчивая круглолицая девушка лет двадцати приносит мне миску супа и хлеб, и я на миг задумываюсь о том, следует мне есть это или нет. Я ужасно голоден, но… я не доверяю этой еде.
Девушка сразу же понимает мои сомнения. Она подходит, берет ложку, зачерпывает суп из моей миски и отламывает кусок от моего хлеба. Потом съедает это, продолжая странно улыбаться.
– Видишь? – говорит она. – Все безопасно. Мы не станем ничем вредить тебе, брат.
Я все равно отодвигаю миску.
– Я правда не очень хочу есть, – говорю ей. Однако съедаю маленький кусочек хлеба. Он очень вкусный.
– Что ж, – отзывается она, – если ты не голоден, я, конечно, понимаю это. Ты можешь прийти сюда в любое время, когда захочешь поесть. Просто спроси меня. Я сестра Лирика.
Когда она забирает миску и уносит прочь, я сразу же жалею о своем отказе, но съедаю весь остальной хлеб. В него, вероятно, ничего не подмешано, раз уж она его попробовала – по крайней мере, я убеждаю себя в этом, потому что не могу перестать жевать его. Сестра Лирика приносит мне запечатанную пластиковую бутылку воды, и я откручиваю крышку и пью воду.
– Хлеб очень вкусный, – говорю, доедая последний кусочек. – А сестра Гармония – ваша начальница?
– Она – старшая жена, – отвечает Лирика и моргает. – Она в ответе за всех сестер.
Девушка явно считает странным то, что я этого не знаю. Я гадаю, бывала ли она когда-нибудь за пределами этих стен, видела ли хотя бы кусочек настоящего мира.
– Старшая жена? – переспрашиваю я. – А сколько у него вообще жен?
Этот вопрос, похоже, тоже ставит ее в тупик, как будто я спрашиваю о каких-то очевидных вещах.
– Мы все – невесты патера Тома, – говорит она. – Как повелел Господь.
Гармония замечает, что мы разговариваем. Она широкими шагами подходит к нам, так, что ее длинная юбка развевается позади, и приказывает:
– Сестра Лирика, вернись к работе, пожалуйста. Юному брату ни к чему твоя болтовня.
Лирика спешит уйти, забрав мою тарелку из-под хлеба и бутылку с водой. Я успел отпить всего пару глотков. Несколько долгих секунд Гармония смотрит на меня, потом собирается уйти. Странно. Она не похожа на мою маму, но что-то такое в ней есть. Может быть, сердитый взгляд. Мне кажется, она сердится не на меня. Просто… сердится.
Я спрашиваю:
– Вы считаете это нормальным?
Сестра Гармония поворачивается лицом ко мне. Я стараюсь говорить тихо, так же, как она, когда предупреждала меня.
– Что именно я считаю нормальным?
– То, как он обращается с вами. – Я окидываю взглядом комнату. – Со всеми вами.
– Господь сказал: «Также и вы, жены, повинуйтесь своим мужьям». Я подчиняюсь повелению Господа.
Да, но ей это не нравится, я же вижу. Я думаю, видит ли это и патер Том… но если он видит, почему поставил ее тут главной?
Потом вспоминаю слова Лирики: «Она в ответе за всех сестер».
Так же как Сэм в ответе за все, что я сделаю здесь неправильно. Ее поставили главной, и это значит, что она должна подчиняться, иначе другие женщины пострадают.
Хлеб был вкусным, но теперь он тяжелым комом лежит у меня в желудке. Как будто я поел в загробном мире и теперь никогда не смогу уйти.
Сестра Гармония наклоняется, что бы смести крошки со стола в ладонь, и при этом шепчет:
– Не ходи к водопаду, чтобы ты ни делал. – Потом выпрямляется. – Теперь ступай со мной. Я покажу тебе, где ты будешь спать.
– Я хочу увидеть Сэма, – говорю я ей.
– Эта часть запретна.
Она не собирается спорить. Просто идет прочь, чтобы выбросить крошки в ведро, потом смотрит на меня, ожидая, что я пойду за ней. Я должен решить, идти мне или нет. Снова вспоминаю слова Лирики. Если Гармония в ответе за этих женщин, она, вероятно, в ответе и за меня, их гостя, пока я на их попечении. И это означает, что, если я буду бродить здесь без разрешения, ее накажут, как и Сэма.
Я не могу так рисковать.
Я иду за ней.
21. Гвен
У меня внутри нарастает давление, словно не вырвавшийся наружу крик. Оно сдавливает сердце и легкие, и как бы глубоко я ни дышала, давление не ослабевает. По мере того как удаляюсь от своих неожиданных и временных союзников, я чувствую себя все более открытой и уязвимой. Нам нужна настоящая помощь. Настоящие варианты.
Может быть, Джи Би сумеет дать нам это…
Мы едем прочь от жилого комплекса Бельденов; машина подпрыгивает на узкой ухабистой грунтовке, ведущей к трелевочной трассе. Сыновья Бельденов, дежурящие у ворот, отворяют их перед нами и закрывают позади нас. Эти ворота расположены так далеко от их жилья, что Бельдены сильно заранее получают весть о том, что кто-то едет к ним. Если сюда явятся служители закона, у этой семейки будет уйма времени на то, чтобы скрыть улики.
