Молчал Антип, молчал да и сказал:
— Денег не хватит расплачиваться.
Купец глядит недоверчиво.
Антип не унимается:
— Алена моя, коли захочет, получше жены твоей могет вырядиться.
У купца после таких слов лицо вытянулось:
— Ой, врешь!
Тут Антипа за живое взяло, схватил шапку с головы да об пол ее:
— Бьюсь об заклад!
В лавку народу набилось, все дивуются: эко Антип разошелся.
Кой-кто над купцом подтрунивает:
— Поспорь! Аль не могешь?!
А тому зазорно — мужичонка, лапоть дырявый, подсмеивается, а он вроде боится. Ну и подал пятерню:
— Разбивай кто хошь!
Мужики и порешили: если к масленице выйдет Алена на игрища в одежде такой, что даже у богатеев нет, отдаст ей купец тыщу рублей на приданое. А коли обманет Антип, то пойдет с Аленой к купцу в кабалу на три года.
Купец довольный ходит: «Где Антипу богату одежду найти, быть ему с дочкой у меня в бесплатных работниках».
…Скоро масленица, а Алена в латаной шубейке все бегает. Многие головой качали, Антипа жалеючи, но тот молчит, бороденку почесывает, ус подкручивает, да и Алена не унывает.
Вот и праздник наступил. С утра высыпал народ на игрища. С гор катались, песни пели. Только Алены не видно.
Кто-то и крикнул:
— Быть Антипу с Аленой у купца в работниках!
Купец в это время на тройке мимо ехал, услышал и закричал:
— Айда все к Антипову дому, поглядим, как он, лапотник, слово держит. Все они болтуны, беспортошники!
— А сам-то держишь?! — крикнули из толпы.
— Я-то?… — достал кошель. — Вот она тыща! Что Антип нам покажет?!
И покатил. За ним все толпою к избе Антиповой — она на краю села у леса стояла. Подошли, стучат.
Вышел Антип на крыльцо, руками развел:
— Нет дочки, с утра исчезла куда-то.
— А-а-а! — взревел купчина. — Впрягайся вместо коней, ты теперь у меня работник, и что моя нога захочет, то твоя голова исполнить должна.
Заплакали в толпе, завздыхали:
— Ишь, зверюга, че делает, над человеком измывается.
Склонил Антип голову, распряг коней, вдруг кто-то закричал:
— Гляди-ка, братцы, красота какая! — и рукой на лес показывает.
Все и ахнули: выходит из леса Алена в шубе собольей. Боярыня, да и только.
Купчина тут и сел, а ему кричат:
— Чего рот раскрыл шире варежки, Антипу тыщу отваливай!
Бросил купец Антипу под ноги кошель с деньгами, запряг лошадей и погнал из толпы под общий хохот. Приехал домой, схватился за голову:
Как же это, дочь лапотника — и богаче моей жены одежду носить будет?!
Откопал в подполье кубышку с золотом, вернулся к Антипову дому. Толпа не расходится, на Алену любуется. Купец и пристал:
— Продай шубу!
Алена на отца поглядывает, а тот посмотрел на шапку Алены: на ней соболиный хвостик согласно помахивает. Ну и кивнул дочери: дескать, продавай шубу вместе с шапкой.
Высыпал купец золотые, схватил дорогую покупку и быстрее домой. Дома шубу на сундуке аккуратно разложил, пошел жену позвать, а вернулись, глянули — ни шубы, ни шапки, лишь хвост соболиный мелькнул в окошке.
— Ограбили! — заорал купчина и кинулся к уряднику.
Взяли Антипа, хотели суд учинить, да народ не дал. Дескать, продана шуба по-честному, при свидетелях, а что украли — сам виноват. Рот разевать не следует. Так и остался купчина ни с чем.
А как Григорий вернулся, и свадьбу сыграли славную.
Лис Огневик
В тайге пожары часто случались. В сухой год на сотню верст огонь полыхает, коли деревенька али село на пути, слизнет — угли останутся. Откуда огонь зачинался? По-всякому люди гадали: то ли в сухом болоте торф загорится, то ли ротозей костер не затушит. Однако старики сказывали:
— Лис Огневик пробежал, вот и пожар. Сам живой, а хвост огненный, ляжет, накроется им, будто костер пылает, а побежит — языки огненные от хвоста отлетают. В воздухе которые гаснут — не страшно, а на сухую траву попадут — быть пепелищу. Вот он какой — Огневик!
Многие Лиса выслеживали. «Коли живой, — рассуждали, — то и пуля есть для него». Да не шибко на глаза показывался — вспыхнет костром вдалеке и погаснет, вспыхнет в другом месте — и опять нету, а где вспыхнет третий раз — там пылает жарким пламенем. Кто не постережется, сунется к огню, не подумавши, — сгорит заживо. Одному только Степанке Савельеву Лиса углядеть довелось. Думали, жизни лишится, парнишка-то совсем молоденький, а его Огневик еще и наградил — силу над огнем получил, шибко она ему потом пригодилась…
А дело было так: копались они с дедом в огороде, вдруг слышат — в колокол бьют, дед и говорит:
— Сбегай-ко, Степанко, узнай, чего набатный бухает? — Но потянул носом и остановил: — Чуешь, гарью попахивает — тайга пластат. Бери топоры, айда к сходной площади.
…Прорубили мужики просеку, не дали огню к селу подобраться, а потом дождь пошел, совсем пожар затушил. Только над сухим болотом долго дым подымался. Бабы коло тех мест вечером шли, видели — огонь над болотом вспыхивает; мужикам сказали, те и решили:
— Там Огневика обиталище. Истребим — пожаров не будет.
