– А что? Это верно! – воскликнула Галина, слушавшая речь теоретика анархизма, стоя в дверях. – И мы… мы, Нестор, должны быть на гребне волны! Иначе эту стихию оседлают такие, как Григорьев!.. Будь ты, батько, вождем Третьей революции!
Махно отмахнулся от нее, поглядел в окно, словно надеясь там увидеть этот гребень волны. Затем перевел глаза на олеографию «Девятого вала»… Волна! Заманчиво звучит!.. Все-таки теоретики нужны. Они в самую суть глядят. Ученые люди. Спинозы!
Сколько их появилось в ту пору в России, во всех ее уголках, и прежде всего в столице, великих умов, изобретателей «всеобщего счастья», самоучек или последователей известных светочей и основоположников, авторов потрясающих (действительно потрясающих целые массы людей!) теорий, больших и малых.
Бактерии психической заразы носились по стране с чумной быстротой, перелетая по воздуху, инфицируя многотысячные слои общества. Рушили, громили то, что создавалось людьми и природой в течение долгих лет. Искали новую правду.
«Мировая революция», «перманентная революция», «третья волна», «построение социализма на всей планете», «построение социализма в одной стране», «превращение крестьянства в сельхозпролетариев», «трудовые армии», «стакан воды», «коммунальная частная жизнь», «воспитание детей вне семьи», «фабрики-кухни взамен семейного питания»… И все эти теории испытывались на миллионах людей, прежде чем отвергались.
– Третья революция… – пробормотал Нестор. – А шо, похоже! Большевики пришлы на время. Не может быть, шоб такая власть долго царствовала над селянином… Третья революция! Это точно!..
Он стоял у окна, перебирая в памяти события последнего времени. Может, и права Галина: неосознанно, запрещая себе даже думать об этом, он попытался отойти от борьбы. Нет, не испугался он того, что объявили его «вне закона». Не в таких переделках довелось побывать – и ничего, не опускал руки, не впадал в панику. А тут… Усталость ли сказалась, разочарование ли наступило оттого, что непростой, все более запутанной и непонятной становилась дорога, которая должна была привести всех их к анархическому раю.
Но вот печальный рассказ Трохима Бойка о продотрядах, подчистую выгребавших хлеб из закромов, о бессмысленых расправах над крестьянами всколыхнул его душу. А тут еще Аршинов произнес так нужные ему сегодня слова: «Третья революция!» Вот она, цель! И вроде как рассвело, вроде как дорога к той светлой жизни, о которой мечталось, показалась ему прямее и короче.
Но с кем теперь по ней идти? Распустил, разогнал он своих верных побратимов, сам спрятался в плавнях. Об идиллии на бережочке стал подумывать, о рыбалке…
Нет, не его это! Не его!
Новые мысли накатывались, будоражили душу.
– Ну шо ж! – зло сказал он. – Не я так хотел! Но против бури не пойдешь! – Он позвал Юрка, который маячил под окном. И когда тот, гремя амуницией, ввалился в хату, сказал: – Давай, Юрко, россылай хлопцев, пусть разыскивают наших! Хватит в плавнях отсижываться! Будем снова собирать свою армию!
– Та де ж их шукать, батько? Як? – растерялся Юрко. – Оны ж по всей Таврии. И на Донбаси. И пид Харьковом…
– А ты подумай… По всему уезду, почти в каждом селе живет родня наших хлопцев. Они знают, где кто воюет.
– Поняв, батько!..
…И уже через несколько дней сюда, в рыбацкий хуторок, потянулись первые бойцы, в основном одиночки. Те, кто после ухода от Нестора не примкнул ни к красным, ни к белым, а вернулся домой, выжидая, куда все повернется.
…Недели через полторы по пыльной дороге брела потрепанная красноармейская часть. Худущие клячи едва тащили тачанки. Передки, полные ранеными и смертельно уставшими, ехали без орудий. Многие шли босиком, а кто-то вспомнил про постолы и лапти. Жались поближе к плавням, но и боялись густых лесочков. В каждом из них могла таиться какая-нибудь неожиданность.
Но вот из плавней вышли двое с винтовками. Стояли, не таясь. Ожидали.
Идущий впереди Сашко Лепетченко еще издали узнал Трохима Бойка и ездового Степана…
Нестор искренне радовался встрече со своими черногвардейцами, вояками из вояк. А что малость потрепанные, так это дело наживное: были б кости, а мясо нарастет.
– Лепетченко! Сашко! Ты, сук-кин сын? Вернулся!
– Так радиограммы по всим линиям… Махно такый, Махно сякый… А тут ще посыльный од тебе. Кажу хлопцам: раз батько зове, значить, мы ему нужни.
– Бросили, значить, Красну армию?
– Та ну ее к свыням, цю армию. Харчей нема, и с боеприпасамы… тоже не жирують. Спод Мариуполя йдем впроголодь. На одной конине. И то, только шоб в животи не сосало. Кажу хлопцам, до батька дойдем – прокорме.
– Харчи найдутся, а с боеприпасами и у нас не жирно.
– Ничого, батько! Раз мы вместе, нам и сам черт не страшный, – вроде даже успокоил Нестора Сашко. – И харчи будуть, и боеприпасы!..
…Потом появился со своим отрядом Каретников.
Завидев рыбацкие хатки среди густой зелени и людей, снующих меж возами, он попытался принять молодецкий вид, приосанился. Но эффекта не получилось! Конь у него был хромой, и сам Семен держал в руках не шашку, а костыль. С его помощью он и сполз с коня.
– Карета! Рад тебя видеть! – пошел навстречу Каретникову Нестор. – Выд у тебя: плакать хочется. И сам з костылем, и коняка калека!
