Горькое похмелье — страница 67 из 68

Странный зигзаг выписала судьба Вольдемара Антони. Помните? Первый учитель гуляйпольских анархистов. В 1906 году он удрал из России. Не близко и не далеко: в Южную Америку! И вернулся только в 1957 году, уже стариком, в родные места, на Украину. Зачем, почему? Ответа нет. Местные жители говорили: помирать приехал. Тоже мотив, конечно. Седой анархист благополучно, хоть и в бедности, прожил до дня своей естественной смерти.

Зато как высоко взлетела звезда (не одна, а две) человека, который, как мы не без оснований предполагаем, был хорошо знаком с Нестором Махно. Речь идет о знаменитом партизанском вожаке Сидоре Ковпаке, который, по воспоминаниям некоторых стариков-махновцев, почти весь 1920 год служил у Махно в хозвзводе. Был Сидор почти одногодок Нестора. В ту пору многие красноармейцы то прибивались к Махно, то опять уходили к своим.

В конце пятидесятых известный партизан-ковпаковец Михаил Иванович Павловский рассказывал нам, что Сидор Артемович иногда вспоминал о Махно. Дружить – не дружили, но, случалось, вели беседы про будущую жизнь. Тут Павловскому можно верить.

Во всяком случае, спустя десятилетия, воюя с гитлеровцами и их пособниками-бандеровцами, Ковпак обнаружил удивительное до тонкостей знание махновской партизанской тактики. Это и «звездные маршруты», и скорость неожиданных бросков, и распространение слухов о ложном месте пребывания вожака или о машрутах партизанского соединения и его намерениях, это и использование местных крестьян в качестве информаторов и разведчиков, раздача трофеев населению и многое, многое другое.

Две звезды Героя Советского Союза украсили грудь малорослого – они с Махно были одинакового роста – Сидора Ковпака.

Многое в нашей истории выросло из событий тех лет, с их лютью и круговертью. И 30-е – с их культом и террором, и тяжелый, мучительный ход Великой Отечественной… Нет в гражданских войнах чистых и нечистых. Все правы и все виноваты. Смещаются понятия о добре и зле.

Генерал Яков Слащёв-Крымский. «“Слащёв-вешатель”, “Слащёв-палач” – этими черными штемпелями припечатала его имя история», – писал в предисловии к книге Слащёва «Крым в 1920-м» Дмитрий Фурманов. Он единственный, кто побеждал батьку, одним из первых поверил советскому правительству, объявившему всеобщую амнистию, и вернулся в СССР. Вернулся вместе со своими двумя друзьями – белыми генералами. На Графской пристани Севастополя Слащёва и его спутников встречал, прервав свой отпуск, сам Феликс Дзержинский. Всесильный, по общему мнению, чекист не без оснований опасался, что и Слащёва, и его спутников расстреляют тут же, у ближайшей причальной стенки. Все вместе, в одном салон-вагоне, приехали в Москву.

По возвращении, буквально через несколько дней, Слащёв получил штатную должность преподавателя тактики высшей тактически-стрелковой школы командного состава (школы «Выстрел»).

По сути, Яков Слащёв, сам того не зная, исполнил роль козла, который ведет на бойню стадо овец. Во всяком случае, многие видные белогвардейские военачальники после такого теплого приема Слащёва в Советской России тоже стали возвращаться на Родину. Спустя короткое время почти все они были арестованы и расстреляны.

Исправно исполнив свою миссию, больше ненужным оказался и сам Слащёв. В 1929 году он был убит, якобы из мести, братом слушателя школы. Темна вода во облацях!

Не забыть бы кого!

Наверное, многие спросят: а что было дальше с Данилевским и Марией? Напомним, что эти образы собирательные, сотканные из нескольких судеб и характеров. Но читателю не составит труда додумать их дальнейшую историю. Можно предположить, что крепкая дружная дворянско-крестьянская семья укоренилась на новой почве, размножилась, офранцузилась. Многочисленные потомки Владислава и Марии Данилевских носят, допустим, фамилию Даниле или Дани, украинский и русский язык, вероятнее всего, они уже почти забыли, но бережно хранят фотографии и в памяти все, что относится к их роду и к их Родине.

И еще о судьбе одной покинувшей Россию в те годы пары, упоминаемой в романе. Полковник Куликовский и Ольга Александровна Романова в конце концов переехали в Канаду, купили небольшую ферму, хозяйничали. Младшая сестра последнего русского императора по-прежнему рисовала, устраивала выставки, немного зарабатывала на продаже акварелей. Они вырастили двух красавцев сыновей. Когда бывшего полковника разбил паралич, Ольга Александровна часами сидела рядом с мужем, держа его руку в своей. Эта история подлинная. История необыкновенной преданности и любви. Пример, которого нам сейчас так не хватает.

Словом, если хотите, это еще и роман о любви, в основе которой лежало созидание. И о любви, построенной на разрушении. Последнее о Несторе Махно. И не только.

Чем-то похожая судьба на судьбу Нестора и у командарма 2-й Конной знаменитого Филиппа Кузьмича Миронова. Взгляды махновцев (Советы без коммунистов, ликвидация ЧК, свободная торговля, справедливый подушный раздел земли, отмена продразверстки) были близки ему, он симпатизировал батьке и часто выручал его. Помогал оружием, боеприпасами. Направлял к нему казаков из маршевых эскадронов, прибывающих на подкрепление 2-й Конной.

