Среди ночи он один раз проснулся и прислушался к ее ровному дыханию. Сердце его залила тогда великая нежность, желание защитить, и он укрыл ее уверенным, мягким движением матери, укрывающей беззащитного ребенка.
Теперь он нащупал только подушку. Он сел, сон разом растаял. Ее не было. Ни в постели, ни в комнате. Может, вышла заварить чай, подумал он. Но знал, что не в этом дело. Место, где она спали, было холодное. Наверное, она ушла давно. Сам не понимая, как и почему, он знал, что ока ушла и не вернется.
Он встал и оделся.
На улице светило солнце, но это было холодное, никчемное солнце, неспособное разогнать режущий холод воздуха.
— Доброе утро, Кзума, — окликнула его Опора. — Спал хорошо?
— Очень, — ответил. — А ты?
— А я как раз несу тебе кофе, — крикнула Мейзи в окно кухни.
— Спасибо. Сейчас приду возьму.
Он умылся под краном во дворе. Холодная вода больно жалила.
— Здесь есть горячая вода, — крикнула Мейзи.
— Я уже умылся, — ответил он.
Мейзи рассмеялась. Голос ее был радостным, как летнее утро. Кзума улыбнулся и вошел в кухню.
— Выглядишь хорошо, — сказала Мейзи, и глаза ее смеялись.
— И чувствую себя хорошо, — отозвался он.
— И что это с тобой случилось? — спросила Опора. — Вечор был такой кислый, а сейчас готов выше себя прыгнуть, а?
— Может, и готов.
С долгим проникновенным взглядом Мейзи подала ему кружку кофе.
— Да, может, и правда готов, — сказала она.
— А где остальные?
— Элиза у себя в комнате, — сказала Мейзи.
— Лия пошла выяснять, кто это нас выдает, — сказала Опора.
Кзума выпил кофе до дна и поставил кружку.
— Еще хочешь?
— Нет.
— Она спит?
— Нет.
Кзума шагнул к двери.
— Не ходи, — сказала Мейзи.
Кзума мотнул головой. Мейзи, повернувшись к нему спиной, стала смотреть в окно. Кзума дошел до двери в комнату Элизы и постучал. Ответа не было. Он постучал еще раз и вошел.
Элиза отвернулась от стены и посмотрела на него.
— Привет! — сказал он и хотел ее обнять.
Она оттолкнула его, отодвинулась.
— Нет, Кзума.
Кзума замер и посмотрел на нее.
— Что случилось? Тебе нездоровится, родная?
— Нет! Я не хочу, чтобы ты меня трогал.
— Но, Элиза, вчера вечером…
— Вчера вечером я была дура. Пожалуйста, уйди отсюда.
— Но…
— Пожалуйста, уйди!
— Если тебе нужны такие вещи, как у белых, очень хорошо. Мы подкопим денег и купим их, ладно?
— Пожалуйста, уйди, Кзума!
Кзума снова попробовал заговорить, но она указала на дверь:
— Уйди, прошу тебя.
Кзума стиснул кулаки и вышел. Элиза зарылась головой в подушку и вся затряслась от рыданий.
Кзума вышел во двор. Мейзи за ним.
— Мне очень жаль, — сказала она.
— Ничего.
Он поглядел на небо. Солнце скрылось за облаком.
— Я же предупреждала тебя.
Она сунула руку в его кулак. Он почувствовал, какая жесткая эта маленькая рука. Не мягкая, как у той белой женщины, и у жены доктора, и у Элизы. Но она утешала. Он в ответ тоже пожал ее.
— Добрая ты, — сказал он.
— Нет, не добрая.
— Еда готова! — крикнула Опора.
Они вошли в комнату. Пока их не было, вернулась Лия. Лицо ее словно съежилось от холода. Но с виду она была еще сильнее, чем обычно.
— Что-нибудь узнала? — спросила Опора.
— Нет. Кто-то меня выдает, это точно. Я видела того, который меня предостерегает. Его допросили с пристрастием, он теперь и говорить со мной боится. Да, кто-то меня выдает, но кто именно — никто не может мне сказать. Я на обратном пути встретила инспектора, он сказал, что скоро до меня доберется.
— Тогда подожди пока торговать.
Лия фыркнула:
— А деньги нам с неба будут валиться? Скоро уже начинать, но сперва я должна изловить эту свинью, что меня выдает. А уж если я его поймаю… — Она растопырила пальцы, потом свирепо их сжала.
— Но как ты узнаешь?
— Это тот же, который выдал моего мужа и Джозефа. Это я теперь знаю.
Хлопнула дверь на улицу.
— Элиза, — сказала Опора.
Кзума вскочил и бросился на улицу. Элиза быстро удалялась от дома. Он вернулся на кухню. Мейзи встретила его вопросительным взглядом.
— Ушла, — сказал он.
Радость всей ночи обернулась в нем горечью. Его тянуло к ней больше, чем когда-либо, потому что он был с ней и нашел ее такой теплой и желанной. Но теперь осталась только тьма и боль.
— Поешь! — прикрикнула на него Опора, но глаза у нее были добрые.
Мейзи подошла к нему.
— Я еду в гости к друзьям, — сказала она. — Я сегодня не работаю. Поедем со мной. Там легче забудется. Они хорошие люди. Тебе это пойдет на пользу.
Голос у нее был мягкий, ласковый.
— Поешь, Лия, — сказала Опора.
— А где Папаша? — спросила Лия. — Ты ему выпить оставила?
— Да. Он ничего. Сейчас он пальцем пошевелить не может, но когда выпьет — быстро согреется, а тогда придет и поест.
— Я подстрою ловушку, — задумчиво проговорила Лия.