Они обнялись.
– Ты ж у Дыбенка был?
– У нього, заразы. Втеклы.
– Он же хозяйственный командир. Шо ж случилось?
– Слащёв його с Крыму попер. Так Дыбенко все растеряв, даже бронепоезда. У нього тепер всього хозяйства, хиба, шо його баба… Покупалысь мы трошкы в Чорному мори – и хватит. Кажу хлопцям: пошли по домам. А уже в дорози с твоимы посланцамы встрелись…
…Последним явился Щусь:
– Звал, Нестор?
– Звал… Я думав, ты где-то на море?
Подурнел, осунулся красавец Щусь после тяжелых боев. И одет уже был не так лихо, а по форме, как заставляли в Красной армии. Но с «послаблениями» в виде тельняшки, бескозырки и лишней амуниции.
Сзади за Щусем на линейках – отряд таких же чубатых, порядком пообносившихся морячков.
– З-под Харькова явились. Хоть не с моря, зато с моряками! – Обернувшись, Щусь указал на хлопцев с винтовками. – От это и есть мои бойовые корабли з трехлинейным калибром. Хороши хлопцы. Спроси хоть у Май-Маевского. Они ему от души жопу перцем натерли.
Нестор и Федос поздоровались, обнялись: два друга, два соперника.
– А про Черныша, про Фому Кожина почему ничего не говоришь? Они ж вроде як с тобою тогда пошли?
– Мы десь под Синельниковом разошлись. Они в конный полк подались. И пушкарь Тимошенко где-то там. При артиллеристах… Та придуть они, если живы! Як пташечки до своего гнезда прилетять. Красна армия – до Троцкого, а наши путя с нею расходятся. Нам, Нестор, окромя тебя другая дорога не предписана.
Щусь был весел. Помыкался, помотался и уже снова почувствовал твердую землю под ногами: вернулся домой…
…Опустел рыбацкий хутор. На большой поляне остались от костров лишь дотлевающие головешки…
Скрипели возы, выбираясь из плавней на степной шлях. Далеко растянулась колонна. Впереди, в боевом охранении – Задов, Юрко и Аршинов.
Махно и Лашкевич ехали на тачанке вслед за тяжело груженной и накрытой парусиной бричкой. Лашкевич придерживал руками портфель.
– Народ собрався, Нестор, в нас поверил. А боеприпасов нема. Без боеприпасов мы не армия, – негромко и печально говорил Лашкевич. – Когда починалы, и то боеприпасу больше було.
– Ничего, Тимош, волна йдет! – успокоил «булгахтера» Махно. – Тебя попрошу вот об чем… – Батько поглядел на накрытую парусиной бричку. – Ты нашу казну одвези на хутора и где-то там хорошенько припрячь… особенно золото. кто знает, як все обернется? Тут тебе и Деникин, и Троцкий, и Григорьев, и чорт рогатый, так шо гроши нам могут очень даже скоро понадобиться. Это у нас будет казна для третьей революции! – многозначительно добавил он.
– Для якой революции – не знаю, но для боеприпасу на всю нашу армию тут бы хватыло, если б купыть, – ответил Лашкевич. – Только хто його тепер продае, боеприпас?
У развилки нескольких дорог тачанка и бричка остановились.
– Мы с отрядом сюда, – указал Нестор. – На Преображенку и дальше.
– Ты, батько, загляны мимоходом в Ново-Петровку. Хлопци, шо вчора вернулись, кажуть: туда якись комиссары направылись. До того булы в Федоровке, весь хлеб выгребли… Трех дядькив ни за шо ни про шо вбылы. Те хотили хоть по мешку зерна себе оставыть.
– Заедем, – пообещал Махно. – А ты, Тимош, сам знаешь куда. Сопровождающих не даю. Так будет надежнее.
Лашкевич перебрался на груженую бричку, а Степан, который до этого правил ею, вернулся на махновскую тачанку. Пересели на нее и Галина с Феней.
– Колы тепер снова побачимся? – с печалью в голосе спросил Тимош. – А яку ж ответственность ты на мене свалыв, батько, страшно даже подумать.
– Боишься?
– Брехать не стану: боюсь!
– Ничого. Ты не из робкого десятка… Я в тебе верю.
И Махно на тачанке умчался догонять уходящее войско. Лашкевич во весь рост поднялся на бричке, тоскливым взглядом проводил скрывающийся за пригорком отряд. Пыль еще долго висела над пустынной дорогой…
Обогнав своих бойцов, Нестор поравнялся с боевым охранением:
– Лёвочка, хлопцы! Где-то тут будет поворот на Ново-Петровку. Не проехать бы мимо.
– Я знаю, – откликнулся Юрко. – Шо, батько, на Ново-Петровку пидем?
– Говорят, там якись зловредни комиссары завелись. Надо б нам на них посмотреть.
Армия Махно двинулась в степные районы, туда, где, по рассказам селян, хозяйничали отряды «продовольственной диктатуры».
В селе Ново-Петровка на пыльной площади собрались две группы людей. На одной стороне стояли небогато одетые селяне, на другой – компания поменьше: продармейцы, одетые, впрочем, также небогато. А посредине площади, как самый важный гость, на селян глядел пулемет «Максим», при нем два человека расчета и командир в новой защитной рубахе, в ремнях, с красочной нашивкой на рукаве. На нашивке выделялась красная звезда с расходящимися голубыми лучами. Но самое главное – буквочки по кругу. Маленькие такие буквочки – «РВТ». И никто из селян не знал, даже не догадывался, что означали эти буквочки. А означали они принадлежность отряда к Революционному военному трибуналу и, стало быть, эти люди могли судить прямо на месте и тут же приводить приговор в исполнение.