Горькое похмелье — страница 26 из 68

– Выходит, ты дезертир, – засмеялся Махно.

– Можно и так сказать.

– Ну, раз такое дело – ставим на довольствие!..

Ночью у костра, где собрались почти все махновские командиры, Глыба спросил у Нестора:

– И долго мы, батько, будем от Деникина тикать?

– Шо, мало от него по морде получил?

– Не в том дело. Хлопцы недовольни. Хотять за своих помстыться.

– У тебя полк, Глыба! Иди, мстись!

– Так боеприпасу нема… Може, позычишь трошкы?

Махно не ответил. Только усмехнулся и вывернул пустой карман.

В наступившей тишине раздался голос брата Нестора Саввы:

– Шось Маруська Никифорова не вертаеться. Недавно мы з нею пид Крывым Рогом встрелись. На Джанкой подалась. Сказала, убью Деникина и вернусь. Хочу, сказала, батьку в очи подывыться.

– Не подывиться, – тихо сказал Калашник. – Высыть в самому центри Симферополя на фонарному стовбу. Аккурат супротив губернаторского дому. Слащёв повисыв.

Помолчали. Тишину нарушил Махно. С печалью в голосе произнес:

– Смела была анархистка… Без головы, но с душой…

– Казалы, замуж выйшла. Успела! – вздохнул Сёмка Каретников.

– Ага. Успела. Рядом с нею висит, Витек Бжостек. Знаменитый террорист, из полякив. Его по всему свету розыскувалы, – добавил Калашник.

– Видная була баба, чего там, – вздохнул Щусь. – На такой любой бы женился… Вечна ей память!

– Так скилькы ж мы будем отступать? – возвратился к прерванному разговору Глыба.

– Нарисуй ему картину, начштаба! – попросил Махно Черныша. – Может, поймет, в какой капкан он сдуру влетел.

Черныш развернул карту:

– Деникинцы гонят нас, как паны на охоте. Сзади «загонщики» – три офицерских полка. А по бокам – части слащёвского корпуса. Зажать они нас намереваются вот здесь, между Ятранью и Синюхой… Основные силы у них – против нашего движения и на флангах. Наша задача – извернуться задом наперед и ударить против. Неожиданно. Быстро. Чтоб главные силы Слащёва не успели прийти на помошь. И тогда мы снова прорвемся туда, откуда пришли. Резервов у белых там нет: они нас там не ждут.

– И скилькы их? – спросил Глыба. – «Загонщикив» цых?

– Я ж сказал: три полка. Из добровольцев. Нас крепко побольше, но… Но перед нами два препятствия: мало оружия, нема пушек, нема боеприпасов, и обоз… раненые. Словом, нет огня и нет маневра. Мы как жеребая кобыла – даже хромый волк догонит.

– Ну и як же воевать? – спросил Глыба, глядя на Махно.

– Думаем, – ответил Нестор. – Думаем, як и рыбку сьесть и… Может, до чего-то и додумаемся.


Ночью вернулся с задания Лёвка Задов, склонился к Нестору, что-то ему долго шептал. Махно оживился, усталые глаза загорелись.

– Хороши новости, батько? – спросил Щусь. Они все еще сидели возле костра, пекли картошку: с продуктами тоже было не густо.

– С петлюровцами договорились. С утречка встречаемся. – Нестор перевел взгляд на Глыбу: – Если будет все так, як задумано, завтра особо нетерпеливые могут идты в наступление. Мы поддержим.

Пламя костра освещало маленькую крепкую фигурку Нестора, его большую голову, смеющиеся и вместе с тем злые глаза.

Ранним утром на разъезде между Генриховкой и Гайвороном они увидели пышущий паром бронепоезд «Вильна Украина». Броневагоны. На соседнем пути – два товарняка, из которых выглядывали разномастно одетые солдаты в папахах со шлыками.

Тачанка с Махно, Задовым и Чернышом подкатила к салон-вагону, возле которого их уже ожидал петлюровский военачальник Суховерхий.

– Здравствуйте, пан генеральный хорунжий, – поздоровался Махно. – Давненько не бачилысь.

– Якбы й николы не побачилысь, я б не печалывся… Бачите, як получилось. Отказалысь бы тоди од своих сумасбродных идей, и мы б з вамы зараз встрилысь не тут, а де-небудь пид Луганском. А то и в Киеви, пид торжественный звон колоколов. И вы б не помощи у нас просили, а булы б хозяином края.

– По-моему, вы все ще за Катеринослав сердытесь? – Нестор вспомнил, что Суховерхий в совершенстве владеет русским. – Плюньте! Тогда, извиняюсь, мы врагами были, а сейчас – союзники. Иное дело… К сожалению, у нас нет времени для долгих разговоров. За нами по пятам следуют слащёвцы.

– Не только по пятам, – усмехнулся Суховерхий. – Они вас почти окружили.

– И шо ж тут веселого? – спросил Нестор.

– Для вас веселое только то, что завтра Слащёв ударит и по моим войскам. Вам будет немного легче.

– Як будет, так и будет! – Нестор решил перейти к делу. – Все як договорено?

– Боеприпасы доставлены. Но в небольшом количестве. А раненых заберу всех.

Махно покачал головой:

– Понимаю. Раненых, как выздоровеют, надеетесь взять себе, а боеприпасы приберегаете.

– Возможно, и так, – продолжил «союзнический» разговор генеральный хорунжий. – На войне все хитрят… Хотел было встретиться с вами Симон Васильевич. Но раздумал. И знаете, почему? Он, видите ли, узнал печальную историю вашей встречи с атаманом Григорьевым.

