Вечным скитальцем вошел Сайгё в поэзию и легенду. Так его изображает, например, знаменитый художник Сотацу (XVII в.): вот Сайгё глядит на гору Фудзи, вот он бредет под осенним бесконечным дождем…
Первые лет семь после своего пострижения Сайгё провел невдалеке от столицы. Хэйан (Киото) лежит в окружении гор. На горах Западных, Восточных, Северных стояли в самых живописных местах знаменитые буддийские храмы-монастыри. Сайгё переходил из одного в другой, видимо, не подчиняясь монастырскому уставу, как свободный гость. Следует отметить, что во времена междоусобиц монастыри были хранителями культуры.
С миром поэзии он не порывал. Посылал стихи своим друзьям в Хэйане, не чуждался поэтических собраний, где сочиняли, по обычаю, стихи на какую-нибудь тему. Иногда сюжет подсказывала окрестная природа, другой раз картина на ширме. Стихи тут же обсуждались, такое живое общение очень важно для поэта. Вокруг признанного мастера собирались ученики и последователи. Они записывали его беседы, старались сохранить его стихи для потомства.
В «Горной хижине» немало поэтических диалогов. Сайгё обменивался стихами с другими поэтами. Иногда посылалась лишь одна строфа, танка легко делилась на две: начальное трехстишие и конечное двустишие. Надо было написать другую строфу так, чтобы получилась одна танка, вполне поэтически завершенная, – нелегкая задача.
Цепь можно было продолжить: так, во время поэтических состязаний родилась новая стихотворная форма – рэнга («сцепленные строфы»). Строфы следовали одна за другой в переливчатой игре контрастов, переходов, двойной игре образов.
Даже в тихих монастырях было неспокойно, история то и дело давала знать о себе. Из Хэйана приходили тревожные вести одна хуже другой. Борьба за власть между феодалами разгоралась. Знатнейшие подвергались опале, и среди них многие друзья и покровители Сайгё. Шатались и рушились вековые устои. Можно думать, что поэт пережил тяжелые душевные потрясения.
Сайгё отправляется на Север. Это было трудное и опасное паломничество. Путь шел по узкой тропе через горы Саё (Сая) – но Накаяма. Через много лет, когда Сайгё исполнится семьдесят, он вновь повторит это путешествие и сложит о нем бессмертные стихи.
Конечно, Сайгё не был безродным нищим монахом, и даже высшие феодалы принимали его с почетом. Но велики были тяготы пути. В горах подстерегали разбойники, и нелегко преодолеть высокие перевалы, когда идешь словно по облакам над самой бездной.
Сайгё совершил еще много путешествий в самые разные области Японии. Перед ним открывалась красота родной страны и тяжелая жизнь народа. Он проникал в самую глубь отдаленных гор, но повсюду его настигали страшные и печальные слухи о мятежах и междоусобицах. Множились личные потери.
Не помечая тропы,
Все глубже и глубже в горы
Буду я уходить,
Но есть ли на свете место,
Где горьких вестей не услышу?
Нельзя было уйти от трагических событий современной ему истории, от груза прошлого, от воспоминаний, от себя самого.
Лет от тридцати до шестидесяти с лишним Сайгё жил на горе Коя, священном месте для адептов секты Сингон. Заголовки к некоторым из его стихов гласят: «Написано на горе Коя». Сайгё никогда не прерывал свои поэтические труды.
Борьба между юго-западным кланом феодалов под водительством рода Тайра и северо-восточным лагерем, во главе которого стоял клан Минамото, шла с переменным успехом. В середине века власть в Японии захватил Киёмори из рода Тайра. Н. И. Конрад говорит о нем: «…в своем могущественном кулаке он крепко сжал дряблый, погрязший в интригах, выродившийся, всецело увлеченный обманчивым блеском чинов и церемоний хэйанский двор, скрутил некогда надменных канцлеров Фудзивара и, беспощадно сметая все со своего пути, готов был дать, – и однажды, в упоении властью, дал приказ, – остановиться солнцу»[2].
Киёмори удалось разгромить своих противников. На них обрушились жесточайшие преследования.
Сайгё оставался в стороне от схватки. Последние годы своей жизни он провел в Исэ, где находятся храмы исконной японской синтоистской религии и среди них святилище богини солнца Аматэрасу. Для японца того времени характерно двоеверие: синтоизм был близок сердцу Сайгё.
Великий поэт с неослабной силой продолжал дело своей жизни. Ученики записывали со слуха его стихи, его высказывания о поэзии.
В 1180 году Киёмори внезапно приказал перенести столицу из Хэйана в отдаленную местность Фукухара. У исконных жителей отняли землю. Жестоко страдали и новоселы, – построить дома было нелегко.
Вот что пишет об этом Сайгё: «Когда столицу перенесли в Фукухара, я был в Исэ и слагал песни о луне:
Заоблачный чертог…
Увы! Покинутой столицей
Он сделался теперь.
Но пусть луну пятнают тучи,
Не изменился чистый свет».
