Горнист первой базы — страница 9 из 14

Ральф не знал, на что раньше ему смотреть — на горы или же на море, на стройные кипарисы или на ребят. Пожалуй, это было самое интересное. Белокурые, с глазами цвета весеннего неба финки, смешливые кудрявые французы, русые чехи, скуластые смуглолицые крепыши — корейцы, и советские ребята — все совершенно разные, не похожие друг на друга.

Ральф застыл на месте, увидев маленькую узбечку Мухамад, и не может оторвать глаз от её смуглого лица, бархатной вышитой тюбетейки, а главное — от косичек. Эка невидаль — косички, скажете вы. Что, Ральф у себя в Германии косичек не видел? В том-то и дело, что таких не видел. Ведь у Мухамад их целых двадцать семь! Вот французский мальчик Ричард подбежал к Мухамад и, как ни в чём не бывало, даже не спросив у Мухамад разрешения, начинает пересчитывать её косички, при этом каждую он слегка дёргает.

И Ральф не устоял. Он подошёл к Мухамад, вежливо поклонился и попросил переводчицу передать Мухамад, что, если она не против, он тоже хотел бы пересчитать её косички. Мухамад рассмеялась и сказала, что она не против. Ричард стоял слева. Ральф подошёл справа и, осторожно прикасаясь к чёрным и тоненьким, упругим, как проволока, косичкам Мухамад, стал считать:

— Айн, цвай, драй, фир…

Мало двух глаз, чтобы увидеть все артековские чудеса! А какую память нужно иметь, чтобы запомнить множество новых, неизвестных слов на французском, чешском, китайском, корейском языках! Впрочем, самые необходимые в Артеке русские слова. Они как салют! Скажешь их — и тебя все поймут и улыбнутся радостно в ответ. «Будь готов! Всегда готов!» И вот эта дружная фраза, которую хором скандируют пионеры: «Большое пионерское спасибо!» Или же: «Ленинцы — артековцы молодцы!»

Ох, трудно это повторить! Но Ральф старательно выговаривает:

— Молёдци… молёдци…

Настал вечер. Он зажёг в небе зеленоватые звёзды, простелил на море лунную дорожку. Тихо перешёптывались кипарисы. Отряды выстроились на линейку. Медленно спустилось алое знамя. Пионеры всех стран дружно произнесли по-русски коллективную речёвку:

Над морем ночь спускается:

Ребятам спать пора.

Спокойной ночи, Родина,

До самого утра…

— До самого утра… — повторил Ральф, идя к себе в палатку.

Рано утром весёлый горн разбудил артековцев. Ральф протёр глаза, быстро вскочил и выбежал из палатки. Перед ним стояла Брунгильда в панамке, надвинутой на лоб. Брунгильда держала за руку маленькую чёрненькую девочку.

— Это моя подруга! — Брунгильда победно взглянула на Ральфа. — Это моя лучшая подруга Наталка. Полтава… Полтавка…

И Брунгильда захохотала, всё время повторяя эти два слова: Наталка Полтавка.

«Вероятно, Наталка — имя, а Полтавка — фамилия», — подумал Ральф.

— Айн момент, — вежливо начал он. Ральфу хотелось выяснить — правильно ли он догадался. Но Брунгильда нетерпеливо махнула рукой и убежала со своей новой подружкой.

А Ральф… Ральф ни капельки не огорчился. Он увидел ребят с альбомами. Ему объяснили, что это филателисты. Каждое утро они собираются на большой костровой площадке, где обмениваются марками. Ральф побежал в свою палатку, достал из рюкзака альбом с марками и помчался на костровую площадку. Ребята здесь расхаживали взад и вперёд, громко выкрикивая названия марок на разных языках. Почему-то Ральфу сразу же бросился в глаза черноглазый, вихрастый паренёк, похожий на цыганёнка.

— Во! — сказал он и показал Ральфу марку с изображением первого космонавта Юрия Гагарина.

— О! Прима! — радостно воскликнул Ральф и показал свою марку — чемпион олимпийских игр.

— Можно меняться, — согласился чернявый и отрекомендовался:

— Я — Лёшка.

— Ральф! — ткнул себя пальцем в грудь Ральф.

Они пошли по дорожке, оба очень довольные состоявшимся обменом. Похлопывая друг друга по спине, они весело болтали. Выглядело это так.

— Ральф — Лёшка!

— Лёшка — Ральф!

С того вечера щупленький, белобрысый Ральф из Кодбуса и Лёшка из Чернигова — черноглазый крепыш, похожий на цыганёнка, — стали неразлучными друзьями.

Утром, когда первые лучи солнца золотили горы, Лёшка со своим рыболовным снаряжением вырастал перед палаткой Ральфа и тихо звал:

— Гут морген! Вставай!

Заспанный Ральф выползал из палатки и улыбался до ушей — солнцу, горам и прежде всего своему лучшему другу — Лёшке. Они шли к морю, садились в лодку и забрасывали удочки. Когда клевало и попадалась даже самая маленькая рыбёшка, Ральф хлопал в ладоши и громко кричал:

— Ура! Спасибо! Большое пионерское спасибо!

— Всю рыбу располохаешь мне! — сердился Лёшка и говорил по-немецки:

— Штиль! А то не возьму тебя с собой больше.

Впрочем, Лёшка никогда не приводил своих угроз в исполнение. Всегда и везде Ральфа и Лёшку видели вместе: на рыбной ловле, в морском клубе, в клубе филателистов, на вечерних кострах и прогулках.

Лёшка обычно держался степенно и больше помалкивал, а Ральф тараторил без умолку:

— Смотрите, чайка полетела!