Собрались, ружья взяли, собак. И Степану захотелось идти. Только дед ружьишко не дал — баловством посчитал, сунул ведра ему:
— Сходи-ка по воду лучше.
Степан отказаться хотел, да старик костылем погрозил — строгий был шибко. Но парню поглядеть интересно, как Лиса Огневика добывать станут, смекнул: «Суну ведра где-нибудь за плетень, потом возьму». Однако дед приметил, опять погрозил:
— Знаю тебя, хитреца!
Пришлось Степану с ведрами за мужиками тащиться — не бросать же посередь села! А те посмеивались, мол, не за клюквой идем, но вошли в лес, притихли: то там, то тут огонь вспыхивать начал. Мимо ручья брели, увидели — на другом берегу за соснами огонек мерцает. Кто-то и крикнул:
— Гляньте-ка, костер брошенный, загасить, поди, надобно?
Вспомнили про Степановы Ведра — недалече в кустах оставил:
— Пущай воды в них наберет и зальет.
Сбегал парень, зачерпнул в оба. Только мужики приблизились, пламя шибче полыхнуло, и такой жар пошел — одежда затлела, у собак шерсть затрещала. Завизжали они, понеслись прочь, мужики следом припустили. А Степан не растерялся, обкатил себя из ведра, жар-то и спал сразу. Глядит: Лис на углях лежит, вроде как греется, а хвост у него пламя и есть. И говорит:
— Догадливый ты, Степан, что водой окатился, а я сильней!
Соскочил, обежал Степана и опять на угли улегся. Вокруг парня огонь вспыхнул, одежа на глазах сохнет, задымилась. А пламя все ближе да ближе.
— Гляди, сгоришь заживо! — Лис-то ему.
А Степан схватил второе ведро, на костер вылил. Хвост у Лиса потух, и огонь кончился. Отпрыгнул Лис в сторону, отряхнулся:
— Перехитрил меня, молодец! Говори, с чем пожаловал?
А Степан ему:
— Пошто тайгу, села жжешь? Сколь беды причинил!
Лис и говорит:
— Не я виноват! Передай мужикам, пущай сами с огнем не балуют; где без пригляду оставят, там и мне вольготно. С малой искорки силу наберу, пойду огнем по тайге гулять. Ну а за смекалку награжу тебя.
Глядит Степан, Лис уж совсем обсох, подошел к парню, взмахнул хвостом огненным — пламя Степана объяло и погасло тут же, даже боли не почувствовал. Оглядел себя — ничего на нем не пожжено, по сторонам глянул — нет Лиса, только рядом угли потухшие. Взял парень ведра, побрел в село. А мужики, видать, осмелели, обратно идут, Степана разыскивают. Увидели живого, обрадовались, подбежали — ахнули:
— Эвон как тебя Огневик изукрасил!
Глянул парень в ручей, диву дался — волосы его будто огонь горят. Были русые — стали рыжие. Мужики-то на Степана глядят, вздыхают, а он весело:
— Ничего, светлей будет на вечерки бегать!
Тем и успокоились. Но Степан потом про Огневика рассказал все же и наказ его передал: дескать, самим! в тайге осторожней быть надобно, не то вона какой бедой оборачивается.
А Степана к огню с тех пор потянуло: подойдет к лампадке, любуется, и огонек вроде прибавится, в церковь зайдет — свечи ярче гореть начинают; в кузне побывает, подручным у мехов постоит, кузнец не нарадуется — жар в горне шибкий, какого давно не бывало. Многие Степанову силу над огнем приметили, один знакомый давай его в углежоги сманивать:
— Самое для тебя дело!
Ну, Степан с ним в тайгу и подался. Стал уголь жечь. Только у других углекопов в ямах чурбаки, будто сырые, тухнут либо пламенем занимаются, в пепел сгорают. А Степан глянет — лишний огонь погаснет, землей закидает яму — бревна в аккурат истлевали, уголь супротив других артелей получался отборный. Купцы к ним зачастили, заработок прибавился. Артельщики Степана старшим и выбрали:
— Ты хоть парень молодой, зато к огню глаз наметанный.
…Как-то сидел он на бревнышке, на закатно солнышко любовался, собачонка приблудная подошла: морда лисья, хвост — метелка пушистая, сама рыжая, глаза хитрющие. Давно уж подле артели крутилась. Другие артельщики кто палкой на нее замахнется, кто камнем кинет, а Степан хлебца кусок отдал ей, костей из котла подбросил. Собачонка за ним и бегала, встанет на задние лапы и служит — всегда чем-нибудь поживится. Многие ухмылялись:
— Сам рыжий и собачонка — чистый Огневичок.
…А Степан деда решил навестить. Идет по тайге, собачонка за ним трусит, а то отбежит в сторону и мелькает меж черных сосен, будто язык пламени. Однако к ночи-то не успел Степан до родного села дойти, мимо деревеньки соседней проходить пришлось, вдруг зарево над ней полыхнуло. Он и побежал в деревню скорей. Глядит — изба горит, люди вокруг пожара бегают, старуху за руки держат, та криком кричит, в огонь рвется. Старик ее круг дома мечется, уж которое ведро на себя вылил, а подойти не может — жар большой. Степан разговоры услышал — внучка у них там, Аксютушка. Сами-то выскочили, скотину выводить стали. А она из окон барахлишко выбрасывала, потом исчезла в дыму. Старик кинулся было, да из окон, дверей пламя выхлестнуло…