Получив приказ об уничтожении Махно, Миронов лишь имитировал атаки, позволяя махновцам уйти. Ели бы не помощь Миронова, армия Махно была бы полностью уничтожена после «крымской бутылки» в ноябре 1920 года.

Безусловно, всё это послужило основанием для репрессий. В январе 1921-го 2-я Конная армия была переформирована в корпус, уволены старые мироновские кадры. Сам же Филипп Кузьмич был арестован 2 апреля 1921 года и вскоре в прогулочном дворике Бутырской тюрьмы «случайным» выстрелом охранника с вышки был убит.

Кстати, примерно в эти годы происходит целая серия убийств военачальников, выдвинутых революционной стихией, «вождей», как величали их в то время, или, если угодно, «батьков» («батек»?), народных любимцев, за которыми преданно и слепо шли войска. Наследников принципа выборности командиров. Преимущественно выходцев из крестьян, уязвленных ограблением села. Такие люди стали представлять опасность для новой, но быстро окостеневающей государственной системы.

В 1919 году при странных обстоятельствах были в спешке расстреляны комбриги Черняк и Богунский. Отравлен батька Боженко. Выстрелом в затылок убит Щорс.

1920 год. В результате провокации приговорен к расстрелу и спешно казнен комкор Думенко. Расстрелян начдив Сапожков.

1921 год. Убит восставший буденновский комбриг Маслаков, принявший «махновскую веру». Его зарезали ночью свои же, приближенные комбрига. До этого они две недели пробыли в плену у красных и были отпущены, хотя сказали, что бежали. Казак-комбриг поверил им и принял как героев.

Чуть позже при точно таких же обстоятельствах был убит атаман Брова.

«Тамбовский волк» Антонов и его атаман Матюхин тоже погибли в результате хитроумно сработавших чекистских ловушек.

И после Гражданской, после «успокоения» страны продолжились покушения. В 1923 году в атамана Дутова стреляет его доверенный посланец, вернувшийся из Красной армии с письмом от единомышленников-казаков. В Варшаве убивают атамана Булак-Балаховича. Чуть позже в Париже убивают украинского самостийника, сына извозчика Симона Петлюру, пользовавшегося поддержкой селян Правобережья и Запада Украины. Бесследно исчезает уссурийский атаман Бермондт-Авалов, оказавшийся в Риге и мечтавший создать «Белую Балтию». Похищены и расстреляны атаман Анненков и его начальник штаба Денисов.

1925 год стал убийственным и для тех военачальников, которые остались на «красной стороне», но сохраняли ореол вождей и любимцев, склонных к самостоятельным решениям. Список из десяти героев Гражданской войны открывают Котовский и Фрунзе. Но это уже, как говорится, другая песня…

Маленькое открытие. Гражданская война длилась не три года, как об этом было принято до сих пор писать и говорить, а больше четырех.

Пролистайте газеты 1921, 1922 годов. Журналистские вести из «Кронштадтского фронта», «Махновского фронта», «Тамбовского фронта», «Самарского фронта», ожесточенные бои с басмачами и т. д. То есть признавалось, что война с крестьянством стала как бы продолжением Гражданской войны. Только и того, что нельзя было сослаться на роль интервентов.

Пожар крестьянской войны был затушен океаном голода. Классовая жестокость переросла в бытовое людоедство. Отмена продразверстки и НЭП стали неизбежностью.

После победы над крестьянской Россией (90 процентов всего населения были крестьяне) страна больше никогда не была вдоволь сытой. Данные времени НЭПа сильно сфальсифицированы. Воспоминания стариков об изобилии в период НЭПа следует подвергнуть коррекции по методу, знакомому всем психиатрам. На людей действовало подсознательное сравнение с голодными 1920–1922 и 1929–1935 годами и со временем Отечественной войны и двумя годами после неё.

И ещё. Советская Республика в ходе Гражданской войны отказалась от многих исконно российских земель: от Бессарабии, Западной Украины, Западной Белоруссии, Прибалтики, Финляндии. Заплатила сотни миллионов золотых рублей «откупного», чтобы обеспечить лояльное отношение к России новых государств. Одной Польше выдали 30 миллионов царских золотых рублей – на то время самую твердую валюту в мире. Возместили ущерб чужим заводчикам и помещикам.

На эти деньги можно было накормить страну, вползающую в жесточайший голод. Спасти четыре миллиона своих граждан.

Махно предвидел голод. Он не раз просил у советского правительства то Екатеринославскую губернию, то Крым, то всего лишь Гуляйпольский уезд для подконтрольного эксперимента: организации вольного крестьянского района. Обещал расплачиваться хлебом. И хотя он без конца выступал на стороне Красной армии и громил белых, уничтожал их тылы, на такой эксперимент ни Ленин, ни Троцкий не решились пойти. После четырех лет кровавого опыта Махно действительно мог бы стать неплохим хозяином. Кое-что осознавшим. Не побоялись ли советские вожди, что он действительно будет с хлебом?