— Краб! Я поймал краба!

После «абсолюта», что на языке артековцев означает «мёртвый час», Ральф и Лёшка отправлялись на прогулку. Вот и сейчас шагают они в обнимку по усыпанной гравием дорожке.

— Добрый вечер! — обращается ко всем встречным Ральф.

До вечера ещё далеко. Но Ральф на многих языках выучил два этих слова, и ему хочется блеснуть своими познаниями.

— Юве хулиа! — приветствует он двух финских пионеров.

— Ештыш янош! — это Ральф кричит толстому венгерскому мальчику.

Двое болгарских ребят, бегущих наперегонки, остановились и здороваются с друзьями.

— Добр вечер, другари! — вежливо отвечают Ральф и Лёшка.

А вот вприпрыжку бегут Брунгильда и Наталка. Брунгильда размахивает толстым конвертом, облепленным марками.

— Письмо! Из дому!

Преградив Ральфу дорогу, она повелительно говорит:

— Стой! Слушай!

И прежде, чем Ральф успел ответить, Брунгильда достала из конверта письмо и стала его читать. Писали все домочадцы.

— «Сообщи подробно, из чего состоит завтрак, обед и ужин», — требовала мама. «Если хочешь быть здоровой, спи после обеда», — советовал папа. «Ах, какие мы устроили именины тёте Терезе, — восхищалась тётя Амалия. — Я подарила ей чулки и прелестные перчатки, а дядя Отто… Впрочем, мне некогда. Бегу варить кофе. Пусть дядя Отто сам тебе напишет».

— Айн момент… — Ральф увидел Мухамад. Она важно шествовала, прижав к груди ежа. Лёгкий ветерок развевал двадцать семь косичек. За Мухамад следовал бельгиец Даниэль. Аккомпанируя себе на мандолине, он напевал, смешно коверкая русские слова:

— Тот, кто роздён был у моря,

Тот полубил навсегда…

— Айн момент! — нетерпеливо перебил Ральф Брунгильду. Он не понимал, зачем она читает эту чепуху: прелестные перчатки, именины, старые тётки — чёрт знает что!

— Прошу извинения, — решительно сказал Ральф, — но мне очень некогда. Даниэль обещал научить меня играть на мандолине.

— Подождёшь! — Брунгильда нахмурила рыжеватые брови. — Послушай, что пишет дяде Отто…

И не дав Ральфу опомниться, она прочитала:

— «Я вспомнил! Брунгильдочка, я вспомнил, наконец. Роман-Кош называется гора, на которой мы сидели однажды вечером. Я, Хильда и наши друзья, советские пионеры. Через много лет, в Равенсбрюке, за колючей проволокой, мы с Хильдой часто вспоминали тот вечер в Крыму…» Остальное тебя не интересует, — спрятав письмо в карман, оборвала Брунгильда. — Главное… Главное то, что завтра мы идём… Не смотри на меня, как телёнок. Завтра мы отправляемся в поход на Роман-Кош. Вот какое совпадение!

— Да. Вот какое совпадение! — повторила Наталка. — Запишись у Рудольфа. Он будет командиром нашего отряда.

Не дослушав Наталку, Ральф помчался к вожатому чешских пионеров:

— Я и Лёшка… запиши! — потребовал Ральф.

А на рассвете пятнадцать артековцев вышли в поход на гору Роман-Кош. Впереди шагал командир отряда весельчак и спортсмен Рудольф Влучек. За ним Магда — санитарка. Через плечо у неё висела сумка с медикаментами. Брунгильда несла мешок с провизией и ни за что не хотела никому его уступить.

— Мне не тяжело! — упрямо повторяла она. Настроение у Брунгильды было немного испорчено. Дело в том, что повар поджарил для туристов целую гору чебуреков, а они впопыхах забыли их взять.

— Ох, какие это были чебуреки! Румяненькие, с поджаристой корочкой! — сокрушалась Брунгильда.

— Ничего! У нас ведь ещё есть вкусные вафли… — утешала её Наталка.

— Да, правда! — обрадовалась Брунгильда. — Ну их, эти чебуреки.

И, в самом деле, стоило ли горевать о каких-то чебуреках, когда всё было так хорошо, так интересно! Наталка, Лёшка, Ральф собирали цветы для гербария, Магда из Праги и Володя из Воронежа всё время находили необыкновенно красивые камни. Ричард и Даниэль во всё горло распевали весёлую французскую песенку, а пёс Дуглас, которого прихватили с собой польские харцеры Яцек и Владек, бодро, заливисто лаял. Владек и Яцек, несмотря на палящую жару, шагали в своей форме: цвета хаки гимнастёрки и короткие штанишки, широкий ремень, к которому прикреплена финка в кожаном чехле. У Владека через плечо висел фотоаппарат ФЭД — премия, которой наградили его в Варшаве за активное участие в обществе «Невидимая рука». Это общество помогало инвалидам и старым больным людям. А Янеку за то, что он сделал модель первого советского спутника, подарили Дугласа. Оба этих мальчика были очень недовольны, когда ребята, обращаясь к ним, называли их настоящими именами. Дело в том, что у каждого харцера есть ещё индейское имя.

— Светлое Перо! Подержи, пожалуйста, мой рюкзак! — говорил Владеку Яцек.

— Хорошо, Соколиный Глаз! — отвечал Владек.

Светлое Перо и Соколиный Глаз честно исполняли обязанности корреспондентов похода. Соколиный Глаз спрятал свою авторучку в карман, а Светлое Перо закрыл фотоаппарат, только когда сумерки окутали горы. Стало прохладно. Налетел порыв ветра. Сверкнула молния.