— Может, это та желтая, Пьянчуга Лиз, — сказала Опора.
— Нет.
— И конечно, не Йоханнес и не Лина.
— Конечно, нет.
— Поедем со мной. Тебе это пойдет на пользу, — улещала Мейзи Кзуму.
— Дура ты, что обо мне заботишься, — сказал он. — Мне, дураку, понадобилась Элиза — такая женщина, а теперь ты, дура, заботишься обо мне.
— Я-то не дура, это я знаю. Поедешь со мной?
И голос и глаза ее молили.
После того, как с ним обошлась Элиза, было приятно, что кому-то он нужен. Что кому-то не безразличен.
— Я знаю, что ночь она провела с тобой, — сказала Мейзи.
Он поглядел на нее. Знает, а все-таки зовет с собой?
— Странная ты женщина, — сказал он.
Она улыбнулась, но за смехом в ее глазах таился мрак. Ей хотелось сказать ему, что Элиза не для него, но она знала, что к добру это не приведет. Знала: единственное, о чем нельзя говорить, это Элиза.
— Поедем? Ехать туда долго, надо поспеть на автобус. Тебе там понравится. Там как в деревне. На земле растет трава и деревья, и есть речка и коровы. Поедем?
Он засмеялся. Из ее описания стало так ясно, что надолго она из города никогда не уезжала.
— Ты что смеешься?
— Ты в деревне когда-нибудь жила?
— Нет.
— Потому и смеюсь. Когда ты про это говоришь, сразу видно, что тебе все это незнакомо.
— Да, — повторила Лия, и Опора кивнула. — Подстрою я этому гаду ловушку.
Мейзи встала и вышла из комнаты. Вернулась она в пальто и в шляпе. Глаза ее звали.
— Ладно, поедем, — сказал он неожиданно.
Мейзи вышла, принесла ему пальто и шляпу и помогла одеться.
— Я еду в Хоопвлай, и Кзума со мной, — сказала она Лии.
— Ладно, — рассеянно отозвалась Лия.
Опора проводила их до дверей.
Из какой-то комнаты появился Папаша, застегивая па ходу брюки. Он уже начал пьянеть.
— Лия беспокоится, — сказала Опора. Потом улыбнулась им. — Только смотрите, чтобы не шалить, — и дала Мейзи шлепка.
— Хватит, старуха! — сказал Кзума и рассмеялся.
— Вы его только послушайте! — сказала Опора и ловко повернулась вокруг своей оси, наградив себя звонким шлепком. — Меня называет старухой. Я такое умею, что иным молодым кобылкам и не снилось. Бели не веришь, Кзума, приходи ко мне, проверь.
Она вытолкала их на улицу, а сама стояла на веранде и смеялась.
Кзума с улыбкой поглядел на Мейзи.
— Шутница она.
— Она любит пошутить, но она добрая и очень умная. Ничего не говорит, а видит ох как много.
На углу они оглянулись и помахали. И Опора помахала им. Рядом с ней стоял Папаша.
Они заспешили к остановке автобуса. Автобус на Хоопвлай вот-вот должен был отойти. Мейзи пустилась бегом, Кзума за ней. Вскочили уже на ходу.
Машина была полна, но на задней лавке нашлось местечко. Они сидели тесно прижатые друг к другу. Рука Кзумы впивалась Мейзи в бок, он высвободил ее, обхватил Мейзи за плечи. Она подняла на него взгляд, и смех из ее глаз передался ему, и оба беспричинно рассмеялись.
Мейзи что-то сказала, но грохот стоял такой, что Кзума не расслышал. Он пригнулся к ней. Она повторила. С тем же успехом. Она открыла сумку, достала пачку сигарет, сунула одну ему в рот и поднесла огня. Потом закрыла глаза и уснула, положив голову ему на плечо.
Кзуме стало легко на сердце. Как в тот вечер, когда она повела его танцевать. Эта умеет быть счастливой. Умеет смеяться. И как хорошо, что она и других смешит, и сама радуется.
Два часа спустя Мейзи, спавшая лишь урывками, проснулась и огляделась, соображая, где она.
— Скоро приедем. Сойдем немножко раньше и дойдем пешком. Здесь хорошо. Тебе понравится.
Еще километра через два они сошли. Мейзи взяла его за руку и повела по тропинке. Да, здесь была деревня. Места, как у него на родине. Тишина и покой. И добрая, мягкая земля. Не жесткое шоссе, а мягкая ласковая земля.
— Теперь гляди, — сказала Мейзи.
Они только что обогнули уступ. Под ними лежала долина, и на дне ее пристроилась Хоопвлай — Долина Надежды, — горстка домов и несколько улиц. А позади река.
— Красота, — сказал Кзума и вздохнул полной грудью.
— Я так и знала, что тебе понравится.
— Земля, простор, вот что хорошо.
— Пошли, — сказала Мейзи и побежала вниз по тропинке.
Бежала она легко и проворно, перескакивая через большие камни, увиливая от торчащих из земли острых гребешков. Он и не знал, до чего стосковался по земле. И вот она перед ним. И сколько ее! И небо опять рядом с землею.
— Иди! — крикнула Мейзи.
— Иду! — отозвался он радостно.
Ее ясный беспечный смех долетел до него. Да, здесь он дома. Он побежал вниз по крутой тропинке. Когда до Мейзи оставалось несколько шагов, она опять пустилась бежать, крикнув: «Лови!» Кзума бросился следом, протянув руки, но она увернулась и, смеясь, убежала дальше.
— Лови!
— И поймаю!
Он ощущал себя, как в тот вечер, когда они пошли танцевать, абсолютно свободным и счастливым.