Мне отвратительно, что я оказалась в долгу перед этими людьми.
Ланни сидит молча, потом вдруг произносит:
– Мам, а что, если Сэм и Коннор сбежали от них? Что, если они вернутся домой, а нас там нет?
Все мое тело ноет от неожиданного прилива эмоций – настолько привлекательна сейчас мысль об их возвращении домой. И настолько же невозможна.
– Если они это сделают, то свяжутся с нами, – говорю я ей. – Любой из них может позвонить нам или в полицию, и мы сразу же узнаем об этом. – Достаю свой телефон. – Он всегда включен, милая.
Я знаю, что это рискованно. Телефон Сэма может быть у похитителей, если они только не выбросили его, как предположил Майк Люстиг. И если они этого не сделали, то сейчас у них есть средство постоянно следить за мной. Сэм поставил у себя приложение, отслеживающее мой телефон. Я глубоко дышу, стараясь справиться с очередным мощным приступом тревоги. В обычное время я выкинула бы наши телефоны и обзавелась бы новыми.
Мне приходится напомнить себе, что если телефон Сэма у них и если они этот телефон включат, я смогу проследить его.
Проверяю. Он выключен.
Перед глазами у меня проносится сцена: мать Реми Лэндри печет печенье для сына, который никогда не вернется домой и не отведает это печенье. Во рту у меня пересыхает, мне становится так холодно, что на коже проступают мурашки. «Нет. Этого не случится. Не с нами».
– Нам нужно ехать домой, – говорит Ланни, но на самом деле она не хочет этого. Наш дом осквернен людьми, вломившимися в него. Дырами от дроби в стене и в потолке. Воспоминаниями. Она представляет, что войдет в жилище, не несущее в себе этих жутких напоминаний, но в реальности все окажется иначе. Никто из нас больше не может чувствовать себя там в безопасности.
– Джи Би поможет нам, – говорю я ей. И молюсь, чтобы это оказалось правдой, потому что если мы не найдем там помощи, следующий мой звонок будет в ФБР. Это спусковой крючок, который я отчаянно боюсь нажимать. Если вмешается ФБР, из этого, конечно, может выйти что-нибудь хорошее… но и плохое тоже. Руби-Ридж. Уэйко [15].
Коннор и Сэм могут оказаться под смертоносным перекрестным огнем.
– Но что, если они…
– Если смогут освободиться, они освободятся. И боже упаси кому-то встать у Сэма на пути, если он будет защищать Коннора.
Я пытаюсь поверить в это. Пытаюсь убедить в этом Ланни. И это действует, пусть и немного: непреходящее, удушающее давление внутри спадает достаточно, чтобы я снова могла дышать. Смотрю на приборы, проверяю, сколько у нас осталось бензина; это рефлекс, выработанный за время жизни в глуши. Горючего достаточно.
Но до меня вдруг доходит, что хотя внедорожник сжигает довольно много бензина, «автодом» должен жрать в несколько раз больше.
И неожиданно я понимаю, как нам сузить район поиска. Вряд ли около логова сектантов находится много заправочных станций.
– Все будет в порядке, обещаю, – говорю я и в первый раз думаю, что это действительно может быть правдой.
Ланни не отвечает, только кивает и закрывает глаза. Вид у нее измотанный. Бедная девочка… Я вот совершенно не чувствую усталости. Мне кажется, я больше никогда не буду спать – по крайней мере, пока не верну моего сына и Сэма живыми и здоровыми.
Я звоню Кеции и пересказываю ей свою мысль насчет заправочных станций. Ей эта догадка нравится, и она говорит, что сейчас начнет работать над этим и перешлет информацию в Теннессийское бюро расследований и в полицию штата. Надеюсь, это не превратится в тотальное бедствие. Я не могу это остановить. Но могу попытаться составить экстренный план.
Путь до Ноксвилла занимает мучительно много времени, и в мозгу у меня снова и снова прокручиваются ужасные картины того, что сейчас, возможно, приходится претерпевать моим любимым. Приходится крепче вцепляться в рулевое колесо, чтобы руки не дрожали. Мне становится чуть легче, когда я подъезжаю к офисному зданию, паркую машину и тороплю девочек вверх по лестнице. Там открываю ключом-карточкой крепкую дверь без каких-либо надписей, и мы входим в просторный офис. Открытое пространство заставлено столами, за некоторыми из них сидят люди, работающие за компьютерами; для некоторых детективов Джи Би это единственный вид расследования. Для других рабочий стол – лишь место, где можно присесть, написать отчет и сделать несколько звонков.
У меня даже нет своего стола. Когда я здесь, просто занимаю один из тех, на которых нет таблички с именем. Хотя в офисе я бываю нечасто – это прописано в нашем соглашении с Джи Би.
Ее кабинет представляет собой стеклянную выгородку в дальнем углу. Сейчас жалюзи на стеклянных стенах подняты, и Джи Би видит меня сразу же, как я вхожу в дверь. Она встречает нас на полпути, обнимает меня и говорит:
– Привет. Как ты? – Отстраняет меня, чтобы окинуть пристальным взглядом, и качает головой, прежде чем я успеваю что-нибудь соврать. – Неважно, я и сама это вижу. Привет, Ланни. И Ви Крокетт я, конечно же, тоже знаю.