Махно как будто и не заметил издевки:

– Жаль. А я, признаться, надеялся познакомиться с головным атаманом. Чего ему опасаться здесь, на своей территории? Да ще и в бронепоезде?

– Знаете, говорят: на всякий замок есть своя отмычка. Стоит ли рисковать там, где для этого нет никакой необходимости?

– Вполне разумно, – согласился Махно. – Так приступим к делу?

Суховерхий указал на товарные вагоны и теплушки.

По знаку Махно из-за насыпи показались телеги с ранеными. Командовала здесь Галина, вся в коже, при револьвере.

Из теплушек на насыпь спускались врачи и медсестры в белых халатах. Началась бойкая работа. Петлюровцы выгружали ящики с патронами и винтовками, пулеметы.

– И что, это все? – спросил Черныш, указывая на десятка два ящиков с патронами, оставленные у путей. – И пять пулеметов?.. Не, союзнички, это курам на смех.

– Дарованому коню, пан… як вас там?.. в зубы не дывляться, – ответил начальнику махновского штаба здоровенный сотник с тремя звездочками на воротнике синей, коротенькой, как свитка, шинели.

На соседнем пути в пустые вагоны санитары заносили раненых. На этом же пути, у семафора, дымил еще один товарняк с наспех нарисованными красными крестами.

У генерального хорунжего и Махно продолжалась беседа, уже без всяких насмешек и скрытых уколов.

– А почему вы сами не воюете с Деникиным? – спросил Нестор. – Вооружение, амуниция – все есть!..

Генеральный хорунжий поблек с той поры, как они встречались близ Гуляйполя. И шинель на нем пообтерлась, и золотые шевроны потускнели, и желто-синий бант исчез.

– Вся украинская демократия в драках и спорах. Тютюнник не слушает Петлюру, Петлюра гонит в отставку меня. Изменили сичевые стрельцы, изменили галичане… Не годимся мы для настоящих боев! А вооружение, увы, само не воюет!

– Это правда, – с сочувствием произнес Махно. – Ничего, с Деникиным мы как-нибудь сами справимся… А давайте, пан генеральный, до нас в войско. Будем вместе Третью революцию делать.

– Третью? – спросил интеллигентный начальник броневых сил. – Хватит революций! Украина и так вытоптана и выжжена. Вы знаете, мы в этом году и четверти урожая не соберем! Никто не работает, заводы, фабрики стоят. Пропадет Украина с вашей Третьей революцией! Я бы с удовольствием бросил ко всем чертям эти железяки, – показал он на бронепоезд, – и вернулся в университет… Ох, долго еще мы будем расхлебывать все эти революции!

– А як радовались! – усмехнулся Махно. – С красными бантами ходили!

– Сначала с красными, потом с желто-блакитными… а вы, помнится, с черными… Но никакой бант не заменит буханку хлеба…

Между тем погрузка раненых шла полным ходом. На освободившиеся телеги укладывали ящики с патронами, устанавливали пулеметы.

– Галю! – позвал кто-то из раненых, которого сестры перевязывали возле теплушки. – А ты поидешь з намы до лазарету?

– Мне, братику, воевать надо, – ответила Галина.

Пан генеральный наблюдал за этой сценой.

– Ваши амазонки? – заметил он. – Красивая женщина!

– Моя жена, – сказал Махно. – Анархистка до последней капли крови…

Петлюровский генерал грустно улыбнулся:

– «До последней»… Украинкам рожать надо, а не с револьверами бегать… Может, вы и победите. Временно. Но верх возьмут большевики. Они – единая сила. Кулак. У них идея. И самоотверженность.

– У анархистов тоже, – возразил Махно.

– Э-э, не… Плеть против обуха не устоит. А Деникин – большой дурак. Ему следовало бы признать Украину как республику в составе федеративной России и вместе с нами бить большевиков. Так нет же! «Единая и неделимая»! Парадокс! Мы все ругаемся и деремся друг с другом, а победит Ленин. В Киев мы вошли вместе с добровольцами. Хотели, чтобы и наш флаг, и российский развевались над матерью городов русских… Так нет, выбили нас. Впрочем, я офицеров понимаю. Много мы их раньше порезали. Но, по правде говоря, Симон Васильевич ситуацией не очень владееет. Украинское крестьянство, как и казачество – стихия. Можно только плыть, куда волны гонят… не то утонешь! Нда-с, батенька… Извините, «батько»! А хотите, я вам этот бронепоезд подарю?

– Зачем? – усмехнулся Махно. – Мы – хозяева степей. Там наша сила! – И, подумав, добавил: – С вашей помощью, пан генеральный хорунжий, мы зальем степи огнем, как водой в половодье!..

– Пусть счастит!.. Но – без меня!

…Закончив дела, махновцы выстроились перед батькой. Самые крепкие хлопцы, гвардия, выслушали напутствие.

– Шо хочу вам сказать! – обратился к войску Нестор. – Хватит нам отступать. Пойдем обратно, додому. Но где-то тут неподалеку нас поджидают три офицерских полка. Крепкие полки. Любой кровью, но мы должны сквозь них пробиться. А дальше – широкий шлях до самого Гуляйполя. Степь. Врага нема. Деникинцы пошли на Москву… Мы станем хозяевами своей земли. Да здравствует анархия! Да здравствует Третья, окончательная революция!

– Слава… слава! – ответили полки. – Слава батьку Махно!

Хлопцы были воодушевлены. Они возвращались домой, в родные места.