Всеобщее недовольство было настолько сильным, что Киёмори пришлось вернуться в Хэйан. В 1181 году он умер. Разжался железный кулак, в котором он держал Японию, и междоусобица вспыхнула снова.
«По всей стране воины встают на брань, и нет такого места, будь то на западе или востоке, на севере или юге, где не шли бы сражения. Страшно слышать, какое множество людей погибает!» – так говорит о тех временах престарелый поэт.
И в своем, казалось бы, надежном убежище – на священной для японцев земле Исэ – Сайгё создал стихи потрясающей силы о бедствиях своего времени.
Войска Тайра были разбиты наголову. В 1185 году феодалы под водительством Минамото-но Ёритомо нанесли им последний сокрушающий удар в битве при Данноура. У Сайгё были многочисленные дружеские связи с людьми из рода Тайра. Теперь ему пришлось узнать об их гибели, и картина этой гибели походила на видение ада, столько в ней было нечеловеческого ужаса.
Существовало поверье, что мир живых отделяют от потустороннего мира горы Сидэ-но яма («Ведущие в смерть»). И через эти горы, пишет Сайгё в своих стихах, идут несметные вереницы убиенных воинов.
Лирика Сайгё говорит о том же, что народный эпос того времени, но народный эпос широк, как море. Танка Сайгё о бедствиях войны – короткие вспышки молний.
В 1190 году Сайгё скончался в полнолуние весеннего месяца «кисараги», как он когда-то пожелал в одном из своих стихотворений.
«Горная хижина» («Санкасю») – само название содержит глубокий и емкий смысл. Разворачивается длинный свиток, и перед нами проходят не только картины природы, но и вся жизнь поэта-странника. Горная хижина – временный приют на пути. Горы сами по себе прекрасны, а для средневекового японца они населены мифами и легендами, в них живут древние боги. Для читателя приобщение к прекрасному и неизреченному начиналось уже с названия книги.
Горную хижину мы видим во все времена дня, ночью и днем, на восходе и на закате. Друзья забыли к ней дорогу, а как хочется иногда поговорить с кем-то, кто тебе по душе. Особенно зимой, когда снег замел все тропы.
Кругом теснится бедное селение. Люди ушли в горную глушь не по своей доброй воле, они обречены жить здесь, в хижинах, крытых травою. Весной, когда все работают на полях, не умолкают голоса соловьев. Иногда слышны голоса детей, пронзительный писк соломенной свистульки.
Но вот поэт уходит из своей горной хижины, чтобы прийти в другую… Длится цепь танка, долгая, как сама жизнь.
До сих пор остается не вполне ясным: составил ли эту знаменитую книгу сам поэт или его ученики? Быть может, она плод труда многих людей? Как бы то ни было, немало стихов приобщалось после смерти поэта – из кладовых памяти, или же найдены были стихи, начертанные рукой самого Сайгё, и их стремились уберечь от забвения.
В дневнике одного монаха осталась запись о том, что автограф «Горной хижины» действительно существовал и погиб при пожаре в книгохранилище монастыря.
«Горная хижина» содержит более тысячи пятисот стихотворений, из них семьдесят семь принадлежат другим поэтам. Соучастники поэтических диалогов – известные стихотворцы или безымянные: «некий человек». Получив танка по какому-нибудь случаю, полагалось послать «ответную песню» («каэси-ута»).
Стихи в «Горной хижине» расположены тематически, по образцу «Кокинсю».
Сначала идут времена года, от первого его дня до последнего: «Весна», «Лето», «Осень», «Зима». Потом небольшой цикл «Любовь». И наконец, «Разные песни», на любую тему. Там собраны стихи о любви и странствиях, философские размышления, «горестные заметы» о трудных временах. Танка, написанные, казалось бы, на самые жгучие темы современности, смотрят на века вперед.
Вслед за основным составом книги в современных изданиях следует небольшое приложение: стихи, записанные по памяти или на слух учениками Сайгё. Именно здесь сохранились замечательные стихи о войне и аде, цикл «Детские забавы».
Всего в разных списках и вариантах до потомства дошло две тысячи с небольшим стихотворений Сайгё.
Согласно давней традиции, стихам предпосылаются краткие заголовки или развернутые вступления. Иногда это всего лишь одно слово «кукушка», «луна». Краткие заголовки часто писались по-китайски, но японская проза явно побеждает. В цикле стихов об аде проза великолепна, по стилю она напоминает хэйанские романы.
При помощи заголовков стихотворения группируются в циклы: «Десять зимних песен», «Пятнадцать песен о цветущих вишнях». Сообщаются подробности о том, когда и по какому поводу сложено стихотворение. Или просто помечено – «Без заглавия».
Сайгё вводит в свои стихи слова из обиходной речи. И здесь он тоже по-новаторски смел и свободен. Общепринятый поэтический словарь для него слишком узок и ортодоксален. Начиная с «Кокинсю», поэзия танка замкнута в кругу хэйанских аристократов и густо пропитана столичным бытом. Сайгё снова выводит ее на простор страны. Он обновляет все: темы, словарь, материал. Дорога его лежит в стороне от современной ему поэзии, но именно на эту дорогу выйдут лучшие поэты последующих поколений.